Полный улет Чарльз Хигсон Десять лет назад Деннис Пайк был грозой Лондона. Он никого не боялся и ни перед чем не останавливался. Теперь он поседел, носит очки, любит хорошее кино и собирается начать новую жизнь в Канаде. Но бывшие дружки Пайка братья Бишопы имеют на него виды: он должен помочь им ограбить бывшего члена их банды, который вложил деньги в компьютерный бизнес и сделал состояние. Жизнь, от которой пытался бежать Пайк, начинает нагонять его с опасной скоростью и исход этой гонки может оказаться летальным. Чарльз Хигсон Полный улет Глава первая Дэннис Пайк выбрал явно не тот день, чтобы бросить курить. Утром окно покрылось инеем, хлеб зачерствел, молоко прокисло, в лифте лежал мертвый наркоман, а теперь еще двое парней пытались залезть в его машину. Бледно-желтый двудверный «Форд-эскорт» 1982 года выпуска был недорогой машиной. В нем не лежало ничего ценного, а магнитола была заперта в багажнике. Но этим парням было поздно что-либо объяснять: они уже разбили боковое стекло и лезли внутрь, чтобы открыть дверь. — Эй! Что вы делаете? — закричал Пайк и яростно двинул свою тележку с покупками по направлению к ним. Та послушно понеслась, подпрыгивая, вниз по уклону Далстон-Кросс. Мальчишки равнодушно посмотрели на него. Лет по шестнадцать, может, меньше, в больших широких куртках на молниях, мешковатых джинсах и кедах. В следующую секунду они снова занялись машиной. — Я спросил, что вы делаете? Ничего не сказав, они просто открыли дверь. — Это моя машина. — Это ведро с гайками, — сказал тот, что повыше, и повернулся к Пайку, поднимая бейсбольную биту. Пайк вздохнул: все строят из себя американцев. У парня были маленькие, широко расставленные глаза на тупом угрюмом лице. Он сделал пару шагов по направлению к Пайку, похлопывая битой по ладони. — Вали отсюда! Ну и день! Все началось, когда Пайк налил молока в кукурузные хлопья, и оно свернулось. Вечером он забыл убрать хлеб, и тот зачерствел. А спускаясь в магазин на углу, обнаружил в лифте мертвого наркомана — молодого белого парня в джинсах и свитере. Волосы до плеч, так уже давно не носят. Похоже, сидел на героине. Пайк испытал нечто сродни ностальгии: теперь в моде был крэк. Нечасто случается увидеть настоящего старомодного наркомана. Он лежал, свернувшись клубком, в углу лифта, и сперва Пайк пнул его ногой, подумав, что тот спит или потерял сознание. Когда же понял, что наркоман мертв, даже мурашки пробежали по коже. Мертвый мужчина в лифте. Рано или поздно это обязательно должно было случиться. С тех пор как для усмирения наркодилеров открылось отделение полиции на Сэндринэм-роуд, те перебрались в многоквартирный дом за углом. Они постоянно торчали там, прислонившись к дверям, прямо напротив тотализатора, стараясь выглядеть броско и в то же время неприметно. Пайку осточертело видеть людей, передающих друг другу деньги и «пожимающих» руки в коридорах и на лестницах. Достав хлеб и молоко, он взял кассету с «Южным гостеприимством»[1 - «Южное гостеприимство» («Southern Comfort») — боевик, США, 1981 год.] из «Маммос Видео»[2 - «Маммос Видео» (Mammoth Video) — видеопрокатная сеть в Великобритании.] для настроения. Ну что еще нужно! Позавтракав, Пайк устроился с чашкой чая в своем откидном кожаном кресле, взял пульт и включил магнитофон. Видак издал жуткий скрежещущий звук, картинка задергалась, и все погасло. Он нажал кнопку, чтобы достать кассету, — ничего не вышло. Тогда Пайк приоткрыл крышку и попробовал достать ее вручную, но кассета застряла намертво. Магнитофон накрылся! Как назло, по телеку до вечера не было ничего интересного: только скучные дневные передачи про собак, семейные проблемы и бодрых австралийцев. Что за поганый день!.. — Давай, вали, — парень с битой подошел ближе. Не было никакой надежды, что охранник, сидевший в своей будке на другом конце парковки, увидит их, а даже если и увидит, что-нибудь предпримет. Промозглая ночь, и вокруг — никого. Парковка выглядела пустынной и заброшенной — всего пять машин. С одной стороны тянулись фабрики и склады, с другой — проходила железная дорога, а третья примыкала к тыльной стороне торгового центра «Далстон-Кросс». Приятель Биты в черной куртке «Наф-Наф»,[3 - «Наф-Наф» — марка модной молодежной одежды.] которая была ему велика размера на два, ритмично кивал головой и гундел: — Да, да, да, — без конца. Пайк пожалел, что вчера вечером решил бросить курить, но это был пункт его плана: уволиться с работы, бросить курить и подготовиться к переменам. И тут нате! — Эй, оставьте машину в покое, — сказал он, но подростки не прореагировали, Пайк представлял, как выглядит он в их глазах: жалкий старый очкарик с магазинной тележкой. Он бросил взгляд на свои покупки в поисках возможного оружия. От французского батона пользы не будет, бутылочка с уксусом слишком мала, к тому же, если разобьется, может порезать руку. — Неужели надо было разбивать стекло? — спросил он, чтобы потянуть время. — Вставлять — такая морока. — Ой, какая жалость, — издеваясь, сказал Бита. Наф-Наф рассмеялся. В этот момент Пайк высмотрел среди покупок замороженного цыпленка. — Ладно, может, просто уйдете, а? И забудем о стекле. Я вчера бросил курить, мне и без вас хреново. — А может, ты просто уйдешь, мужик? — Парень с вызовом поднял биту. Детки-конфетки. Пайк всегда ходил в супермаркет на Далстон-Кросс по вторникам. Он приходил сюда и в другое время, и в другие дни. Но только вечером во вторник, в половине восьмого, здесь было мало народу. Пайк ненавидел толкотню. Он знал, что в магазине на Ридли-роуд, совсем рядом, цены были вдвое ниже, но это было неважно. Пайку нравилось войти в магазин, загрузить тележку недельным запасом продуктов, быстро расплатиться и уйти. Более того, прямо за «Далстон-Кросс» находилась эта огромная парковка, и ему не приходилось далеко тащить тяжелые пакеты. «Далстон-Кросс» представлял собой закрытый торговый центр с собственной звонницей. Пайк узнал об этом от кого-то из покупателей, стоявших с ним в очереди. Что ж, понятно: северо-восточная часть Лондона как раз знаменита колокольнями в итальянском стиле. Внутри была устроена пещера Санта-Клауса и играла рождественская музыка. Вокруг пещеры располагалась площадка с двигающимися куклами, которые разыгрывали сцену Рождества, а еще там были эльфы, гномы и лесные жители в костюмах викторианской эпохи. Было что-то неуловимо зловещее в ритмично кивающих и машущих руками куклах посреди пустынного зала. Множество фигурок свисало с потолка, словно на какой-то жуткой рождественской скотобойне. Однако бродить среди покинутых, ярко освещенных прилавков громадного супермаркета было приятно. Процесс, безусловно, доставлял Пайку удовольствие. Неожиданно для себя он обнаружил, что живет в предвкушении этого еженедельного ритуала и после утренних неприятностей поход в «Далстон-Кросс» был как нельзя кстати. И надо ж было такому случиться! Бита шел на Пайка с абсолютно бесстрастным выражением на лице. — Пеняйте на себя, — сказал Пайк. Выхватив замороженного цыпленка, другой рукой он одновременно толкнул на парня тележку, чтобы отвлечь внимание. В момент, когда тот приготовился остановить несущуюся на него тележку и посмотрел вниз, Пайк, словно ядро, метнул птицу, и та впечаталась парню прямо в лоб. Одновременно мимо с грохотом пронесся лондонский поезд северного направления, и Пайк боковым зрением уловил мелькание света и лиц пассажиров. Оглушенный Бита пошатнулся и медленно осел на мокрый бетон, выронив при этом биту. Пайк подбежал и быстро схватил ее. Он подумал: а что, если кто-то в поезде заметил это маленькое сражение. Тогда новая Агата Кристи, возможно, захочет додумать, что произошло с тележкой, битой и замороженным цыпленком. Наф-Наф был поражен таким поворотом событий и лишь стоял, разинув рот. Пайк прижал его битой к машине. — Черт. — Глаза Наф-Нафа расширились. — Вот беда, правда? — сказал Пайк. — А теперь выворачивай карманы. Заплатишь мне за стекло. Но это было глупо. У них были жалкие четыре фунта и тридцать восемь пенсов на двоих. Пайку не хватило духу взять их. Вместо этого он прихватил биту. Он пришел домой и позвонил в круглосуточный сервис по замене стекол, затем уселся смотреть телевизор. Пайк обставил практически всю квартиру подержанной офисной мебелью из магазина под железнодорожным мостом рядом со станцией «Хэкни Даунс». Пол устилали прочные ковровые плитки бежевого цвета, а вдоль стен стояли темно-зеленые металлические стеллажи. Он признавал только картотечные шкафы. Все стулья были офисные, на колесиках и с регулирующимися спинками. Столы — тоже металлические. Единственной данью удобству было дорогое кожаное кресло с откидывающейся спинкой, в котором он смотрел телевизор. А какой телевизор! Последняя широкоэкранная модель, тридцать шесть дюймов по диагонали, с никамовским[4 - Никам (Nikam) — цифровая система передачи стереозвука.] стереозвуком, встроенными стереоколонками, соединенная с суперсовременным видеомагнитофоном. Этот чертов видак! Пайк уныло посмотрел на пачку «Силк Кат», которую он оставил на камине для испытания воли. Что ж, он переживет все это, не сорвется. Первый день, вероятно, самый худший. В конце концов, по телевизору вечером намечается что-то приличное: парочка фильмов и передача о крокодилах — звучит занимательно. Через час или около того Пайк уже чувствовал себя гораздо лучше и решил, что можно выбросить пачку сигарет. Он взял ее и уже прицелился, чтобы бросить в металлическую корзину, но раздался звонок в дверь. Это был человек из сервиса. Пайк спустился с ним к машине и подождал, пока он вставит стекло. Затем заплатил наличными возмутительно большую, на его взгляд, сумму и пошел обратно в квартиру. Он вышел из опустевшего теперь лифта и увидел рядом с квартирой двух мужчин, глазеющих в окно. — Эй! — Пайк стал осторожно спускаться на площадку, приближаясь к ним. Они обернулись, и он остолбенел. Это были братья Бишоп, Чес и Ноэль. За десять лет они изменились, но их появление, как и прежде, не предвещало ничего хорошего. Пайк выудил из кармана пачку «Силк Кат» и вытащил сигарету. — Привет, Ноэль. Есть прикурить? Глава вторая Братья Бишоп. Пайк помнил, как увидел их в первый раз. Это было в Тоттнеме[5 - Тоттнем — исторический район Лондона, преим. рабочий.] в баре «Петух». Ноэль подсел к Пайку за барную стойку и представился: — Меня зовут Ноэль, а это — Чес. Мы братья-близнецы. Похожи как две капли. Он рассмеялся. Это была его любимая шутка. Братьями они, может, и были, но уж никак не близнецами. Более непохожих людей найти было трудно: Чес был невысокий и коренастый, с зализанными назад волосами; Ноэль — высокий и тощий, с курчавым перманентом. Два урода. — Две капли? — спросил Пайк. — Интересно, чего? Это был момент, когда судьба могла распорядиться иначе. Он буквально видел, как их мозги ворочаются, раздумывая: это вызов? Стоит ему вдарить? Или принять все как шутку? Пайк бесконечно сожалел, что оба рассмеялись. Если бы они просто взгрели друг друга и разошлись, Пайк не удостоился бы чести водить дружбу с Ноэлем и его тупым братцем всю оставшуюся жизнь. — Ты пригласишь нас войти? — спросил Ноэль, протягивая Пайку зажигалку. — Нет. — Пайк прикурил и вернул зажигалку хозяину. — Брось, Пайки. Десять лет прошло. — Что тебе нужно, Ноэль? — спросил Пайк, поворачивая ключ. — Имей совесть. Здесь холодно, — сказал Чес. Пайк понял, что спорить бессмысленно. У них были причины, чтобы разыскать его, так что вряд ли они все бросят и просто уйдут. Он открыл дверь и кивнул братьям, чтобы те проходили. Чес почему-то всегда считал себя более стильным, чем Ноэль. Сейчас на нем был серый искрящийся костюм с подвернутыми рукавами, черная рубашка с расстегнутым воротом, много золота и дорогие бордовые мокасины. Сильный загар, огрубевшие черты выпивохи. Его волосы были выкрашены в пепельный цвет и тщательно уложены. Пайк не мог понять, как можно по собственному желанию так укладывать волосы — они выглядели словно парик. Ноэль изменился сильнее. Он растолстел, и хотя его тело заметно округлилось, длинные руки и ноги были по-прежнему худыми. Джинсы с завышенной талией затянуты на пузе ремнем. Довершали наряд белая рубашка и цветная нейлоновая куртка с капюшоном, которую в свое время называли «анорак». На маленькой голове красовалась лысина, но, восполняя этот недостаток, он отрастил волосы сзади и по бокам. Прямые и тонкие, они свисали аж до воротника рубашки. Пайк не привык принимать кого-то в своей гостиной, она не была приспособлена для этого. Единственным удобным посадочным местом было кожаное кресло, и Ноэль сразу его занял. — Отлично, — сказал он, положив руки за голову и откинувшись назад, — большой телевизор! Чес в это время рассматривал металлические стеллажи, забитые до самого потолка кассетами. — Как много кассет! Ты их все посмотрел? — Чего вам надо? — У тебя найдется что-нибудь выпить, Пайки? — спросил Ноэль. — Пиво в холодильнике. — Молодец. — Ноэль улыбнулся и подмигнул ему. Пайк принес четыре банки «Фостерс» в упаковке и угостил братьев. — Едва узнаю тебя, Дэннис, — сказал Чес, с хлопком открывая банку. — Что с тобой произошло? — Я стал старше. — Ты почти весь седой, — сказал Ноэль. — С чего бы это? — Наследственность, — ответил Пайк. — Мой отец поседел, когда ему еще сорока не было. Но по крайней мере, шевелюра у него до сих пор цела. Ноэль ударил себя по лысине: — Отвратно, да? — А очки? — спросил Чес, переворачивая пустую металлическую корзину и садясь на нее. — Дэннис Пайк, Ковбой из Тоттнема — и в очках! Да, времена меняются. — Ну ладно. Я поседел, ношу очки, у меня большой телевизор. Вы ведь пришли не затем, чтобы сказать мне это. — Нам нужна твоя помощь, Дэннис, — честно ответил Чес. — Спокойной ночи, ребята. — Выслушай нас, Дэннис. — Мне не интересны ваши махинации, Чес. — Нет, нет. Это совсем другое. — Что ты делал последние десять лет, Пайки? — спросил Ноэль и включил телевизор, приглушив звук. — Ничего. — Ты должен был что-то делать. Пайк посмотрел на экран: показывали «Несмотря ни на что».[6 - «Несмотря ни на что» («Against All Odds») — приключенческий боевик, США, 1984.] Он так хотел увидеть этот фильм, ему безумно нравился первый вариант с Робертом Митчумом, а с Джеффом Бриджесом[7 - Роберт Митчум, Джефф Бриджес — известные американские киноактеры.] он еще не видел. — Занимался своими делами. И собираюсь продолжать в том же духе, — ответил он. — Мы собираемся ограбить Паттерсона, — сказал Чес, ухмыляясь во весь рот. — Чтоб знал свое место. — Ну вы и придурки! — Пайк покачал головой. — Паттерсон продвинулся, — сказал Ноэль. — Он теперь большой чел. Владеет собственным бизнесом в электронике. — И вы собираетесь его обокрасть? — У нас есть прекрасный план, — сказал Чес. — Сомневаюсь, если его придумали вы. — Послушай, — Чес закурил «Бенсон энд Хэджес». — Даже если он узнает, что это мы, все равно не сможет нас прищучить, не сможет обратиться в полицию. Это его самого утопит. Как здорово — обворовать вора! — Мы все потонем к чертям собачьим, Чес. Почему я, по-твоему, был тише воды, ниже травы целых десять лет? — Ты нам нужен на подхвате, Пайки. Только и всего, — сказал Ноэль. — Забудь об этом. Я вне игры. — У него полно бабок, — сказал Чес. — Похоже, он миллионер. — Мне это неинтересно. У меня есть деньги. Я работал и накопил достаточно. И вообще собрался двигать отсюда. И теперь мне только не хватало, чтобы два записных идиота снова втянули меня в это дерьмо. Господи! Да я готов об заклад биться, что у вас даже плана нет. — Ну, у нас есть идея, — сказал Чес. — Хреновая идея. — Хорошо, хорошо, — ответил Ноэль. — Это правда. У нас нет четко разработанного плана. Мы в процессе: собираем команду, но… — Достали! Пошли вон отсюда! — Но это замечательная идея — ограбить Паттерсона. — Почему я, Ноэль? Почему вы не обратились к другим? Крисси, Колину или Мику? — Они все покойники. — Черт, я забыл. — Пайк опустился на крышку парты. — Ведь Мик накачался во Флориде? — Да. Всё наркота. — Он так и не смог завязать. Но я ничего не знал про Колина и Крисси. — Колин разбился на мотоцикле, — сказал Чес. — Ну да. А Крисси? Держу пари, напился до смерти. — Захлебнулся, — сказал Ноэль, — блевотиной. Бедняга вроде завязал, не пил уже три года. — Друганы уходят, Дэннис, — сказал Чес, стряхивая пепел с сигареты на пол. — Остались только мы. — Мы неудачники, Чес, все до одного. И ничем хорошим это не кончится. — Ты лох, Пайки, — печально проговорил Ноэль. — Не понимаешь что к чему. — Возможно. — Пайк посмотрел на экран. Там, изнывая от жары где-то в Мексике, разгуливала едва прикрытая Рейчел Уорд.[8 - Рейчел Уорд (Rachel Ward) — английская киноактриса («Широкое Саргассово море», «На последнем берегу»).] — Может быть, я и лох. Но вот что я тебе скажу, Ноэль. Когда-то я считал, что все вокруг — лохи. Все, кто зарабатывает себе на жизнь. Но тут обнаружил, что быть никчемным тупым хулиганом намного тяжелее. Я был придурком. Больше не хочу. У меня достаточно денег на счету под высокие проценты, чтобы прожить на них до отъезда в Канаду. Шесть недель — и все, ищи-свищи. — Господи Иисусе, Пайки! — сказал Ноэль. — Грустно, хоть плачь. Ты же был Крутым Дэннисом, истинным самураем северного Лондона, тоттнемским ковбоем. Ты был Пайком, черт тебя подери! Посмотри на себя: седые волосы, очки и счет в банке. — Я не буду ни в чем участвовать, Ноэль. Не желаю иметь с этим ничего общего. А чего вы ждали? Что выложите мне вашу сырую идею, а я загорюсь? Клюну на Яна Паттерсона? Сделаю вид, что ничего не изменилось? — Где у тебя туалет, Дэннис? — спросил Чес. — Что-то пиво хорошо пошло. — В конце коридора, у двери. Чес сполз с корзины. Затем рыгнул, разгладил брюки и вышел, прикрыв за собой дверь. Ноэль пощелкал по каналам. — У тебя есть «Скай»?[9 - «Скай» (сокр. От Sky Digital) — спутниковое телевидение с широким выбором англоязычных программ.] — Нет. — Такая муть! — Как вы нашли меня, Ноэль? — Герман-Херман. — Кто такой? — Чес познакомился с ним в тюрьме. — Я не знал, что Чес сидел. — Два года, подделка дорожных чеков. — Кретин. — Герман — хакер. Компьютеры и все такое. Гений. Чес разыскал его, когда вышел из тюрьмы. В наше время это очень полезное знакомство. Они с Чесом провернули пару делишек. Герман на самом деле не преступник, просто любит свою работу. Компьютерный наркоман. — Ну, так как вы меня нашли? — Через «Маммос Видео». — Что? — Ты всегда тащился от кино, правильно? Мы решили, что ты обязательно должен состоять в каком-нибудь видеоклубе. А все большие видеоклубы компьютеризованы и связаны в единую сеть. Герман просто лазил по ней, пока не нашел тебя. Заняло около двадцати минут. — Господи! — Забавный мирок у этих хакеров. Своего рода секта. Они общаются друг с другом по всему миру, и у них у всех идиотские клички, типа… О, черт! Как же Герман себя называет? Нет, забыл. Я говорил Чесу, что надо его называть Адольф Хакер. Адольф! Сечёшь? Пайк понял, но смеяться не собирался. Они услышали звук спускаемой воды, и вскоре в комнату вошел Чес. — Прекрасная ванная. А плитка — прямо изразцы. Денег стоит, да? — Хватит, Чес. Не хотелось бы проверять, на месте ли она. — Не лезь в бутылку. Я только поделился впечатлением. — Послушай, Чес, — спросил Ноэль. — Какая кличка у Германа, когда он в сети? Напомни. — Пайку это неинтересно, — отрезал Чес. — Вспомнил. — Ноэль усмехнулся. — Красный Барон. Точно, Красный Барон. — Пошли, Ноэль, — поторопил Чес. — Пора валить отсюда. Дэннису явно это все не интересно. — Ты что, сдаться решил? — Ноэль был ошарашен. — Господи! Ты говорил об этом всю неделю. Пайки, он говорил о тебе, не замолкая. Мол, ты единственный человек, способный разобраться с Паттерсоном. Он еще собирался сказать про Марти. — А что с Марти? — Теперь не важно, Дэннис, — сказал Чес. — Мы только теряем время. — Что с Марти? Какое она имеет к этому отношение? — Она все еще с Паттерсоном. Чес просто думал, что у тебя до сих пор на него зуб. — О боже, Ноэль. Прошло десять лет. Я не собираюсь ни с того ни с сего ворошить прошлое и нестись убивать эту сволочь. Пусть вместе радуются жизни. С этим кончено. — Да, я вижу, — ответил Ноэль. — С этим кончено, и с тобой кончено. — Пойдем отсюда, Ноэль, — сказал Чес. — Было приятно повидаться, — сказал Пайк, пока Ноэль вылезал из кресла. — Взаимно. Послушай, Пайки, если передумаешь, вот моя визитка. — Твоя визитка? — Не надо, Ноэль. — Чес положил руку ему на плечо. — Не суетись. Но Ноэль уже вытащил бумажник — старый, потрепанный, из кожзаменителя, перетянутый резинкой. — Брось, Ноэль, — сказал Чес. — Просто на всякий случай. — Ноэль протянул Пайку визитку. — Ноэль Бишоп. Независимый финансовый консультант? — прочитал Пайк. — Визитка старая, но телефон остался тот же. — Независимый финансовый консультант?! — Азартные игры, бега и все такое, ну ты знаешь. — Ты самый поганый игрок из всех, кого я встречал, Ноэль. — Да. Но понтеры были не в курсе. — Правда, недолго, — сказал Чес. — Да, — ответил Ноэль печально. — Я кучу денег потерял на этом предприятии. Визитки вот пригодились. Они прошли в холл. Пайк заглянул в туалет: в унитазе плавал сигаретный бычок. — Еще увидимся, — сказал Чес. — Искренне надеюсь, что нет. Пайк открыл входную дверь, и братья Бишоп вышли. — Обязательно дай мне телефон своего парикмахера, Чес, — сказал Пайк. Чес улыбнулся и провел рукой по волосам. Он был уже на полпути к лифту, когда понял, что Пайк издевается. Глава третья В среду днем Пайк подъехал к «Далстон-Кросс» и остановился на людной стороне улицы. Припарковавшись, он прошелся до Кингслэнд-роуд, где находилось отделение банка. Шел дождь, тротуар был черным и скользким. Погода выдалась необычно теплая, и Пайк понял, что зря надел свою короткую дубленку. Движение на дороге замедлилось, и люди переходили дорогу, лавируя между машинами и автобусами. У банкомата две негритянки получали деньги. Пайк ждал, пока они уйдут. Женщины болтали о чем-то, но он не прислушивался. Наконец они ушли. Пайк вытащил кредитку из кошелька и вставил в банкомат, затем набрал свой номер. Он хотел взять сто фунтов в расчете на неделю. Ожидая денег, Пайк рассматривал оживленную улицу. Большой поток людей двигался от станции метро и продирался сквозь группку недоумков, продающих газету «Сошиалист уоркер». Когда он взглянул на банкомат, на экране было сообщение: «Извините, мы не имеем возможности удовлетворить ваш запрос. Пожалуйста, обратитесь в ваш филиал». Пайк вытащил карточку и попробовал снова. Все повторилось. Все это было немного неприятно, но не более того. Он вошел в здание. Там в ярко освещенном зале терпеливо поджидало несколько человек. Пайк занял очередь и стал бездумно рассматривать развешанные на стенах проспекты, рекламирующие различные специальные вклады с глупыми названиями. Он взглянул на экран и увидел там себя. Какой-то незнакомый старик. Пайк отвернулся. Окошко освободилось, и он подошел к нему. Молоденькая девушка в униформе улыбнулась: — Доброе утро. — Здравствуйте. — Пайк протолкнул свою кредитку под стекло. — С ней что-то не в порядке, банкомат не принимает. — Да, сэр. — Может, я повредил ее или что-то в этом роде. — Пайк видел, как девушка вставила карточку в свой компьютер. Они подождали, затем она несколько раз нажала какую-то клавишу, вынула кредитку и вставила ее вновь. Улыбнувшись Пайку, она оглянулась: — Дорин! Дорин, вы не могли бы подойти? Из задней комнаты для служащих вышла женщина постарше, в очках. Они тихо поговорили друг с другом, при этом девушка несколько раз показывала на экран, затем попробовала пропустить карту еще раз. Дорин нагнулась к стеклянной перегородке. — Это ваша кредитная карта, сэр? — Конечно моя. А что? В чем проблема? Дорин улыбнулась, словно никакой проблемы не было вовсе. — На какое имя открыт счет? — На мое. Пайк, Дэннис Пайк. Дорин нахмурилась и набрала что-то на компьютере. — Пайк через «а»? — Да. — Странно… — Что такое? — Похоже, здесь нет никакой записи касательно вашего счета. — Что? — В базе данных отсутствует запись касательно вашего счета. — Но это полная чушь! У меня ведь есть наша кредитка, так? — Да… Его попросили произнести по буквам полное имя, затем адрес. Но это ничего не дало. — Мы обязательно разберемся во всем, мистер Пайк. Скажите, у вас есть другой счет в нашем банке? — Да, у меня есть депозит. — Вы хотели просто снять какую-то сумму? — Сто фунтов. — Если у вас есть с собой расчетная книжка… Пайк вздохнул. Расчетная книжка лежала дома, в картотечном шкафу, что рядом с кроватью. Там он хранил все свои документы. Вот невезуха! Что ж, придется вернуться домой. — Дорин! В любом случае счет должен был высветиться на экране. Но здесь нет никакой записи. — Шикарно! — Пайк оглянулся на вереницу равнодушных людей, терпеливо ожидающих своей очереди. Он раздраженно постучал бумажником по стойке. — Вы знаете номер своего счета? — спросила Дорин. — Наизусть не помню. — Дело в том, что мы — всего лишь филиал. А управлением счетами занимается… — Мне это неинтересно, — сказал Пайк. — Я просто хочу снять немного денег. — Здесь определенно какая-то ошибка, — ответила Дорин, продолжая что-то набирать на клавиатуре. — Здесь написано: «Обратиться к К. Барону». — Барон? — Да, здесь может быть какая-нибудь проблема со счетом, может быть, компьютерный сбой или что-то еще. Пайк не слушал. К. Барон. Обворовать вора. У меня есть идея. Герман-Херман — Красный Барон. Но было ли у Чеса время? Когда он пошел в туалет, было ли у него время, чтобы проскользнуть в спальню и порыться в картотечном шкафу? Чтобы найти нужную информацию. Информацию, которая нужна Герману. В конце концов, сейчас легко провернуть такое: украсть деньги с помощью компьютера. Особенно если знаешь, как и откуда, и уверен, что твоя жертва не обратится в полицию. А Чес в этом не сомневался. Он знал, что Пайк никогда не пойдет к стражам закона. Обворовать вора. Вот почему Чес и Герман оставили сообщение: «Обратиться к К. Барону». Оно означало: «Мы тебя сделали». Ему не следовало говорить братьям о деньгах. Неудивительно, что Чес тут же сменил тон и быстро убрался… В это время Дорин спрашивала его о чем-то. — Извините, я не расслышал. — Я говорила, хотите ли вы, чтобы мы приняли меры? — Нет, нет. Все в порядке. Я понял что к чему и обращусь к мистеру Барону в ближайшее время, Я просто забыл. Это… Вы знаете… Не беспокойтесь. — Мы можем позвонить мистеру Барону, если хотите. Возможно, он… — Нет, нет. — Пайк с улыбкой забрал свою кредитку. — Все действительно в порядке. Он вышел на улицу. И словно попал в другой мир. Какой-то религиозный псих проповедовал через громкоговоритель, а несколько человек танцевали вокруг, напевая и выкрикивая: — Аллилуйя! Аллилуйя, мать вашу! Пайк некоторое время стоял как столб. Десять лет он спокойно двигался в одном направлении, а теперь кто-то перекопал дорогу. Чес. Пайк взял себя в руки. Он просто должен разыскать эту скотину. Господи, неудивительно, что Чес так резко переменился, когда вышел из туалета. Неудивительно, что он не хотел, чтобы Ноэль давал Пайку свою визитку. Ну конечно! Визитка. Пайк пошарил в кармане и выудил из всякого мелкого барахла картонный прямоугольник с телефонами. Недалеко от станции метро был таксофон. Конечно, маловероятно, что Ноэль окажется дома, особенно после того, как они с братцем его обчистили, но Пайку больше ничего не оставалось. Он бросил десятипенсовую монетку в таксофон и набрал номер с визитки. После нескольких гудков трубку сняли. — Ноэль Бишоп. — Это Пайк. — Пайки! Привет, парень, — казалось, он искренне рад его слышать. — Ты передумал? — Со мной этот номер не пройдет. Какого черта вы это сделали, Ноэль? — Э-э, хороший вопрос. А что случилось? — Ты знаешь, что случилось. — Боюсь, что нет. Пайк посмотрел на ноги. Ноэль никогда не умел блефовать, и сейчас создавалось впечатление, что он действительно озадачен. Может, он правда не знает, что произошло. — Чес с тобой? — Не видел его с тех пор, как мы ушли от тебя. — Где он живет? — Уайтчепел,[10 - Уайтчепел (Whitechapel) — бедный район Лондона.] трущобы. А зачем он тебе? — Скажи адрес. — Зачем? — Просто дай мне адрес, Ноэль. Возможно, к тебе это не имеет никакого отношения. Для тебя лучше, чтобы так оно и было. Так ты собираешься дать мне адрес или нет? — Нет, пока ты не скажешь зачем. — Я хочу увидеть Чеса. Жажду увидеть твоего братца. — Что-то ты не больно рад, Пайки. — О, я счастлив, Ноэль, безумно счастлив. — Слушай, а почему бы нам не поехать туда вместе, а? — Тебя это не касается, Ноэль. — Он мой брат, Дэннис. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я знаю, каким ты можешь быть. — Иисусе! Ноэль, только скажи мне, где он, черт побери, живет. Ладно? — Ладно, встретимся около метро «Беснел Грин» через двадцать минут. Договорились? — Ноэль… — Припаркуйся чуть дальше, палевой стороне. — Ноэль! Но тот уже повесил трубку. Пайк выругался. Он не хотел, чтобы Ноэль увязался вместе с ним. Ему следовало вести разговор по-другому и гораздо резче. Но он так давно не вел себя подобным образом, ужасно давно. Он закурил и направился к машине. Десять лет. Он думал, что от всего отмылся. Но Чес все перевернул и опять втянул его в эту дерьмовую жизнь. Тяжелую жизнь. Пайк не любил думать о прошлом. Былые деньки в «Альме». Дни, занятые футболом, выпивкой до упаду и бессмысленной агрессией. В те дни важно было совсем другое: «крыша», территория, уважение и возможность втянуть кого-нибудь в авантюру при минимуме усилий и максимуме результатов. Они были Мужики, Команда, Фирма, Полк — все семеро. Семь молодых хулиганов, которым все было нипочем: Крисси Бойд, Колин Шекспир, Мик Бидл, братья Бишоп, Дэннис Опасность Пайк и Паттерсон. Ян Паттерсон — худощавый Джок.[11 - Джок (Jock) — так называли в Англии шотландских солдат (ср. англ. Джек).] Родом из Эдинбурга. Взяв на себя руководство, он объединил их в самую настоящую банду и заставил грезить о гангстерах и больших деньгах. «Парни из Альмы» хотели стать новыми «Королями замка».[12 - «Короли замка» («Kings of the Castle») — песня группы «Happy Campers».]«Альма» превратилась в офис, где назначались встречи. Паттерсон был генеральным директором, Ноэль — управляющим. Колин, который работал в «Ситибанке», казначеем. Крисси, владелец бара, — хозяином офиса и завхозом. Чес был секретарем, Мик — курьером. А Дэннис… Дэннис — службой безопасности. Они заказали себе визитки: «Предприятие, занимающееся уборкой помещений». У них была куча «секретарш»: вереница девчонок, готовых прийти на работу в любой момент, когда возникнет необходимость. Идеи и мечты. Распивая пиво ночи напролет, они планировали, как станут хозяевами мира, но это были всего лишь пьяные бредни. Из них ничего не вышло, все обернулось дерьмом. Они были просто молокососы, подростки, которым впору податься в скауты. Их попытки поиграть в гангстеров обернулись крахом. Да и не годились они для этого, только придуривались. Исключением оказался Паттерсон, он был совсем другой. Энергичный, напористый, умный. Остальные были мальчишками, любителями, прохвостами. Им нравился футбол и светлое пиво. Трахнуть как можно больше девчонок, да подраться с парнями, претендующими на то же самое, — вот что бередило их умы. Но больше всего им нравилось быть настоящими друганами, бандой. Хотя никто и никогда не говорил об этом вслух. Конечно, они считали себя хозяевами. Крутыми, опасными, отчаянными парнями. Им казалось, что город принадлежит им, что в барах и клубах на севере Лондона от Тоттнема до Хэкни не было никого круче них. Это была самое лучшее время, самая лучшая жизнь на свете, черт побери! До той памятной ночи, десять лет назад. Глава четвертая Пайк сел в машину и вырулил на дорогу. Выезжая, он чуть помял бампер стоящей сзади машины — для науки, нефига парковаться вплотную. Опять пошел дождь, и Пайк включил дворники. Их уже давно пора было заменить: они оставляли грязные полосы как раз в зоне видимости водителя. Пайку пришлось пригнуться, чтобы лучше видеть дорогу. Прошло десять лет с тех пор, как их команда распалась ради собственной безопасности. Пайк «ушел в подполье», но время от времени слышал об остальных. Так или иначе, все они оказывались втянутыми в эту другую жизнь, жизнь вне закона, отделяющую их от нормального общества. Они были вояками, гражданская жизнь была им не по плечу. Мик окончательно увяз в наркотиках. Колин, став курьером, разъезжающим на мотоцикле, заявлял, что может доставить все, что угодно, куда угодно и в любое время. Колин много чего делал для Мика. Он с грохотом носился по городу на своей огромной «Ямахе». Крисси потерял бар и скатился до мелких преступлений: ночная кража со взломом, воровство в магазинах, уличный грабеж, и так все дальше и дальше, пока не спился. Братья Бишоп, возможно, даже и не понимали, что то, чем они занимаются, противозаконно. Это действительно были не совсем преступления. Просто наркотики, порнуха и подделка кредиток без убийств и поножовщины. Грязные товары, грязные идеи, грязные цели. Да, только двое из них отказались от той жизни: Паттерсон и Пайк. Так Паттерсон занялся компьютерами? Хитрюга Джок. Что ж, это было вполне вероятно, ведь он был умнее остальных. Далеко не олух. У него всегда была голова на плечах. А что было самым вероятным для него, Пайка? Самого опасного из них. Человек без страха и упрека, ковбой, безумный Дэннис, стоящий целой армии. Может, он бы погиб в какой-нибудь «героической» драке со значительным превосходством сил противника. Или был убит случайным выстрелом. Или казнен, когда вновь разрешат смертную казнь. Смерть викинга… Но Дэннис завязал со всем этим. Тише воды, ниже травы, вне поля зрения. Правда, пришли тревожные ночи, страх… Но Дэннис завязал. Он проехал станцию «Беснел Грин» и припарковался у тротуара. Вдоль него была нанесена желтая линия: «Стоянка запрещена». Решив не выключать двигатель, он остался сидеть, слушая, как дождь барабанит по машине. …Когда он оклемался, то остался там, в своем убежище. А все прошлое стало казаться дурным сном. Все, за исключением одного единственного вечера, последнего вечера, 4 июля 1982 года. Это был вторник. Была жаркая ночь, полнолуние. Он направляется в «офис», на нем серый костюм, ботинки за восемьдесят фунтов, классического покроя рубашка, стильный галстук. Лосьон после бритья от Пако Рабанна, золотые запонки. Блестящие черные волосы стильно уложены с помощью геля. Все по высшему разряду. Руки взмывают над головой, он бьет воздух кулаком. Почему? Все просто: он пришел сюда, вот и все. Он здесь. Сейчас начнется еще одна ночь с пьянством, охотой за черным женским треугольничком и прочими возбуждающими событиями. Кайф от того, что ты молод и беззаботен, что рядом твои друзья. Кайф приобщения. В ближайшие два-три часа напиться с ними до одури и ввязаться в какую-нибудь сумасшедшую авантюру — предвкушение этого тоже наполняет восторгом. Все остальное неважно. Вот почему Пайк победно молотит воздух, когда входит в бар. Братья Бишоп уже здесь, стоят у барной стойки в своих лучших костюмах. Костюм Чеса старомоден — слишком яркий, а у Ноэля — просто плохой. Любая одежда смотрелась на нем ужасно. Мик Бидл тоже с ними. Мик — спидовый[13 - Спид (speed) — наркотик из группы стимуляторов.] наркоман, зрачки расширены, глаза красные, во рту сухо, постоянно скрипит зубами и крутит ключи на пальце: вперед-назад вперед-назад. Он что-то быстро говорит и энергично машет рукой. — Пайки! — закричал Ноэль, как только увидел Дэнниса. Пайк не спеша подходит к ним. Хлопают друг друга по спине, заказывают выпивку, хохочут. Так они и стояли: со стаканами в руках, спинами к стойке и оглядывали свои владения. — Теперь будем заниматься наркотиками. — Мик улыбнулся, показав свои гнилые зубы. — Кто решил? — спросил Пайк, делая первый большой глоток пива. — Я, — ответил Мик. — Это стоящее дело, легко окупится. — Ага — как продажа героина в школе. — Чес громко расхохотался над своей шуткой. — У меня есть связи, — сказал Мик. — Держу пари, что есть, — ответил Ноэль. В те времена у него на макушке еще оставалось немного волос. — Ты, небось, лично знаком с каждым дилером на севере Лондона. Они на тебе большие бабки делают. — Что думает Паттерсон? — спросил Чес. — Что он об это сказал? — Да хрен с ним. — Ты сам слишком увяз, Мик, чтобы справиться одному, — сказал Ноэль. — Не одному, а всем вместе. — И Паттерсону? — Да пошел он! Что скажешь, Дэннис? Что ты думаешь? — спросил Мик. Пайк посмотрел на него и пожал плечами. Он думал, что Мик идиот, но ничего не сказал. Какое ему дело? Какое ему до них дело? Дверь распахнулась от сильного удара, и вошел Колин в кожаной байкерской куртке. Посыпались насмешки, выкрики про гомиков и гангстеров. — Бросьте, я на мотоцикле, — ответил он. — Байкер! — Мотогонщик! — Пидор. — Настоящие мужики не носят кожу, — сказал Мик. — Крутые не ездят на мотоциклах. Колин шутливо пихнул Мика и снял куртку. Под ней были рубашка с галстуком. Он швырнул куртку со шлемом за стойку. — Присмотри пока, Крисси. Крисси захихикал. Он был уже пьян, не мог ни на чем сосредоточить взгляд. Так он накачивался всю ночь напролет, поэтому уже еле стоял. И всем казалось, что он больше не сможет, вот-вот свалится на пол без сознания. Но такого не случалось ни разу. Крисси мог продержаться дольше любого из них без проблем. Более того, он всегда потом закрывал дверь, проверял кассу и лишь затем шел спать. — Будем заниматься наркотиками, Колин, — сказал Мик. — А Паттерсон что? — На хрен Паттерсона. И затем пришел он, Паттерсон, самый последний. Причем преднамеренно. Волосы пострижены короче, чем у остальных, ежиком, но не под ноль, как у скинхедов. Костлявый, с большими руками и маленькими черными, хитрыми глазками. Одет в костюм из необработанного шелка и грубые походные ботинки. Ему все это очень шло. Только таким они его и знали. Ведь Паттерсона не было с ними в семидесятых, когда в моде были кудрявые волосы до плеч, клеши, ботинки на каблуках, рубашки из марлёвки, безрукавки и огромные отложные воротники. Безумные семидесятые, когда малолетние бандиты колесили по Европе, словно армия наемников, выражая ко всему полное презрение. Это потом они научились одеваться «для работы» — сначала как бы случайно оставаясь «как все», потом все более стильно. Приезд Паттерсона из Шотландии пришелся как раз на это время. Паттерсон хлопнул в ладоши и, приблизившись, кинул на бар голодный взгляд. — Как дела, Паттерсон? — крикнул Мик. — Будем заниматься наркотиками. — Не будем, — ответил тот, улыбаясь и кивая головой, будто добрый и мудрый старый дядюшка. — Ну конечно, — сказал Мик, и остальные рассмеялись. — Это доля идиотов, — объяснил Джок. — Скоро ты употребляешь больше, чем продаешь. Как Крисси: выпивает больше, чем подает. Все расчеты летят к чертям, ты опускаешься. В конце концов оказываешься мертвым или в тюрьме. Нет. Лучше послушайте… И Паттерсон начал плести вздор: очередная дикая идея, недостижимая цель, а все слушали. Все, за исключением Пайка. Пайк стоял в стороне, отгородившись от них, и пил. Он знал, что все это ложь, дерьмо собачье. Знал, как и Паттерсон. Но остальные хотели поверить. Поверить хотя бы на миг, что у них уже все есть: кучи бабок, улетные немецкие тачки, особняки, подружки-супермодели… Для Пайка завтра не существовало. Только сегодня. Единственное, что было важно тогда: сосредоточиться, нацелиться, включиться. Вот он, тот самый момент, когда спиртное начинает шуметь в голове, а ночь только начинается. И может случиться все, что угодно. Они стоят, словно герои. Семеро у стойки. Готовые ко всему. Но не к тому, что случилось потом… Кто-то хлопнул по крыше машины, и Пайк подпрыгнул от неожиданности. Проклятье. К нему вернулись прежние страхи, а принесли их с собой братья Бишоп. Принесли вместе с морозным декабрьским воздухом. Черт. Ноэль открыл дверь и просунул голову внутрь. — Все в порядке? — спросил он. — Ну и тачка. — Заткнись и залезай, — сказал Пайк, собираясь трогаться. Ноэль уселся на переднее сиденье, и Пайк выехал на дорогу. — Ну, вот мы и встретились снова. Ты собираешься мне рассказать, что стряслось, или нет? — спросил Ноэль. — Твой братишка обворовал меня, Ноэль. — Чес? — Да, старина Чес. Пайк рассказал об испарившемся счете в банке, об оставленном на компьютере послании, о связи с немцем Германом. Ноэль рассмеялся. — Это какой-то другой К. Барон. Чес не поступил бы так с тобой. Он даже подумать об этом не мог. — Послушай, Ноэль. Этот тип, Герман, этот чертов Красный Барон, мог рассказать ему все о компьютерном жульничестве. Чес нашел чековую книжку… Может, ему она даже не была нужна, только переписал данные о счете… — Только не Чес. Мы зашли к тебе, чтобы просить о помощи, а не обворовывать. — Но как только я сказал ему о деньгах, как только он увидел, что их там много… Он знал, что я не побегу в полицию. — Он знал, что ты пострашнее полиции. — Тут что-то не клеится. Как он намеревался удрать с деньгами? — В том то и дело. — Ноэль просто сиял. — Чес слишком труслив, чтобы провернуть такое. — Брось, Ноэль. Слишком много совпадений. Эта ссылка на К. Барона. — Мы все узнаем. — Где этот тип, Герман, обитает? — спросил Пайк. — Понятия не имею. Пайк повернулся и пристально посмотрел на Ноэля, чтобы убедиться, что тот не врет. — Я никогда не видел его, Пайки. Он — гордость Чеса. Брат держал его в секрете. — Но кто-то должен знать, где он живет? — Ну, наверное, — Ноэль задумался. — Может быть, Паттерсон. — Что? — Паттерсон. Герман работает на него или, по крайней мере, работал раньше. — Герман работает на Паттерсона?! — Да. Благодаря этому Чес с ним и познакомился. В «Вондсворте».[14 - «Вондсворт» (Wandsworth) — тюрьма в Лондоне.] Оказалось, что у них есть общий знакомый, и это — Ян Паттерсон. — Будет лучше, если ты расскажешь мне все поподробнее, Ноэль. — Хорошо. Ты уже знаешь, что Паттерсон занялся электроникой? — По вашим словам. — Так вот. Он основал компанию по производству компьютеров и компьютерных игр. Поначалу Герман изобретал там всякое, ну, что там бывает, он вундеркинд, живет компьютерами. И когда Паттерсон понял, на что тот способен, он использовал его, чтобы иметь перевес среди конкурентов. — Что ты имеешь в виду? — Хакерство. Он залезал в системы других компаний, шпионил, скачивал информацию. Я не знаю деталей, но Чес постоянно говорил об этом. Я имею в виду то, что Герман делал, для чего его использовал Паттерсон. Да только что-то пошло не так, и Герман попался. Они с Паттерсоном условились, что тот возьмет все на себя и не будет упоминать Яна. В результате Паттерсон остался чистеньким, а Герман получил три года. Находясь под следствием, он содержался в «Вондсворте». И кого он там встретил? — Чеса, — устало проговорил Пайк. — Точно. — Господи! Хотел бы я знать это вчера. — Тебя не было видно десять лет, Пайки. Естественно, ты выпал из жизни. — Что ж, я очень быстро воскресну, вот увидишь. Глава пятая — Ты собираешься двинуть в Канаду? Они остановились перед светофором на перекрестке Кэмбридж-Хит и Майл-Энд-Роуд. Ноэль не замолкал с того момента, как Пайк подобрал его у «Беснел Грин». — Какого черта ты вообще собираешься делать в Канаде? — Да что угодно, Ноэль. Не так важно, куда я еду. Важно, что я сваливаю отсюда. — Но ты здесь родился. — С меня хватит. — Это же так важно: прошлое, традиции… — Именно от этого я хочу сбежать. Загорелся зеленый, и они повернули направо, к центру. Пайк смотрел на однообразные магазины и фабрики по пошиву одежды, носящие названия типа «Жанко Экспорт» и «Голдпауэр Лтд», словно они были из какого-то дрянного шпионского фильма тридцатых годов, вроде «Бульдог Драммонд»[15 - «Бульдог Драммонд» («Bulldog Drummond») — мелодрама, США, 1929 г.] или чего-то похожего. Они меняли свои названия примерно каждые два месяца, чтобы всегда опережать полицейских. Эта часть Лондона наводила уныние. Беднейшие из бедных обычно доживали здесь свой век. Японцы, русские, евреи, ирландцы. Теперь к ним добавились доведенные до отчаяния индийцы — все они вели жизнь, прямо противоположную невообразимому богатству Сити, с его стеклянными башнями и камерами наблюдения. Машина проехала мимо Лондонского Госпиталя и свернула направо, на узкие улочки с домами в викторианском стиле рядом с Брик Лэйн. — И чем Чес здесь занимается? — спросил Пайк, глядя на двух бенгальцев в длинных черных пальто, тащившихся невесть куда в этот холод. — Живет с одной девчонкой. Не столько живет, сколько ночует. В данный момент у него нет подходящего жилья. — Твой брат — вечный неудачник, Ноэль. — Перестань, Пайки. Он делает все, что может. Они выехали на улицу, вдоль которой располагались высокие, мрачные дома, столетние трущобы с бельем, развешанным на веревках между зданиями, разбитыми окнами, булыжными мостовыми и тощими подростками, которые слоняются, глазея на пришлых. И все темнокожие — азиаты, бангладешцы, бенгальцы. Вид жалкий, замерзший, потерянный. — Вот мы и приехали, — сказал Ноэль, останавливая машину. — Трущобы «Монте-Карло». — Кстати, их уже почти все посносили. — Все меняется. — Ноэль заглушил двигатель. — Сейчас всюду пронимает капитал. — А ты бы хотел, чтобы все оставалось как раньше? — спросил Пайк. — Одни сраные трущобы, зато в целости и сохранности для истории. — Что ж, сейчас все меняется. Так? — Разве? По-моему, это все то же старое дерьмо. — Ты должен знать, где твое место, Пайки. Должен знать, где родился. — Не знаю, — сказал Пайк. — В Лондоне временами начинает казаться, будто живешь в одном большом, блин, музее. Было четыре часа. Уже стемнело. Влажный воздух стал морозным, как только скрылось солнце. Пайк вылез из теплой машины, чтобы запереть магнитолу в багажнике. Несмотря на куртку-дубленку, он весь дрожал от холода. Ноэль уже поднялся по ступенькам к двери и говорил по домофону. Пайк посмотрел на него: точь-в-точь пасхальное яйцо на ходулях. Раздалось жужжание, и дверь открылась. Внутри старого здания густо пахло кошками, подгоревшей едой и мочой. Холл освещала тусклая электрическая лампочка, а полы были без покрытия, просто голые доски. — Вижу, Чес по-прежнему любит жить стильно, — сказал Пайк. — Это всего лишь временно, пока он не найдет себе подходящей квартиры. — Ты всегда выгораживаешь его, что бы ни случилось. Верно, Ноэль? — Он — мой брат, я его оберегаю. — Что за девчонка-то? — спросил Пайк, пока они поднимались по лестнице. — Кристина. Совсем молоденькая. Смотреть было бы приятней, будь она повеселее. Они прошли три этажа и оказались на самом верху. Ноэль постучал в исцарапанную обшарпанную дверь. Они подождали немного, затем он постучал еще раз. — Кристина! Наконец дверь открылась. За порогом стояла худощавая изможденная девушка. Лет ей, наверное, было около двадцати, хотя точно не скажешь. У нее были длинные черные сальные волосы, а бледное лицо желто-зеленого цвета — в прыщах. Брюки в черно-белую полоску, видимо когда-то сидели в обтяжку, но теперь свободно висели на ее костлявых ногах. Она слегка косила и выглядела довольно угрюмой. В этом лице совсем не было жизни. Ни искорки. Пайк мог поручиться, что она — наркоманка. — Привет, Кристина, — сказал Ноэль. — Чес дома? — Не-а. — Он вышел? Кристина пожала плечами. — Господи, Ноэль. — Пайк протиснулся вслед за девушкой в квартиру. — Если его нет дома, значит, он вышел. Ты знаешь, куда он ушел, сладкая моя? Кристина снова пожала плечами и закрыла дверь. — Или когда он вернется? — Не-а. — Ладно. Попытаемся еще раз. Когда он ушел? Кристина хмыкнула и уселась в кресло, которое выглядело таким же болезненным и изможденным, как и его хозяйка. Перед креслом стоял трехсекционный электрокамин, две секции которого работали. Девушка свернулась клубком и мрачно уставилась на камин. — Когда ты видела его в последний раз? Кристина посмотрела из голого окна на здание напротив и пососала прядь волос. — Не знаю. Вчера. — Когда вчера? — спросил Пайк. — Во сколько? Та не шелохнулась, лицо оставалось совершенно безучастным. Пайк решил, что она думает, но без особой уверенности. Комната производила тягостное впечатление. На стене висел плакат с какого-то рок-концерта трехлетней давности, на полу лежал потертый ковер. Телевизор, два кресла, печка — вот и все, что здесь было. Да еще куча коробок у стены. — Когда вчера? — спросил он еще раз. — Утром? Вечером? — Вечером, — она взяла упаковку кексов «Джаффа» и начала жевать. — Он ушел вчера вечером? — Думаю, да. — Во сколько? — Поздно. Он ушел, вернулся, потом опять ушел, поздно…. Думаю, да-а. — И ты его с тех пор не видела? — уточнил Ноэль. Кристина покачала головой. — Слушайте, мне пора уходить, — сказала она, продолжая поедать кексы и не двигаясь с места. — Еще минуту, — сказал Пайк. Девушка мрачно уставилась на пол, словно угрюмая школьница. — А что во всех этих коробках? — спросил Ноэль, приоткрывая одну из них. — Порнуха. Нахмурившись, Ноэль вытащил стопку пластиковых дисков. — Это дискеты, — объяснила Кристина. — Компьютерная порнография. Их достает один немец, знакомый Чеса. Присылает по кабелю Европы. Потом записывает на дискеты, а Чес сбывает. — Вот оно что! — радостно сказал Ноэль. — Он не мог уехать далеко и бросить все это. — Хотите купить? — предложила Кристина. — Я не знаю, что с этим делать, — сказал Ноэль. — А как насчет микроволновки? У меня есть парочка. Отдам за полцены. Новенькие… — Нет. — Чес не сказал, куда отправился? — спросил Пайк. — Просто ушел. Я думала, он с тобой, Ноэль. — Когда мы ушли от тебя, Чес высадил меня у метро, — стал объяснять Пайку Ноэль. — Где-то в полдесятого — в десять. Моя машина накрылась и… — Ты уверена, что он не возвращался? — переспросил девушку Пайк. — Слушайте. Он просто ушел. Он не сказал, куда собирается и как долго там пробудет. Он вообще ничего не сказал. Понятно? А теперь проваливайте. Господи, да что вам всем нужно от Чеса? — Что ты подразумеваешь под «вам всем»? — Вам и тому мужику. — Что за мужик? Его еще кто-то искал? — Да, какой-то ненормальный приходил. Терри. — Терри? Я не знаю никакого Терри, — сказал Ноэль. — Зато он знает Чеса. Он сказал, Чес ему должен. — Меня это не удивляет, — Ноэль усмехнулся. — Может, из-за него Чес и сбежал, — сказала Кристина. — Что ты имеешь в виду? — Ну, чтобы спрятаться от Терри. Тот говорил что-то про «Вондсворт». — Кто? Чес? — Да нет, Терри. — Мать его! — выругался Ноэль. — Это был Терри Наджент. — Так ты его знаешь? — Пайк посмотрел на Ноэля. — Слышал. Чес сидел с ним. Он договорился с Терри о защите. — Что значит — о защите? — Чес отсидел две недели, когда решил, что в «Вондсе» ему делать нечего, — начал рассказывать Ноэль. — Он попытался сократить срок пребывания через начальника тюрьмы. Сдал пару ребят, чтобы его перевели куда получше. Но начальник на это не пошел, и Чес остался там, где был. Да только теперь даже самая последняя сука в тюрьме хотела увидеть его голову на колу. Чес уговорил Наджента, чтобы тот опекал его, кажется, наплел ему о миллионах, припрятанных после какого-то дела. Теперь Терри на свободе, а Чес — без гроша в кармане. — Послушай, — Пайк повернулся к девушке. — Если Чес объявится, пусть обязательно позвонит Ноэлю, срочно. Кристина пожала плечами. — Это очень важно, — добавил он. — Конечно, — с сарказмом ответила она. — Ну очень. — Все, пошли отсюда. Когда они уходили, Кристина так и сидела в кресле, играя с прядью волос и поедая кексы. — Милая девочка, — позлорадствовал Пайк, пока они спускались по лестнице. — Чес удачно приземлился. — Отстань от него, Пайки. Уже на полдороге вниз они услышали, что кто-то поднимается. На узкой лестнице невозможно было разойтись, поэтому они остановились подождать на лестничной площадке. Из тени показался коренастый мужчина в вязаной шапочке. Его крепко сбитое тело напоминало кирпич с торчащими из углов руками и ногами и маленькой головой сверху. Казалось, что шеи нет вовсе, сразу растет голова. Он возник из темноты и уставился на них. Эффект был нехилый — один глаз у него был искусственный. Мужчина медленно перевел взгляд с Ноэля на Пайка, потом опять на Ноэля. — Ты ведь его брат? — Что? — Ноэль Бишоп. — Если вы ищете Чеса, то его здесь нет, — сказал Пайк. — А тебя кто спрашивает? — спросил бугай, переключаясь на Пайка. Он был ростом пониже Дэнниса, с короткими кривыми ногами. И, несмотря на холод, одет лишь в футболку и широкие спортивные шорты. Пайк пожал плечами, а бугай опять посмотрел на Ноэля. — Где он? — Вы — Терри Наджент? — спросил Ноэль. — Чес очень высоко отзывался о вас. — Где он? — Он ведь должен вам денег? — Типа того. — У него нет денег, — рассмеялся Ноэль. Наджент придвинулся к нему поближе и пристально взглянул в его одутловатое лицо. Внезапно маленькая лестничная площадка стала еще меньше. Ноэль отшатнулся — искусственный глаз Терри казался живее настоящего. — Я присматривал за ним в зоне, — сказал он. — Чес должен мне денег. Так где он? — Честно не знаю. Мы тоже его ищем. — Я видел, как вы пришли, — спокойно сказал Наджент. — Я наблюдаю за этим домом. Я видел, как вы пришли, и знаю, кто ты. Ты — его брат. Я ведь отлично вижу, а? Он слегка постучал пальцем по искусственному глазу. — Этот глаз, он все видит. Он видит тебя насквозь. Не думай, что сможешь от меня спрятаться, если покрываешь Чеса. — Мы не покрываем его. Говорю тебе, Терри, мы тоже его ищем. — Если врешь, я тебя убью. — Пойдем, — сказал Пайк. — Мы уходим. — Да кто ты такой? — Просто друг семьи. — Если врешь… — Да. Знаю. Ты убьешь меня. Ну же, Ноэль, пойдем. — Минутку. — Короткая лапа Терри, которая была шире поперек, чем вдоль, опустилась Пайку на плечо. — Я ведь знаю тебя? — Нет. Это ошибка, Терри. — Теперь я знаю вас обоих. Так? Я видел вас. Не думайте меня дурить. — Я не собираюсь дурить тебя, Терри, — сказал Пайк. — С чего бы мне это делать? — Незачем. — Вот и договорились. Пока-пока. Приятно было познакомиться. Честно. — Если найдем Чеса, — начал Ноэль, стараясь держаться как можно ближе к Пайку, — обязательно дадим тебе знать. Уже выйдя на улицу, Пайк увидел, что Ноэль вспотел от страха. Бишоп вытер платком лысину и шумно выдохнул. — Уф! Вот и верь Чесу! — Настоящие бандюги такие зануды, — сказал Пайк, открывая машину. — Ну и что ты теперь думаешь? — Вот что. Может, Чес надавал Надженту глупых обещаний? И должен быстро с ним расплатиться? Может, он боится этого циклопа больше, чем меня? — Все равно. Я не думаю, что он обокрал тебя, Пайки. — Нет. Такой честный, стоящий парень, как твой братец, не мог сделать исподтишка ничего подобного, верно? Ноэль совсем сник. Он мрачно забрался в машину и захлопнул дверь. — Послушай, Ноэль, — сказал Пайк, садясь на водительское место. — Давай условно считать, что Чес все-таки поработал с моим счетом. — Лады. Но только условно. — Мы знаем, что он удрал сразу после вашего визита ко мне. Куда он мог пойти? — К Герману? — Правильно. А кто знает, где Герман живет? — Паттерсон. — Очень хорошо. Рад, что мы думаем в одном направлении. — Пайк завел двигатель и включил ближний свет. — Знаешь, где живет Паттерсон? — Да. — Отлично. Тогда давай навестим старину Джока. Как в старые добрые времена. Глава шестая Бэзил Смолбоун[16 - Смолбоун (Smallbone) — англ. small — «маленький», bone — «кость», «скелет».] сидел в машине и ждал, когда Терри Наджент выйдет из дома. Он привык ждать. По каким-то, известным только ему причинам, Терри решил считать Бэзила другом, а ради друга можно сделать все, что угодно. У Бэзила Смолбоуна не было других друзей. Никогда не было. Он винил в этом свое имя. При такой фамилии родителям стоило бы хорошенько подумать и дать ему какое-нибудь безобидное христианское имя. Что-нибудь, не порождающее насмешки: Джон, Питер или Крис. Но Бэзил? Он не мог отмахнуться от факта, что его имя было смешным. Еще в детстве он пришел к заключению, что родители его ненавидят, и, скорее всего, был прав. Выходило, что самые дурацкие персонажи носят имя Бэзил. Когда он был ребенком, это был лис Бэзил Браш — противная кукла. Потом прогремел Бэзил Фолти — ненормальный хозяин отеля. Затем — чертова мышь-детектив, Великий Бэзил. Был лишь один Бэзил, не вызывающий смех. Бэзил де Оливера, игрок в крикет, правда, негр. А неграм легко сходят с рук смешные имена. Смолбоун даже не мог переделать свое имя, сократить его. Вслушайтесь: Бэз звучит еще отвратней. А клички? Ему никогда не везло с кличками. В школе его звали Говнолицый из-за красноватого родимого пятна на щеке. Правда, не все его так называли, некоторые считали, что просто Смолбоун и так достаточно смешно. В тюрьме ему давали клички: Лупоглазый, Детский Член, Бебитрах или просто — Извращенец. Но Терри его не обзывал. Терри был с ним добр с самого начала. Он всегда называл его Смолбоун и говорил это без всякого намека на насмешку. Терри никогда не показывал своего превосходства. Хотя нельзя сказать, что его не было. Конечно, было. Он превосходил его во всем. Это был уже третий срок Бэзила. Не считая того времени, когда он, пятнадцатилетним, напал на одного из своих мучителей. Бэзил набросился на него, когда тот возвращался домой из школы, и измолотил до полусмерти кирпичом. Тот и понять не успел, что это Бэзил. Он провел шесть месяцев на исправительных работах, когда выяснилось, что родители его предали. Но это не считается. Кто не отбывал исправительных работ? В тюрьме было иначе. Первые два раза он сидел за изнасилование малолетних. Сначала девочка, второй раз — мальчик. Поэтому в тюрьме он сидел в одиночке — заключенные не любят тех, кто нападает на детей. А третий срок ему дали за вооруженное нападение, и никого не волновало, что это была самозащита. В то время он работал в одном поместье. Появилась идея развлекать детей во время школьных каникул. Он водил их в местную ратушу, организовывал походы и подвижные игры. Это у него действительно получалось. Дети любили его, а он любил детей, и никто не мог понять почему. Ему нравилось быть среди детей, он предпочитал их взрослым. Конечно, иногда они бывали жестоки, бесчувственны, но не со зла. Не так, как взрослые. Взрослые целенаправленно жестоки. Это было замечательное лето. И он работал без передышки. Бэзил не позволял себе даже дотронуться до ребенка, даже подумать об этом, ведь тогда все, конец. С ним были его книги, его картины. Он уединялся с ними до тех пор, пока вновь не чувствовал себя в безопасности от искушений. Это лето было лучшим в его жизни, и он старался. Он ощущал себя настоящей личностью, полезным членом общества. Но однажды один из родителей пришел к нему — огромный толстый мужик с дурным запахом изо рта. Норманн Мэннерс. Каким-то образом он все узнал про Бэзила. Бэзил никогда не видел человека в такой ярости. Мэннерс захлопнул за собой дверь в квартиру Бэзила и толкнул его. Потом заорал: — Чертов извращенец! Держись подальше от моих детей. Не то переломаю тебе все кости. Все до одной. Больной, извращенец хренов… Бэзил был в ужасе. Он думал, что Норманн убьет его. Он проскользнул в кухню, где на плите стояла кастрюля с кипящим овощным супом. Бэзил выплеснул суп прямо Норманну в лицо. Ему дали два года. Какая несправедливость! Тех, кто хоть раз нападал на детей, общество не прощает. Мэннерс постарался, чтобы его прошлое стало известно всем. Никто не любит педофилов. Два года за то, блин, что он защищал свою жизнь. Пока он был под следствием, его содержали в «Вондсворте», но в общей камере. Бэзил ненавидел «Вондсворт». После осуждения его должны были перевести в другое место, но такое случалось нечасто. Он пробыл там почти год, прежде чем его перевели в «Хайпойнт».[17 - «Хайпойнт» (Highpoint) — тюрьма в Саффолке.] Первые несколько месяцев Бэзил буквально ходил на цыпочках, в страхе ожидая, что кто-нибудь узнает о его прошлом. Он не хотел, чтобы с ним обошлись по тюремным правилам. Бэзил пытался стать обычным заключенным, обычным человеком. Но это не могло длиться вечно. Как-то вечером, когда он умывался, в душевую вошли два типа, которых он раньше не видел. Два типа, похожих на Норманна Мэннерса. Все они одинаковые. Они дважды ударили его головой о стену и затем силой заставили признаться в прошлых грехах. Потом один из них держал его, а другой принялся бить куском мыла, засунутым в длинный носок. Медленно и методично. И тут вошел Терри Наджент. Бэзил не знал, что он сделал с первым парнем, который его держал, но это было быстро и болезненно. Парень упал на зассанный пол, словно его ударили кувалдой, потянув за собой Бэзила. Он лежал, скорчившись, схватившись за бока, и стонал. Для второго увиденного оказалось достаточно. Стараясь сохранить достоинство, он медленно вышел. Бэзил поднялся и поблагодарил Терри. — Не за что. Вот и все. Больше Терри ничего не сказал. Просто ушел, оставив его там. После этого Бэзила больше не трогали. Было понятно, что Терри его охраняет. А переходить дорогу Терри Надженту никто не хотел. Но почему он так поступил? Бэзилу было любопытно, и день за днем его любопытство все росло, пока однажды, вынося помои, он не оказался рядом с Терри и, набравшись храбрости, заговорил с ним: — Я так и не поблагодарил вас как следует за то, что вы меня спасли, — сказал Бэзил. — Неважно. — Вы помогли мне, а я даже не знаю почему. — Почему бы и нет. — Вы, конечно, знаете, что все вокруг ненавидят меня за то, что я делал. — Маленькие девочки и все такое? — Да. И все ненавидят меня за это. — Они идиоты. Терри подошел к раковине, чтобы вымыть руки. Бэзил пошел следом. — Вы не… я имею ввиду, вы никогда?.. — Бэзил замолчал, не зная, как сказать. — Если ты собирался спросить, не насиловал ли я когда-нибудь маленьких девочек, то ответ — нет. Это мерзко. Не по-божески. — О! — Но здесь все омерзительны, — Терри фыркнул, на его лице не было написано никаких эмоций. — И глупы. Они просто хотят считать себя лучше, чем кто-то еще. Но они ничем от тебя не отличаются. Понимаешь, Смолбоун, ты можешь убить человека, отрезать ему уши, трахнуть его ребенка — никакой разницы. Что сделано, то сделано, так? Бэзил начал тщательно расчесывать свои густые волосы, стараясь не принюхиваться к помойной вони. — Никому не хочется оказаться на дне выгребной ямы, — продолжал Терри. — Белые воротнички полагают, что они круче, чем обычные воры; убийцы считают себя выше насильников, насильники — выше педофилов, педофилы… Выше кого ты себя считаешь, Смолбоун? Может быть, выше того, кто изнасилует девочку еще моложе твоей жертвы? А кто на самом дне? Что нужно сделать с ребенком, чтобы оказаться на самом дне? Изнасиловать и съесть? Видишь, мы все в выгребной яме, Смолбоун, и, если хочешь знать, дерьмо дерьмом и останется. Не важно, сверху или снизу. Они били тебя, чтобы почувствовать себя выше. А что они сделают потом? Поедут в Таиланд, там прямиком рванут на улицу красных фонарей в Бангкоке, а вернувшись домой, будут хвастаться, что оттрахали тринадцатилетнюю девственницу. Понимаешь? Идиоты. Дерьмо и есть дерьмо. Они побили тебя, я побил их. — Почему? — Потому что дурные люди не должны забывать о своих грехах. Не должны думать, будто они лучше, потому что избивают кого-то типа тебя. Я наблюдал за тобой. Ты читаешь книги, ты умный. Большинство здесь — тупицы. Они не знают, что делают. Но я здесь не последний человек, понимаешь? Здесь ничего не делается без моего согласия. К тому же, это палка о двух концах. Мы все в одной лодке. — Что это значит? — Это значит, Смолбоун, что однажды ты сможешь помочь мне. Так и случилось. Он стал «секретарем» Терри. Его собакой. Разрешал недоразумения, писал за него письма, выискивал юридические заковырки, находил необходимое в библиотеке. Терри испытывал какую-то извращенную гордость, приблизив к себе парию, отверженного. Но они не могли оставаться в «Вондсворте» вечно вместе, а в «Хайпойнте» Бэзил был снова один. К счастью, его освободили через пару месяцев за хорошее поведение. Но теперь в его жизни был провал, пустота. Его жена, Маргарет, ушла от него, когда впервые открылось, чем он занимается. Да они, собственно, никогда и не ладили. Она не любила заниматься сексом, и после первых двух-трех раз они вообще перестали трахаться. Бэзила это устраивало. Он не любил Маргарет. Он и женился только потому, что так положено. Ты с кем-то трахаешься, потом вы обручаетесь и женитесь. А потом расходитесь. Когда он вернулся из тюрьмы домой, то часто сидел на детских площадках. Но он боялся выйти к детям, боялся, что может напасть на какого-нибудь ребенка, испытывая ярость и одиночество одновременно. Бэзил начал пить, хотя никогда не любил этого — ненавидел вкус спиртного. Ему приходилось делать себе сладкие коктейли, чтобы проглотить хоть каплю. Но спиртное не всегда удерживалось в его желудке. И каждую ночь ему было плохо. Но когда Терри вышел на свободу, он вновь нашел Бэзила, и старые добрые времена вернулись. Мертвый период миновал. Он снова был человеком Терри. Он был его водителем, занимался его письмами и счетами, присматривал за ним как заботливая мама. Поэтому и ожидание было для Бэзила радостью. Даже в этой части города. Господи, прямо Бомбей какой-то. Черная дыра Калькутты. Мрачные трущобы, кишащие пакистанцами. Но пакистанцы ничуть не хуже других, они заняты своими делами. И здесь он в безопасности. Он посмотрел на магазин на другой стороне дороги. Помещение залито ярко-желтым светом, на полках консервные банки, а на улице, у входа, — коробки со странными овощами. Невысокий мужчина в круглой шляпе и длинном переднике стоял в дверях и смотрел на улицу. Покупателей не было. Тут задняя дверь машины открылась, и Терри забрался внутрь. Бэзил не заметил, как тот подошел. — Все в порядке? — спросил Бэзил. — Это был он? Его брат? — Да, — ответил Терри. — Узнал что-нибудь полезное? — Нет. Он выгораживает Чеса. — А что за старикашка в очках вместе с ним? — Не знаю. Но это неважно. — Мы проследим за ними? — Да. И если ничего не проявится, немного надавим. Бэзил почувствовал легкое возбуждение, жаркой волной прошедшее по его телу. Ему хотелось посмотреть, как работает Терри. С того злосчастного момента в тюремном туалете он больше не видел, как Терри применяет силу. Ему это просто не было нужно, люди и без того здорово пугались. Но Бэзил знал, на что Терри способен. Он вспомнил, как, набравшись храбрости, спросил, за что сидит Терри. Выяснилось, что Бэзил зря так волновался, — Терри был рад все ему рассказать. — Ты, Смолбоун, меня уже знаешь. Я не из тех, кто дает на себе ездить. Я знаю, что правильно, а что — нет. Есть определенные правила, одинаковые для всех. Если кто-то относится ко мне неуважительно, то ему надо преподать урок. Во всем должен быть порядок. Я тогда работал на стройке, кровельщиком. Прежде я никогда этим не занимался. Я помогал другу. Как правило, я не занимаюсь физическим трудом, это ниже моего достоинства. Так вот, там был один архитектор. И он стал ко мне придираться с самого начала, понимаешь? Высказывал что-то, вообще слишком много говорил, выставлялся: — Ты делаешь неправильно. Делай вот так. Делай эдак. Бе-бе-бе… У меня башка от него болела. Однажды в обеденный перерыв я сидел и ел сэндвич, запивая чаем из кружки. Никого не трогал. А он влетел и принялся орать: — Какого черта ты делаешь? Этот хренов рубероид лежит не той стороной, ты, слабоумный! — Плохие слова, непотребное поведение, — с этим я еще мог смириться, но когда он стал называть меня слабоумным, я решил осадить его. Я спокойно встал, снял шапку и посмотрел на него. Просто посмотрел. Спокойно. И сказал ему, вежливо так: — Может, возьмете свои слова обратно? Я насчет слабоумного. А он: — Нет. Ну, добавил еще, что меня вышвырнут со стройки, что я — тупой, и другого мнения быть не может. — И что ты сделал? — Я скажу тебе, Смолбоун, что я сделал. Я распял его. — Ну да. Ты избил его. Но как именно? — Я же сказал, что распял его. Я прибил его к двери с помощью строительного пистолета. — Господи Иисусе! Глава седьмая Вся набережная была украшена яркими лампочками, словно волшебными огнями, и Пайк вспомнил, что скоро Рождество. Возникало ощущение, что пейзаж сошел с какой-то праздничной открытки. Небо было розовым от сияющих гирлянд, вода отражала их свет темной и серебристой рябью. Экскурсионный кораблик с пыхтением плыл вниз по течению к Гринвичу, оставляя позади себя мерцающие волны. На другой стороне реки высился Южный Банк, и при ночной иллюминации его мощные бетонные стены выглядели почти нарядно. — Ого! — сказал Ноэль. — Как прекрасна ночная река! — Миленько, — равнодушно заметил Пайк. — Сентиментальность тебе чужда, верно? Пайк рассмеялся. — Давай послушаем музыку, а? — сказал Ноэль. — А то собеседник из тебя дерьмовый. — В бардачке лежат кассеты. Ноэль открыл бардачок и, пошарив там, вытащил стопку кассет. — Так. Что у нас здесь? Эннио Макарони… — Морриконе. — Итальянец, да? Что это, рейв? — Музыка из фильмов. Он писал саундтреки для вестернов. Таких, как: «Хороший, плохой, злой».[18 - «Хороший, плохой, злой» («Good, the Bad and the Ugly») — классический американский вестерн 1967 г.] Ноэль некоторое время насвистывал мелодию, но потом зашвырнул кассету обратно в бардачок. — Неплохо, но я не хочу слушать целую кассету. А это что? Джон Бэрри. Никогда не слышал. — Писал музыку для «Бондианы», «Рожденной свободной»[19 - «Рожденная свободной» («Born Free») — фильм 1966 г., получивший Оскара за музыку.] и других отличных вещей шестидесятых. — Сплошная киномузыка? У тебя есть что-нибудь танцевальное? Негритянское? — Нет. Я не слушаю ничего современного, только музыку из фильмов. Ноэль прочитал надпись на следующей кассете. — «Коттси-Скуоттси»? Как же эта хрень должна звучать на родном языке? — «Койанискуоттси». — Что это? — Фильм. — Какой фильм может называться «Коттси-Скуоттси»? — Документальный. — Что за бред? — Да нет же, это как раз по твоей части. Фильм о том, как все меняется к худшему, как человечество постепенно разрушает планету. — О! Так это комедия? — Нет. Просто несколько интересных картинок, положенных на музыку. Я как-то посмотрел на видео и запал. — «Филипп Гласс»?[20 - Филипп Гласс (Philip Glass) — культовый английский композитор 80–90-х гг.] — прочитал Ноэль на следующей кассете. — Это музыкант. Там на кассете есть один кусочек, где все ускоряется: машины, самолеты, люди, дни и ночи, целый город, — словно единый организм. Это нечто! Вставляешь кассету и едешь, все быстрее и быстрее… — Да ты что! Пайки, тебе нужно взбодриться. А то сидишь себе дома и смотришь целый день документальный фильм, как ускоряется транспорт. Ты раскис. — Слушай, если не хочешь слушать мою музыку, не слушай. И оставь меня в покое. — Пайк выхватил у Ноэля кассету и закинул обратно в бардачок. — Оставь. Тебе все равно не понравится. — Нет. Я должен оценить. — Ноэль опять достал кассету, открыл подкассетник. — Никто не скажет, что Ноэль Бишоп не способен оценить новые веяния. Он вставил кассету в магнитолу и сделал звук погромче. Из колонок раздался взрыв арпеджио: сначала высокие ноты, потом низкие, высокие — низкие, без конца. — Что за чертовщина? Дидли-дидли-дидли-дидли. И ты это слушаешь? — Да. — Ты, наверное, спятил. — Подожди, сейчас услышишь кусок с ускорением, «Сеть». Это на самом деле нечто. — Ну уж нет. Спасибо. — Ноэль вытащил кассету из магнитолы. — Я начинаю беспокоиться за тебя, Пайки. Только погляди на это дерьмо… Ноэль просмотрел остальные кассеты. — «Вор, его жена и ее любовник», «Звездные войны», «Париж — Техас», «Апокалипсис сегодня». «Таксист»[21 - «Вор, его жена и ее любовник» («The Cook, The Thief, His Wife»), «Звездные войны» («Star Wars»), «Париж — Техас» («Paris — Texas»), «Апокалипсис сегодня» («Apocalypse Now»), «Таксист» («Taxi Driver») — знаменитые художественные фильмы 80-х, 90-х гг.] — этот фильм мне понравился. «Опера приходит в кино». Брось, Пайки, опера? — Тогда включай свое дурацкое радио. Мне все равно. Ноэль настраивал тюнер, пока не нашел какую-то неизвестную пиратскую станцию, где крутили «уличную» музыку. Потом откинулся назад и стал наслаждаться видом на реку. — Как ты можешь это слушать? — спросил Пайк. — Весь этот бред? Хаус, тупое, тяжелое регги… — Это — рагга. — Да какая нахрен разница! Это же невозможно слушать! — Хорошо, папочка, — рассмеялся Ноэль. — Я выключу Бэла Дуникана[22 - Вэл Дуникан — английский популярный певец 50-х гг.] и послушаю тебя. — Нет, ты мне ответь честно, Ноэль, это наркоманская музыка или нет? — Конечно наркоманская. — Слушая ее, я чувствую себя стариком. — Так ты и есть старик. Ведь я-то всегда в курсе всего нового. — И тебе действительно это нравится? Серьезно? Вся эта рейв-музыка — дык-дык-дык-дык-дык… — Словно снова возвращаешься в лето любви. — То есть в шестьдесят седьмой год? — спросил Пайк. — Нет, это было совсем недавно, пару лет назад. Так сказать, «ремикс». Экстази имел тогда огромный успех, народ хотел танцевать ночи напролет под электронную музыку и думать, что все вокруг просто душки. Любой дурак бы смекнул, какие деньги можно сделать. — И ты был одним из тех дураков, — прокомментировал Пайк. — Это уж точно. Господи, да тогда организовать рейв-дискотеку было проще простого, достаточно найти площадку и огромную стереосистему. Конечно, экстази пошел нарасхват, и любое болото стало казаться небесами обетованными. Я, Чес и еще один парень по кличке Красавчик занялись организацией продаж. — Ты шутишь? Красавчик? Ноэль усмехнулся. — И что, он действительно был красавчиком? — спросил Пайк. — Ну да. Он был ничего внешне, классический металлист, с длинными волосами и всегда одевался в черную кожу. — Как мы говорили в былые времена? — вспомнил Пайк. — Настоящий мужчина не носит кожу? — Настоящие мужики не носят кожу, — подтвердил Ноэль. — Да, — стал цитировать Пайк. — Если тебе приходится наряжаться, чтобы выглядеть мужественным, то ты не мужик. — Он оказался как раз из таких, — начал рассказывать Ноэль. — У него был свой источник улетного экстази. Его обязанностью было договориться с кем надо о наркотиках. Он валял дурака, утверждая, что отвечает за безопасность, и все такое, но, как только запахло жареным, наш Красавчик испарился. А неприятности начались у нас. Поначалу все это буйство никем не контролировалось, и мы имели неплохие деньги. Потом проснулись серьезные ребята и захватили этот бизнес. Они распугали лабухов вроде нас. Красавчик исчез. Мы с Чесом еле ноги унесли оттуда. На этом все и закончилось — дело становилось слишком опасным. Хотя мы все же неплохо на этом заработали, чему были несказанно рады. Конечно, все моментально спустили. Чес проигрался, а я… Я, наверное, здорово развлекся, потому что ничего не помню. Вот так я увлекся музыкой. Мы не просто продавали наркотики, понимаешь? Прикалывало и то и другое вместе. Так классно я не веселился уже много лет. А то уж начал думать, что такая развалина, как я, ни на что не способна, что все лучшее осталось в прошлом. А потом познакомился со всеми этими людьми: белыми и черными, старыми и молодыми — и все понеслось… Я подсел на эти ощущения… — Ощущения? — презрительно переспросил Пайк. — Да. Все верно. Эти чертовы ощущения. Не издевайся. Я словно опять стал молодым и беззаботным, опять начал ходить по клубам. Только на этот раз все было лучше — никакого насилия. Господи, я стал понимать, что они говорят о мире, любви и согласии. — Ты стал хиппи. — Ну почти. Мы с Чесом даже поехали прошлым летом в Гластонбэри. — А что в Гластонбэри? — спросил Пайк. — Проснись, Пайк! Где ты был все это время? Там каждый год проходит сумасшедший фестиваль: много музыки, много секса, куча наркотиков и палатки, где толкают все, что душе угодно. Это самый настоящий палаточный город с торговыми улицами, барами, ресторанами. Полный атас. И, как ты думаешь, на кого мы там натолкнулись? — На короля эльфов? — Почти угадал. На старину Красавчика с дружками. Он с двумя приятелями наладил там небольшой основательный бизнес. Досконально все продумали и продавали наркотики всем подряд. У хиппи был собственный лагерь — вигвамы и все такое, а Красавчик и компания установили свой магазинчик прямо посередине. Они торговали на протяжении всего фестиваля, используя палатки вокруг как прикрытие. Самые лучшие поставщики экстази во все времена! Они не раскололись, откуда доставали наркотики, но, похоже, делали их сами. За всем этим стоял чувак с погонялом Веселый Доктор. — Господи, помилуй! Ноэль, сколько же наркоты люди принимают? Совсем уже охренели? — На месте казалось, что так правильно. Доктору было около сорока. Больше, чем остальным. Он был высокий и худой, носил пижонскую бородку и имел шикарный голос. В шестидесятых он учился в Оксфорде на химика. Потом занялся производством наркотиков: решил, что сможет делать их сам. С тех пор и делает. Он клялся, что не имеет с этого никакой выгоды, его цель — изменить мир, открыть перед молодежью альтернативные возможности. — Бред собачий. — Полностью с тобой согласен. Но видишь ли, там все было впервые: рейв, фестиваль и чувство, ну я не знаю, что ты нравишься окружающим. Так странно. Пайк фыркнул. — Кончай гнать пургу, Ноэль. — Ты всегда был циничным мерзавцем. — Цинично не это. — Ну, ладно. У них на фестивале все было налажено. Мы с Чесом попытались влиться в их бизнес, но они не захотели. Они решили оставить его в том же состоянии: маленький, но хорошо контролируемый. Думаю, Красавчик нам не доверял. — Почему же? — Они сказали, что если у нас достаточно денег, то мы можем купить у них партию и работать как посредники. — Ты имеешь в виду как дилеры, — сказал Пайк. — Да, но сейчас это рискованный бизнес, ведь им занялись ямайские бандиты. Нужно быть молодым и крутым, чтобы проложить себе дорогу на этом поприще. А я не потяну. Я просто представил, как, установив вигвам в некотором отдалении, наслаждаюсь сельским пейзажем, а Доктор готовит свое зелье. Как говорится в известном слогане: «Открой, выпусти пар и убирайся». — Настрой, выключи и отвали, — сказал Пайк. — Нет, там было: измени, увеличь и выйди, — ответил Ноэль. — Нет, точно начинается с «включи». — Ты уверен? — Не совсем, но это без разницы. Суть в том, что ты, Ноэль, и пяти минут за городом не выдержишь. Ты — городской мальчик. Что ты будешь делать на этой удобренной компостом земле? — Принимать убойные наркотики, гоняться за овцами и наслаждаться жизнью. Мне пока рано ложиться в психушку с диагнозом «помутнение рассудка». В отличие от тебя. — Мне тридцать четыре, Ноэль, — сказал Пайк. — Я уже не пустоголовый подросток. Я иду дальше. Нельзя заниматься этим дерьмом всю жизнь, нельзя быть самым старым тинэйджером в городе. Это унизительно. — Да пошло все к чертовой матери! Тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь. Что ты делал последние десять лет, Пайки? — Смотрел видео. — И все? — Да. — Но ты должен был зарабатывать деньги. — Да, я работал, — согласился Пайк. — Но это не в счет. Я работал вплоть до прошлой недели. Водителем фургонов и микротакси, барменом, продавцом ковров, инструктором в спортзале. Все, что угодно, днем и ночью, иногда сразу на двух работах. Я даже пару лет был директором кинотеатра. — Ты шутишь. — Лучшая работа в мире. — Тогда почему ж ты ушел? — Кинотеатр закрыли на реконструкцию и переделали в офисное здание. — Крутой Дэннис продает ковры и проверяет билеты? Ты был диким, необузданным тоттнемским ковбоем. — Мне нужны были деньги, Ноэль. Я не особо волновался, каким образом их заработаю. Они мне были нужны, чтобы свалить отсюда, и я их достал. Да, достал. А потом появился твой чертов братец, и десять лет коту под хвост, как будто их не было вовсе. Годы дерьмовой работы ради исчезнувшего счета. — Но ты не знаешь точно. Чес ли это. — Не знаю, но собираюсь выяснить. Я не хочу, чтобы эти десять лет пошли прахом, Ноэль. — Мне жаль, Пайки. Но ты бы в любом случае их профукал. — Да-а? А что же такого замечательного сделал ты? Провел несколько дискотек, сходил на поп-концерт, потолкался с ребятами с кликухами Красавчик и Веселый Доктор… — Я наслаждался жизнью, — ответил Ноэль. — Ты понимаешь значение слова «наслаждаться»? Помнишь его? Оно означает «отлично проводить время». Когда-то и ты умел так жить. Я знаю, что ты меня не особо уважаешь, Пайк. Но я жил полной жизнью, шел быстрым шагом, Не так, как ты. Ты даже не плетешься, ты обмяк, сломался. Тебе даже «Общество анонимных алкоголиков» не поможет. Господи! Помнишь, как мы мечтали, Пайки? Опасные наркотики, опасный секс, быстрые машины, пачки денег… Я был как в тумане. — Ага, и где ты теперь? Я бы сказал, туман рассеялся, Ноэль. — Да, верно. Сейчас я без гроша, но у меня были деньги. Больше, чем у тебя, Пайк, и наличными. — И что ты с ними сделал? — Я уже говорил тебе, — я спустил их. Что еще можно сделать с деньгами? Теперь у меня полоса невезения, к тому же больная печень, отбитые почки, дерьмовые легкие и красные глаза. Я толстый, лысый, покрылся прыщами, у меня плоскостопие. Ну и что? Мне все равно. Ведь я оторвался, Пайки. Черный ди-джей долдонил о чем-то на своем непонятном англо-ямайском языке, и Пайк сделал звук потише. — Ты че делаешь? — спросил Ноэль. — У меня от него башка болит. — Не. Офигенно. Крышу сносит. — Ноэль снова увеличил звук. — Делай, что хочешь. — Да что это с тобой! Ты даже не хочешь сопротивляться. Боже мой! В былые дни стоило кому-нибудь вроде Терри Наджента надерзить тебе, ты бы его с землей сравнял. Где твой прежний воинский дух? — За что сражаться? Что доказывать? У меня больше нет территории, чтобы ее защищать. Нет необходимости опускать людей, проверять, кто кого. Ради чего? Пустая трата времени. — Такие вещи не меняются, Пайк. Может, становятся менее заметными и более изощренными, но суть одна. И так всю жизнь. Представь, что ты сидишь в гостях, и вот какой-то старый хрен укоряюще смотрит на тебя поверх последнего куска торта. Что ты сделаешь? — Ноэль? — Да, Дэннис. — Похоже, за нами следят, что скажешь? — Скажу, что это Терри Наджент. — И я так думаю. Ноэль обернулся. — Чего этому психу надо? — Чеса. Как и мне. — Какая машина? — «Воксхолл», «астра» или «нова». — Вижу, — сказал Ноэль. — Коричневая «астра». В ней сидят двое. Что будем делать? — Я легко оторвусь от него около вокзала Виктории, но нам лучше быть начеку. Я не хочу, чтобы Терри Наджент все испортил. Мы должны найти мои денежки, прежде чем он до них доберется. — Если они были украдены. — Будем надеяться, что Чес этого не делал, да? Глава восьмая Около Вестминстерского моста они съехали с набережной на Парламентскую площадь, и Пайк стремительно нырнул в паутину улочек рядом с вокзалом «Виктория». Он очень хорошо знал эти места еще со времен работы водителем микротакси. Скрыться от «астры» было достаточно легко: Пайк лишь пару раз проскочил на красный и несколько раз повернул, где не положено. Очередная мелкая неприятность, очередная головная боль, без которой он вполне мог бы обойтись. Еще немного покружив, они наконец выехали на набережную Челси[23 - Челси — район Лондона.] и поехали прямиком к Паттерсону. Пайк посмотрел на часы: была уже половина седьмого. Как много времени они потеряли! Незадолго до этого Ноэль уговорил его остановиться перехватить сэндвич с чаем, убедив, что Паттерсон раньше семи с работы не уйдет. Пайку не терпелось поскорее со всем разобраться. Дороги были загружены: самое время для пробок. Зато благодаря этому они легко отделались от Наджента. Ноэль продолжал оглядываться назад, но они больше не видели коричневой «астры». Остаток пути в порт Челси был спокойным, хоть и медленным. Приехав, они оставили машину на подземной стоянке. Поднимаясь наверх, Пайк с Ноэлем заблудились и, добравшись до выхода, совершенно не представляли, где находятся. Побродив некоторое время, они увидели схему района и после недолгих пререканий наконец выяснили, что Паттерсон живет в «Бельведере» — зубчатой башне с пирамидальной крышей. Видимо, главной достопримечательностью района. — Узнаю Паттерсона, — сказал Ноэль, пока они шли к ярко освещенной башне, дрожа от холода. — Он всегда придавал большое значение внешним атрибутам. — Ну, не знаю, — ответил Пайк. — Ты только оглянись, словно в город призраков попали. Порт действительно выглядел наполовину заброшенным. Роскошные здания в центре возвышались посреди пустыни, как на иллюстрации к фантастическому роману. Несколько лет назад, в годы строительного бума, строительство сверхсовременных зданий ультракласса в Челси с видом на реку, возможно, казалось отличной идеей. Да только суть Челси не изменилась: дороги вдоль пустующих фабрик и складов. Здесь было построено несколько высоток, разнообразных по сложности конструкции и архитектуре, шикарный отель. Даже была шлюпочная гавань с причалами для дорогих яхт, закрытая на зиму. Но со временем экономические планы поменялись, и теперь эти места выглядели неприкаянно и заброшенно. Они спустились вниз по лестнице и попали в регистратуру «Бельведера». Она смахивала на вестибюль какого-нибудь роскошного отеля: приглушенное освещение, дорогие ковры и охранник в униформе, расположившийся за стойкой. — Мы пришли к Яну Паттерсону, — смущенно проговорил Ноэль. — Конечно, сэр, — ответил вежливо охранник и снял телефонную трубку. — Как вас представить? — Скажите, что пришли Ноэль Бишоп и Дэннис Пайк. — Да, сэр. — Он набрал номер и приветливо взглянул на смущенных друзей. Пайк изучал абстрактные картины, развешанные на стенах. Ноэль стоял, покачиваясь, и причмокивал в восхищении. Охранник быстро поговорил и вновь улыбнулся им. — Можете подняться наверх, седьмой этаж. — Спасибо. Дверь лифта открылась. Они вошли внутрь и нажали кнопку седьмого этажа. У лифта была стеклянная кабина, он медленно поднимался по внешней стороне здания. — Ни фига себе! — воскликнул Ноэль, глядя на реку. — Чес мне про все это рассказывал, но я не поверил. Ты же знаешь, как он любит преувеличивать. — Чес был здесь? — Да. Пытался заинтересовать Паттерсона очередной махинацией. Тут Чесу и пришло в голову обчистить его. — Когда это было? Как давно? — Пару месяцев назад. — Чес что, весь город пытается втянуть в свои махинации? — спросил Пайк. — Боюсь, что так. Лифт остановился, и они вышли. На этаже была одна-единственная дверь — дверь Паттерсона. И Паттерсон собственной персоной ждал их у входа. Он выглядел точно так же, как десять лет назад: худой, опрятный и хитрый, Он подмигнул Дэннису и пожал ему руку. — Пайк! Как давно не виделись! — Неужели. — Ты, как всегда, сама любезность. — И он пригласил их войти. Они прошли через небольшой холл с встроенными стенными шкафами и оказались в гостиной. Первым, что увидел Пайк, был вид из окна на реку. А потом он заметил Марти. Что ни говори, она стала еще красивее. Красота зрелой женщины. Раньше в ней было что-то от ребенка, что-то неуклюжее, как в любой девушке-подростке. Теперь она повзрослела и научилась соответствовать образу великосветской дамы. Марти по-прежнему оставалась миниатюрной, «кукольной» женщиной, но носила высокую прическу в том изысканно-ненатуральном стиле, который требовал постоянного внимания парикмахера. Ее кожа была гладкой, с легким загаром. Безупречный сдержанный макияж и дизайнерская одежда, сшитая на заказ: элегантный черный шелковый топ с золотой брошью, короткая черная юбка и колготки в сеточку. Они издали легкое шуршание, когда Марти встала с софы. — Привет, Ноэль. Привет, Дэннис. — Она улыбнулась им, словно безупречная послушная жена на светском рауте, когда муж принимает важных клиентов. — Привет, Марти. Марти из Тоттнема. Девушка, за которую было столько драк. — Что-нибудь выпьете? — спросил Паттерсон, кладя руку на плечо Марти. — Есть виски? — спросил Ноэль, устраиваясь в офисном кресле, очень неудобном на вид. — Конечно. А ты, Пайк? — Мне только стакан воды. — Воды? — Я за рулем, — ответил Пайк с непроницаемым лицом. — У меня была минералка в холодильнике, — усмехнулся Паттерсон и вышел из комнаты. Дэннис огляделся. Обстановка не вписывалась в сверхсовременный шикарный интерьер. Комната выглядела аляповатой и перегруженной: сплошной антиквариат, мебель под старину, ковер в викторианском стиле и книжные шкафы со стеклянными дверьми, заполненные умело подобранными книгами в кожаных переплетах. Все вместе создавало какой-то нежилой вид, напоминало демонстрационный зал. Повсюду стояли со вкусом составленные букеты из искусственных цветов и маленькие статуэтки на отдельных столиках. С низкого потолка свисала замысловатая стеклянная люстра. — Как тебе нравится наше маленькое гнездышко? — спросила Марти и села на софу, поджав под себя длинные ноги. — Очень мило, — ответил Пайк. — Очень шикарно. Прямо из журнала «Дом и сад». — Да, правда, у нас нет сада. Голос Марти тоже изменился, потерял свой былой шарм, этот сиплый акцент северного Лондона. Он теперь стал совершенно обычным, «среднеанглийским» ничего не говорящим о его обладательнице. — Ты знаешь, что Майкл Кейн[24 - Майкл Кейн (Michael Caine) — знаменитый английский киноактер («Перо Маркиза де Сада», «20 000 лье под водой».)] купил здесь квартиру? — Что ты говоришь! — Честно говоря, я его никогда не видела. Здесь сейчас живет много знаменитостей, много богатых людей. — Могу себе представить. — Прекрасный вид, — сказал Ноэль. — Как прекрасна ночная река! — Очаровательно, правда? Тут вошел Паттерсон, неся поднос с напитками. На нем были стильные светло-голубые джинсы, словно только что из магазина, и тонкий шерстяной пуловер на голое тело. Пайк почувствовал, что весь вспотел: здесь очень хорошо топили. — Виски для тебя, Ноэль, — сказал Паттерсон, раздавая напитки, — и минералка для тебя, Пайк. Речь Паттерсона тоже изменилась. В ней еще чувствовался шотландский акцент, но если раньше Паттерсон умышленно подчеркивал его и употреблял малоизвестные эдинбургские сленговые словечки, чтобы смутить людей, то теперь тяготел к обратному. — А мы как раз восхищались видом из окна, — сказал Ноэль. — Просто с ног сшибает, правда? — Паттерсон сказал это автоматически, даже не посмотрев в окно. Он протянул Марти бокал красного вина и уселся рядом с ней. Один Пайк продолжая стоять, Он решил, что лучше будет сесть и тоже выбрал офисное кресло. Как Пайк и предполагал, оно оказалось неудобным. Он подумал о своем кожаном кресле, большом телевизоре, полках с видеокассетами и тяжело вздохнул, потирая слезившиеся от сухого воздуха глаза. — Здорово! — сказал Паттерсон. — Как в старые добрые времена. — Ну, не совсем, — ответил Пайк, окидывая взглядом комнату. — Обстановка поменялась, это верно. Но ведь мы, ребята, остались теми же? — Паттерсон положил руку на ногу Марти и улыбнулся Пайку. — Нас осталось немного: Мик умер от передозировки в Майами, Колин разбился на мотоцикле, Крисси упился до смерти. Где теперь вчерашние хулиганы? — Живут в порту Челси и любуются видом из окна, — ответил Ноэль. — А ты неплохо устроился. — Я оказался в нужном месте в нужное время, Ноэль. Я видел, куда ветер дует: компьютеры, микропроцессоры. Я вложил в это деньги, поняв, что будущее за микротехнологиями. — Чем ты конкретно занимаешься? — спросил Ноэль. — «Я. П. Электроникс». У меня несколько магазинов, где я продаю дешевое компьютерное «железо». Когда-то люди думали, что компьютеры не для них, эти огромные штуки с катушками магнитной ленты и мигающими лампочками, словно из кинофильмов о Джеймсе Бонде. Машины за миллионы долларов, сделанные «Ай Би Эм». А потом, когда в семидесятых все с ума сходили от футбола, группка американских хиппи всерьез занялась компьютерами, никто даже не заметил. Никто не заметил, что они изменили этот чертов мир. — А я готов сходить на футбол в любое время, — сказал Ноэль. — Забудь об этом. Забудь футбол, забудь рок-н-ролл. Когда начнут писать историю этого века и посмотрят, кто действительно изменил судьбы людей, то это будут не Джимми Хендрикс или Мик Джаггер, не Клинт Иствуд или большой Арни, не Ганди, не Мартин Лютер Кинг и Пеле; этими именами, высеченными на камне, будут Синпи Накийама, Билл Гейтс, Стив Возняк[25 - Синпи Накийама (Shinpei Nakyama), Билл Гейтс (Bill Gates), Стив Возняк (Steve Wozniak) — основатели крупнейших компьютерный корпораций — соответственно «Сега» (Sega), «Майкрософт» (Microsoft) и «Эппл Компьютерс» (Apple Computers).] и ребята из «Макинтош»… — Ничего о них не слышал, — ответил Ноэль. — Это потому, что ты еще живешь в каменном веке, Ноэль. Сейчас все хотят иметь компьютеры, а я тот, кто их продает. «Ай Би Эм» сдает позиции, а я — на гребне волны. Паттерсон подмигнул им и налил себе вина. — Плюс ко всему я еще занялся программным обеспечением и компьютерными играми. Скажу вам, что «Соник Хеджхог»[26 - «Соник Хеджхог» (Sonic the Hedgehog) — компьютерная игра.] круче, чем Элвис, а «Супербратья Марио» — новые «Битлз». — Насколько я знаю, их всего двое, — сказал Ноэль. — Кого? — Братьев Марио двое, а Битлов было четверо. — Я говорю образно. — Все равно не годится. Тебе следовало сказать, ну, я не знаю, братья Эверли или Райчес. — Хорошо. — Ну, может, «Сэм энд Дэйв».[27 - Братья Эверли (Everly Brothers), братья Райчес (Righteous Brothers), «Сэм энд Дэйв» («Sam and Dave») — американские поп-дуэты конца 50-х гг.] — Хорошо, хорошо, Ноэль. Я уловил твою мысль. Итак, что я могу для вас сделать? Уверен, что вы пришли поговорить не о супербратьях Марио. — Нам нужна твоя помощь, — сказал Пайк. — Чем могу, помогу, ребята. Рад служить. — Нам нужен один человек. — Давайте же, начинайте. — Паттерсон отпил глоток вина и поставил бокал на маленький кофейный столик. — Герман, — сказал Пайк. — Не знаю его полного имени. — Герман Мюллер? — Паттерсон выгнул бровь. — Герман-Херман, — сказал Ноэль. Паттерсон развел руками. — Не могу, ребята. Извините. Глава девятая Пайк смотрел на Паттерсона, сидящего на своей кожаной софе в дорогой одежде и с фальшивой улыбкой на лице, и вспоминал старые времена в «Альме». Тогда Паттерсон рассказывал какую-нибудь небылицу или делал неоправданные заявления и ждал, что все ему поверят. Знал, что большинство из них, кретинов, поверят. Но он никогда не смотрел Пайку в глаза, как не смотрел и сейчас. Сейчас его взгляд был устремлен на Ноэля. А Пайк на него смотрел. — Приятно видеть, как ты рад нам помочь, — произнес он. — Все не так просто, Пайк, — сказал Паттерсон покровительственным тоном. — Проще некуда. Ты даешь нам адрес, и мы уходим. Что может быть проще? — Этот адрес не для всеобщего пользования. — Мы всего лишь хотим поговорить с Германом. — Я должен защищать своих работников, Пайк. Герман — деликатнейший цветок, к тому же очень нервный. И я просто не могу позволить всем и каждому соваться к нему. Я должен обращаться с ним очень мягко, бережно. — Так вот почему ты позволил ему сесть в тюрьму на два года. — Он пробыл там только восемнадцать месяцев. — О! Ну тогда все в порядке. — Он все понял. Бизнес есть бизнес. Кроме того, именно поэтому я сейчас оберегаю его, чтобы подобного не повторилось. Он, словно ребенок, нуждается в постоянном контроле. — Какой ты добрый, Паттерсон! — Я ему все компенсировал. Сейчас он хорошо устроен, живет на широкую ногу вдали от сумасшедшей толпы. У него есть все, что нужно. — Паттерсон сделал еще один глоток вина. — И это достойная цена за то, что он спас тебя от решетки? — Ему там понравилось, Пайк. — Не сомневаюсь. — Он полностью обновил их компьютерную систему, — Паттерсон рассмеялся. — А зачем он вам нужен? — спросил он как можно небрежнее. — Не столько он, сколько Чес. Мы думаем, они сейчас вместе. — Да, думаю они знают друг друга. Но сомневаюсь, что Чес с ним. Ты потерял своего братика, Ноэль? Ноэль пожал плечами. — Он в самоволке. — Супербратья Бишоп: Ноэль и Чес. Вечные затейники, — Паттерсон усмехнулся. — Знаете, что Чес приходил сюда? — Знаем. — Я вам вот что обещаю, — сказал Паттерсон. — Я загляну к Герману и спрошу, был ли у него Чес. Большего обещать не могу. Если что-нибудь выясню, то позвоню вам. Вы должны понимать, что нам лучше больше не видеться. Как видите, я полностью изменил свою жизнь. Я теперь законопослушный бизнесмен, столп общества. Большое имя. — Ян — не очень большое имя, — сказал Пайк, крутя лед в стакане. — Это точно, — добавил Ноэль. — Зато придурочное. — Браво, очень смешно. Но это мое последнее слово. Герман закрыт для посещений. Это только мой человек. А теперь, ребята, не хочу показаться грубым, но чем меньше у нас с вами дел, тем лучше. Я бы предпочел, чтобы вы сюда не приходили. Только подумайте, я потеряю больше, чем вы, все, если кое-что всплывет на поверхность. Паттерсон подмигнул Ноэлю. — Вы понимаете, о чем я. — Нам всем есть, что терять, — ответил Пайк. — Так что мы в одной лодке. — Послушайте, у меня серьезный бизнес. Я выстроил большое функционирующее предприятие просто из ничего. У меня есть определенные заделы на будущее. Понимаете? И я не хочу, чтобы прошлое мне помешало. А теперь дайте мне ваш телефон, и я посмотрю, что можно сделать. Ноэль дал ему одну из своих визиток, и Паттерсон, не глядя, убрал ее в карман. Пайк встал. — Если Чес совершит какую-нибудь глупость, если он с Германом, это все может тебе дорогого стоить. — Вот почему я собираюсь разобраться во всем самостоятельно, а не доверить это дело двум дуболомам вроде вас. Герман — очень ценный сотрудник, и я не хочу, чтобы вы были рядом с ним. Или рядом со мной. — Взаимно. — А теперь, до свидания, мальчики. Всего хорошего. — Ян, — вмешалась Марти, которая слушала весь разговор с выражением откровенной скуки на лице. — Мы не виделись десять лет. Давайте выпьем и поболтаем о чем-нибудь другом. — Все в порядке, Марти, — сказал Пайк. — Мы уходим. Она пожала плечами. — Что ж, тогда я провожу вас до двери. Она встала с софы и подошла к ним. Потом провела в маленькую прихожую. Ноэль вышел из квартиры и направился к лифту. Марти остановила Дэнниса, взяв его за руку. — Как ты, Дэннис? — Неплохо. — Выглядишь постаревшим. — Просто седой. — У тебя всегда были хорошие волосы. — Она взъерошила их руками. — Думаю, тебе даже идет седина. — Спасибо. — Хотя не уверена насчет очков. Тебе стоит носить контактные линзы, как я. — А я-то все удивлялся, почему у тебя глаза стали зеленые. Ноэль, который держал лифт для Пайка, закричал, чтобы тот пошевеливался. Пайк уже собрался идти, но Марти вновь остановила его. — Не беспокойся из-за Яна. Хорошо, что мы снова увиделись. Я ведь никого из наших не встречала. Сказать по правде, здесь ужасно скучно. — Она быстро поцеловала его и улыбнулась. — Позвони мне. Днем его нет дома. — Брось ты это, Марти. — Я серьезно. Вспомним старые времена. Пайк почувствовал запах вина, исходящий от Марти. Она стояла близко, и в ее глазах было такое выражение, словно она готова на все, и ничего ее не остановит. Он вспомнил, какой она была на вкус, когда выпьет: сочная и сладкая. Он стряхнул ее руку и вышел в коридор. — Как знаешь. — Марти опять пожала плечами. Пайк был на пути к лифту, когда она прокричала вслед: — Теперь я вспомнила, почему бросила тебя. Ты стал занудой! Пайк вошел в лифт, и двери закрылись. — Она опять доставала тебя? — спросил Ноэль. Пайк ничего не ответил. — Она всегда знала, как зацепить тебя. Ты был для нее молокососом. Мы все были в курсе, что она спала с Паттерсоном еще до того, как бросила тебя. — Я знал об этом, — сказал Пайк. — Так почему ты не избил ее? — Что бы это изменило? — Ну, знаешь ли, у мужчины должна быть гордость. — Мы все спали с кем попало, — ответил Пайк. — И никто особой верностью не отличался. — Да. Но для баб все по-другому. Они должны вести себя прилично. А мужик есть мужик. — Мне до смерти надоело изображать «настоящего мужика», Ноэль. — Вот слушаю я тебя: у тебя какие-то извращенные представления обо всем после твоих фильмов. Ты словно один из воскресших книжных червей, что годами не вылазит из университета и получает наконец степени по латыни, или химии, или чему-нибудь еще, а кончает «экспертом» на телешоу. Ты не просто стал мягкотелым — ты стух, Пайки. — Заткнись, Ноэль. Лифт остановился, и они вышли в холл. Охранник кивнул им на прощанье и, когда они выходили на морозный декабрьский воздух, пожелал всего хорошего. Им стало особенно холодно после излишне жаркого отопления в апартаментах Паттерсона. Пайк начал отбивать чечетку ногами, чтобы согреться. — Что теперь? — спросил Ноэль, застегивая куртку. — Осядем дома и будем ждать, когда позвонит Паттерсон? — Он не позвонит. — Возможно, ты и прав. Так что теперь? — Подумай хорошенько, Ноэль. Может, кто-то еще может быть в курсе? Может, есть какое-то место, где Чеса можно найти? — Не знаю. — Родные, друзья, любовницы?.. — Может быть, у отца. Чес иногда заезжает туда. Но вообще-то, это дохлый номер. — Где он живет? — В Суиндоне.[28 - Суиндон — городок, недалеко от Лондона.] — Позвони ему. — Который сейчас час? Пайк взглянул на часы: — Чуть больше половины восьмого. А что? — Он сейчас мертвецки пьян. — Но он же в состоянии ответить на телефонный звонок? — Я не особо в этом уверен. — О господи, храни меня от семейки Бишоп! — Хорошо, хорошо. Я попытаюсь. У тебя есть десятипенсовые монетки? Пайк порылся в кармане и выудил пару монет. Немного побродив вокруг, они обнаружили в одном из новых зданий паб, оформленный в викторианском стиле и напичканный дорогими рождественскими украшениями. В баре был платный телефон. Ноэль набрал номер. Пайк стоял и смотрел в окно, в пол-уха слушая, как Ноэль то кричит, то выспрашивает что-то по телефону. Весь порт Челси был похож на пустую сцену, Пайк слышал рождественские гимны, льющиеся из динамиков в отдалении. Внезапно на него нахлынуло острое чувство одиночества. По какой-то причине мысль о том, чтобы одному вернуться в свою пустую квартиру, привела его в отчаяние. Один. Он был один с тех пор, как от него ушла Марти. Отсюда ему была видна остроконечная крыша «Бельведера», заметно выше здания напротив. Пайк высчитал, где находится этаж Паттерсона. За незанавешенным окном, однако, никого не было видно. Возможно, они никогда не задергивали шторы. Неужели это все, что от них осталось? Что осталось от команды «Альмы»? Ноэль, Чес, Пайк, и те двое наверху? Он подумал, как бы все сложилось, если бы много лет назад в тот день двое ливерпульцев просто не зашли в их бар. После всего произошедшего можно было лишь предполагать. Они могли выбрать любой бар в этих местах. Могли бы пройти мимо их двери и вернуться обратно в Финсбэри-парк, а потом назад в Ливерпуль. Но, увы. Они выбрали «Альму». И ничего тут не попишешь. Глен Уильямс и Тони Грин. Теперь Пайк знал их имена, раньше — нет. Той ночью они были для них толстым ублюдком номер один и номер два, старше их, обоим где-то по тридцать. Два маленьких ягненка, оказавшихся в львином логове. Он и сейчас четко помнил их лица. Как странно, Пайк не мог так же четко вспомнить лица Мика, Колина и Крисси — ребят, которых знал уже лет шесть-семь, — а этих ливерпульцев видел лишь один вечер. — Порядок. — Ноэль подошел к нему, похлопывая руками и дуя на них. — Ну? — Чес был там. — Когда? — Прошлой ночью. Заехал, чтобы собрать какие-то вещи. — Куда он собирался? — Отец не может вспомнить. — Черт побери! — Послушай, я потратил тридцать пенсов, чтобы выбить хоть это. Все равно что с марсианином говорить. Он бредил, нес какую-то чушь. Его мозги совсем опухли. — Он вспомнит еще что-нибудь, когда протрезвеет? — Он никогда не протрезвеет, этот старый хрыч. Пайк уставился на него, но Ноэль продолжал, прежде чем Дэннис успел что-либо сказать. — Он в лучшем состоянии по утрам. Так что утром ему и позвоним, договорились? — Ну уж нет. Мы поедем сейчас. Так будет быстрее. — В Суиндон? — До него, типа, часа два? — Да, но… — Тогда поехали. Ты помнишь, где мы оставили машину? — Подожди минуту. Я не могу вот так сваливать с бухты-барахты на всю ночь. — Почему? — У меня есть определенные обязательства. — Неужели? И какие? — Ну… я… я оставил Кирсти одну дома. — Черт, мы не берем с собой твою подружку, Ноэль. — Это не подружка. Она моя дочь. — Оба-на! Глава десятая Пайк сидел в машине и ждал Ноэля. Тот сказал, что заскочит домой на минутку, но его не было уже минут десять. Пайк начал замерзать. Он какое-то время не выключал машину, но, поняв, что Ноэль быстро не вернется, заглушил двигатель. Сначала он хотел подняться и посмотреть, чем этот лысый шельмец занят, но потом решил не двигаться с места. Пайк покрутил головой и помассировал затылок: он весь закоченел от холода. Ноэль оставил пачку сигарет на приборной панели, и Пайк решил закурить. Какого черта терпеть, ведь это поможет ему согреться. Прикуривая, он случайно нажал на клаксон и вздрогнул от гудка. Пайк принялся разглядывать улицу сквозь грязное ветровое стекло. Шел дождь, и капли сверкали в свете уличных фонарей. Чуть ниже по улице двое пьяниц, шатаясь, тащились в бар. Пайк больше никогда не ходил по барам. Это отсекло его от немалой части Лондона, потому что Лондон состоял из баров. Распивочные и кабаки были здесь повсюду. На каждой улице можно было натолкнуться на ярко освещенную, наполненную сигаретным чадом берлогу. Что умеют делать в этой стране — так это пить. Вы пьете и пьете. Иногда напиваетесь, но чаще просто пьете, сохраняя трезвый рассудок, соблюдая определенный баланс алкоголя в крови. Раньше он все свое время проводил в барах, каждую ночь: пиво и сигареты, сигареты и пиво. И центром всего этого, сердцем этого мира, их штаб-квартирой, офисом была «Альма». Что за классное место! Там они начинали каждый вечер и, чаще всего, там и заканчивали. И хозяин бара был одним из них, свой парень. Они вместе напивались, вместе ходили на футбол. Разве не мечтает каждый, чтобы друг оказался хозяином кабака? Пайк помнил ту первую ночь, когда Крисси стал владельцем. Это был настоящий улет. Казалось, здесь собрался весь Лондон, а в центре — Крисси, как бы сплачивая их всех, уже еле стоящий на ногах от выпитого. Помнил он также и последнюю ночь. Последнюю, перед затянувшимся на долгие месяцы похмельем. Ночь двух ливерпульцев, Глена Уильямса и Тони Грина. Бравыми парнями назвать их было трудно. Они вошли в кабак уже изрядно пьяные и надутые от собственной важности. Они ничего из себя не представляли. Команда, заметив этих двоих, больше о них и не вспоминала. Два безобидных лоха, которые зашли на их территорию. И до тех пор пока они ведут себя нормально, зарываются… До тех пор… Пиво и сигареты. В воздухе хоть топор вешай. Глаза сверкают, как латунная отделка интерьера. Ковер черный и липкий, а бар полон. Так было всегда в начале вечера. Все шумят, все довольны. Ребята из команды наготове. Приняв еще немного на грудь, они встают одновременно, хотя ни слова не было сказано. Они просто знают — пора ехать. Крича и смеясь, они вываливаются на улицу. Там стоят «мерседес» Паттерсона и фургон Мика. Есть еще мотоцикл Колина. Колин вытянул короткую соломинку, поэтому он едет в фургоне с Миком. Ноэль и Чес залезают в «мерседес». А Пайк? Пайк всегда делает, как хочет. Он садился на заднее сиденье «мерседеса», словно в такси. Паттерсон мог строить из себя кого угодно, но Пайк всегда садился сзади и ехал молча, глядя в окно. Уже половина девятого, но все еще светло и тепло. Они едут с открытыми окнами, танцевальная музыка надрывает динамики. Они — пираты большой дороги, жуткие и бесстрашные, они поедут, куда захотят. И ничто не может погасить возбуждения от езды на огромной скорости, когда кровь бурлит от выпитого, а наркотики, которые принес Мик, начинают давать по мозгам. Сначала они останавливаются, чтобы пополнить «фонды». Сегодня они работают в Ромфорде. На прошлой неделе был Саутенд, до того — Уотфорд,[29 - Ромфорд, Саутенд, Уотфорд — небольшие города недалеко от Лондона.] еще раньше… Кого это волнует? Кто помнит? Давно это было. Они припарковываются в переулке рядом с баром, где их никто не знает, и входят один за другим, по одному. Берут выпивку. Пайк стоит в отдалении один, ждет, когда наступит нужный момент, захлестнет энергия. Он смотрит на людей в баре: придурки, лохи, идиоты — простые обыватели. Тут же остальные — Паттерсон с ребятами. Пайк чувствует, что они тоже ждут. Ждут, когда Пайк начнет, ждут его ярости. Он немного встряхивается, все мышцы в напряжении. Он чувствует озноб, внутри все бурлит. Наступает подходящий момент, и Пайк толкает Ноэля, завязывает драку. Вступает Чес, присоединяется Паттерсон. Они передвигаются по всему бару, переворачивают в драке столы. Но Пайк все еще медлит, сдерживает себя, выжидает… И вот оно. Вступает один из местных. Он хватает Пайка за предплечье. Бац! Пайк вырывается, а парень валится на пол. Теперь абсолютная отдача, максимальный отрыв. Полный улет. Они громят мебель, и, когда все обезумели, а хозяин смылся со своего места, маленький Мик прыгает за барную стойку и под прикрытием Колина опустошает кассу. Колин подает знак. Пока Ноэль, Чес, Пайк и Паттерсон позволяют вытолкать себя с шумом за входную дверь, Мик и Колин тихонько сматываются через другую, прихватив наличные. Пайк наносит последний штрих, шмякнув дверью бара по какой-нибудь тупой роже, и они запрыгивают в машины. А потом другой бар и повторное представление. Промахов не бывает. У них всегда был только один метод, один план — план «Н», «насилие», из целого алфавита вариантов, как можно раздобыть деньги. Этой ночью два бара принесли им около пятисот фунтов, по восемьдесят фунтов на брата. На вечер хватит. В половине десятого они заскочили в диско-бар на Севен Систерс-роуд проверить, насколько он может быть прибыльным. Народу там оказалось маловато. Колин затеял там драку просто ради смеха, ударил какого-то голубого придурка в романтическом прикиде, и они свалили. Потом они мчатся в кебаб-закусочную. Там подают потрясающий острый соус. Обменявшись оскорблениями с турками, громко рыгая, они прихватили несколько баночек пива в дорогу и возвратились в «Альму» где-то около одиннадцати, готовые к очередному длительному запою. Сейчас бар переполнен. Этот кабак пользуется спросом у местных, потому что Крисси никогда не закрывается. Через шесть месяцев он окончательно потеряет свою лицензию, но этой ночью все работает. Здесь полно молодых парней: приятелей, знакомых и разных придурков. Есть и завсегдатаи — старые чудаки, которые лет пятьдесят тому назад, возможно, тоже были крутыми, похожими на них, но давно спились, и теперь пытаются строить из себя важных персон, в своих шляпах и жалких костюмах, с беззубыми ухмылками, дешевыми сигаретными трюками и горластыми мордастыми женами. Здесь еще ошиваются несколько юнцов, несовершеннолетних выпивох, старательно строя из себя взрослых, а потом блюющих в туалете, если успевают туда добраться. Здесь даже тусуются студенты, что самовольно заняли пустующее здание по соседству. Они всегда готовы поразвлечься. И конечно, здесь девушки, так сказать, альтернативная команда, армия «Альмы», от четырнадцати до сорока: уложенные волосы, боевой макияж, украшения, короткие юбки, высокие каблуки и бесстыжие языки. Дэбби, Кэт, Луиза, Ширли, Линда… и, конечно, Марти. Марти одета в очень-очень короткое белое платьице. Она помогает Крисси за барной стойкой. Вот она, мечта. Рай земной. Их собственное королевство. Они не спеша входят в бар, словно вернувшиеся с войны герои. Как обычно, обмениваются с девушками скабрезностями. Дальше идут стандартные насмешки и сексуальные угрозы с обеих сторон. Потом идет рассказ, воспоминания о сегодняшних ночных похождениях, с шутками и враньем. Но что это? У барной стойки на стульях сидят… Как? Они все еще здесь, эти ливерпульцы, Уильямс и Грин. Еще пьянее, чем были. Они выпендриваются, размахивают деньгами и строят из себя крутых, покупая всем выпивку. — Ну давай, друг… Давай, выпей еще… — Что за ливерпульцы? — спрашивает Мик у Крисси, и тот ему рассказывает все, что услышал. Услышать, что надо — в этом Крисси нет равных. Он выглядит мертвецки пьяным, при этом его мозг работает, а люди разбалтывают ему всякое, думая, что Крисси ничего потом не вспомнит. Но Крисси помнит все. Кое-что они узнали от Крисси, остальное выяснилось позже. Оказалось, что Глена Уильямса и Тони Грина вытащили из Ливерпуля, чтобы помочь ограбить почтовое отделение в Лейтоне. Это было на прошлой неделе. Пайк что-то об этом слышал или видел в газете. Их явно использовали как рабочую силу, а не как мозговой центр. Они получили несколько пустяковых царапин и теперь должны были бы в целости и сохранности возвратиться домой на север. Но, будучи полными идиотами, они остались развлекаться средь ярких огней большого города и тратить свои тяжко заработанные денежки. Сегодня ливерпульцы навестили сестру Уильямса, живущую неподалеку. А по дороге к стоянке микротакси, на котором они собирались вернуться в гостиницу в Финсбэри-парк, им на глаза попалась «Альма». Как насчет немного выпить, а? Совсем немного, на дорожку… Теперь уже близится закрытие, а они все еще здесь, опьяненные дружелюбной атмосферой лондонского бара. Опьяненные, поглупевшие и беспечные от количества выпитого. Одиннадцать часов. Крисси запирает бар и занавешивает окна. А ливерпульцы уверены, что они неплохо устроились, очень неплохо. В карманах достаточно денег, а бар, что никогда не закрывается, полон настоящих кокни — коренных лондонцев. Кокни. Они называли кокни каждого, кто живет к югу от Ливерпуля. — Выпей… Ну же, выпей с нами… Пусть остаются, никаких проблем. Они могут оставаться, пока ведут себя прилично. А если нет — тогда другой разговор. Все принимаются пить крепкие напитки, пошла серьезная выпивка. Теперь команда оседает здесь на всю ночь. Полпервого начинается приступ безудержного веселья. Крисси, уже мертвецки пьяный, вылезает из-за барной стойки, выводит на ковре «ура» бензином из зажигалки и подносит огонь. Он кружится вокруг надписи в какой-то сумасшедшей ритуальной пляске. Когда уже начинает казаться, что пламя разгорится и пойдет дальше, Крисси затаптывает его ногами, а «ура» остается темным выжженным узором на красном ковре с цветами. Две уже немолодые женщины запевают непристойную песню. Один малолетний пьяница затевает драку с другим юнцом, и их обоих вышвыривают на тротуар приходить в себя. У Мика сносит крышу, и он начинает рассказывать всем о марксизме и загнивающем капитализме. Колин лупит по автомату с сигаретами, пытаясь выбить оттуда несколько монет, а Крисси его всячески подогревает. Все бурлит. Еще одна пятничная ночь в «Альме». Красные лица окружающих расплываются и сияют глупыми усмешками. Тут Чес начинает доставать Пайка: — Посмотри на этих ублюдков. — Каких именно ублюдков? — Ну два жирных ливерпульских ублюдка: один и второй. Пайк оглядывается по сторонам. Они все еще здесь, сидят на своих стульях и тискают Ширли и Луизу. — Это лондонские девочки, — говорит Чес, — это наши девочки. — Не обращай на них внимания, Чес. Они — пустое место. — Ты только посмотри на них. Они сидят, пускают слюни в своих широченных штанах, со своим идиотским ливерпульским акцентом. Посмотри, эти ублюдки покупают девчонкам выпивку. — Это обычные ливерпульцы, Чес. Чего зря из-за них париться. — Так не годится, Пайк. Не годится. Такого нельзя позволять. — Этой ночью, Чес, позволено все. Чес отстает от Пайка и пытается уговорить других ребят из команды. Но все посылают его к черту. Пьянка продолжается. Постепенно бар пустеет, завсегдатаи расходятся. Теперь и девушки собрались уходить. Даже Ширли и Луиза. Вы когда-нибудь видели убитых горем ливерпульцев? Они думали, что у них все на мази. Думали, что все пройдет без сучка без задоринки. Они уже видели, как едут к сестре Уильямса и заваливают этих девчонок на диван. Но они неправильно оценили ситуацию. Им казалось, что девчонки млеют от похоти, тогда как на самом деле девушки просто весь вечер разводили их на выпивку. — Ой, девчонки, ну же… бросьте. — Уже поздно. Ночь, мальчики. — Пока, пока. — Да вы просто шлюхи! — Лондонские шлюхи! Что за милый разговор, правда? Это в порядке вещей, если парни называют своих девушек шлюхами, потаскухами, суками, проститутками и так далее. Но это не дозволено двум нахальным ливерпульцам. Уильямс и Грин теперь просто напиваются, они спустились с небес на землю. Они обозлены и обижены. А ребятам приходится терпеть вечное ливерпульское самодовольство и нытье. И тут северяне обратили свое внимание на богиню за барной стойкой — на Марти в маленьком белом платье. Марти это не волнует. Она — бывалая штучка и знает, как справиться с похотливыми пьянчугами. Она даже бровью не ведет, но Чес уже не может сдержаться. Он подходит к ливерпульцам, чтобы поговорить, и вежливо просит их свалить. — Мы имеем полное право здесь пить, — начинает тот, что пониже, Грин. — Давайте, ребята, мы закрываемся, — говорит Крисси. — Правда? Тогда почему вы, мальчики, все еще здесь? — Это частная вечеринка. — Нахрен. Дайте нам еще выпить. Они крутые парни, эти ливерпульцы. Вооруженные бандиты. И никто не может указывать им, что делать. Чес стаскивает Грина со стула. Грин сильно бьет Чеса, и тот падает на пол. Чес вскакивает, к нему присоединяется верный Ноэль. — Только не здесь, — говорит Крисси. — Хорошо? Не здесь. И братья Бишоп отступают. Крисси — хозяин в «Альме». К нему нужно проявлять уважение. Теперь уже никого не осталось. Никого, кроме команды, ливерпульцев и Марти, которая помогает Крисси прибраться. Ливерпульцы никак не хотят от нее отстать, они назойливы, даже посмели предложить ей деньги за услуги. Правда, это предложение сопровождалось глупым хихиканьем. Команда больше их не трогает. Те ошибочно полагают, что это потому, что они показали свою силу и власть над этими мягкотелыми кокни. Они тут самые крутые — так думают про себя эти двое грубых напившихся ливерпульцев. Наконец Паттерсон говорит пару слов Марти и команда уходит из бара. Они ждут за углом, на тускло освещенной аллее, пролегающей между двух магазинов и ведущей к особняку. Они стоят здесь этой теплой ночью, все шестеро, и курят. Пайк, Паттерсон, Ноэль, Чес, Колин и Мик. Долго ждать им не приходится. Через пять минут на аллею выходит Марти, а Уильямс и Грин трусят за ней как два голодных счастливых пса. — Привет, — окликает их Паттерсон, и они останавливаются. — Все в порядке, ребята, — говорит Уильямс, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и невозмутимо, но по его лицу видно: он знает, что допустил ошибку. Его глаза округлились. — Хорошая ночка, — говорит Чес. — Да. — Уильямс смеется. Лицо Грина ничего не выражает. Он пытается просчитать ситуацию. — И куда вы собрались? — ровно спрашивает Колин. — А! Ну вы понимаете… — Уильямс смотрит на Марти. Та виновато пожимает плечами и отходит в сторону. — Эй, ребята. Я не хотел вас обидеть, — Уильямс обращается к Чесу. — Мы ведь кореша, верно? — Да, — отвечает Чес. Уильямс опять смеется. Пайк ждет, когда все наконец начнется. Эта прелюдия слишком затянулась. Он хочет побыстрее разобраться, побыстрее перейти к действию. Бешенство еще не пришло к нему, только предвкушение, как у наркомана перед уколом, как Марти, призывно улыбающаяся с постели. Сейчас. Не сказав ни слова, Пайк делает шаг вперед и врезает кулаком Уильямсу в челюсть. Уильямс сгибается пополам, закрывая лицо руками, сквозь пальцы начинает капать кровь. Грин храбро налетает на Пайка, но тот с силой отталкивает его плечом, и Грин отлетает на стену. — Какого хрена ты это сделал? — спрашивает Уильямс. — Я зуб потерял. — Вот он, — с готовностью говорит Паттерсон и показывает на землю, где на каменной мостовой лежит желтый зуб. — Спасибо. — Уильямс наклоняется, чтобы подобрать его, и Паттерсон со всей силы бьет его ногой по лицу. Уильямс беззвучно падает спиной на асфальт и больше не шевелится. Сейчас сердце Пайка колотится часто-часто. Ярость разгорается. Вся ночь шла к этому мигу, мигу безудержной жестокости. Ради этого он и живет, когда адреналин бурлит в крови, мысли сосредоточены, а от тела струится сила… Грин видит, что если останется, то у него нет никаких шансов. Уильямс в отключке и не поможет, а их — шестеро против одного. Маленький ливерпулец пытается смыться. Колин и Мик хватают его и толкают обратно к ребятам. Чес замахивается и бьет его коленом по яйцам. — Нет, — голос Грина звучит безжизненно и печально. Он идет, пошатываясь, вперед, сгибаясь все ниже и ниже, словно спускается по лестнице. Пайк окончательно сваливает его ударом ладони по затылку. — Поехали, — говорит Паттерсон. То, что случилось потом, было методично, безобразно и равнодушно. То, что случилось потом, свалило Пайка больным и заставило прятаться в течение десяти лет. То, что случилось потом, до сих пор будит Пайка по ночам, и он долго не может уснуть, потому что перед глазами стоит кровь, растекшаяся по асфальту словно нефть. Пока Марти стояла и смотрела, они вшестером забили Тони Грина до смерти. Глава одиннадцатая — Она когда-нибудь разговаривает? — спросил Пайк, сворачивая на круге с Чизвик на шоссе М-4. — Нет, — ответил Ноэль, — только играет в свой «Гейм Бой».[30 - «Гейм Бой» («Game Boy») — маленькое портативное игровое устройство.] Кирсти была страшненьким ребенком, с широко расставленными испуганными глазами, прямыми жирными волосами и нездоровой кожей сероватого оттенка. Ноэль сказал, что ей шесть лет, хотя на вид было меньше, да и роста она была небольшого. Пайк посмотрел на нее в зеркало заднего вида: она вся сгорбилась над своей электронной игрушкой, лицо ее освещала маленькая салонная лампочка. Вылитый кандидат в семейку Адамс;[31 - «Семейка Адамс» («Adams' Family») — американский фильм-пародия на фильмы ужасов.] впрочем, как и папаша. — Она посадила уже кучу батареек, — сказал Ноэль. — Как ты выносишь этот шум? — спросил Пайк, когда из игрушки раздались резкие раздражающие звуки заставки. — К нему привыкаешь. Через некоторое время вообще перестаешь замечать. С того времени как они забрали девочку на Шефердс-буш, Кирсти не сказала ни слова, даже «здравствуйте». А кто, собственно, мог получиться у такого отца, как Ноэль? Ширли Темпл?[32 - Ширли Темпл (Shirley Temple) — американская девочка-киноактриса.] Машин на дороге в это время, ночью, было мало, и скоро они съехали с магистрали на эстакаду, которая вела их к цели. «Форд-эскорт», набирая скорость, начал стонать и дребезжать. — Господи, — сказал Ноэль, повышая голос, чтобы перекричать этот шум. — Дерьмовая машина, Пайки. Зачем ты ездишь на такой рухляди? — Она меня вполне устраивает. Не вижу смысла покупать что-либо приличное — либо разобьешь, либо утащат. — Тебе не стыдно такую водить? — Она так шумит только в промежутке между сорока и шестьюдесятью километрами. Как только будет больше шестидесяти, все утихнет. — Верится с трудом. Пайк перестроился в скоростной ряд, обгоняя грузовик, и дребезжание прекратилось. Машина опять пошла почти бесшумно. — Нормальный ход, — продолжал Пайк, — неплохой мотор. Маленькая, поэтому удобно парковаться. Я всегда покупаю машины такого типа, убиваю их в конец, а потом опять беру что-нибудь дешевое. Эта должна была послужить мне до отъезда в Канаду. Не вижу смысла привязываться к машине, привыкать к ней. Пайк оглянулся на Ноэля, который рассматривал проезжающий мимо грузовик с коврами. — Так ты собираешься мне рассказать? Или нет? — спросил он. — Что? — Ноэль смотрел на Пайка, и тот кивнул, показав головой на заднее сиденье машины. — Я про твой маленький лучик радости. — Это долгая история. — У нас уйма времени, — ответил Пайк. — Я расскажу сокращенную версию. — Кто мама? — Ты ее не знаешь. Алана. Я познакомился с ней в Вегасе. — Американка? — Нет, из Мидлсбро. — А что ты делал в Вегасе? — Играл. Подумай, Пайк, каждый хоть раз в своей жизни обязательно должен потратить прорву денег в Вегасе, прежде чем умрет, разве нет? Иначе ты не жил. У меня были деньги. Мы с Чесом провернули небольшое, но замечательное дельце, правда, с душком. Оно оказалось весьма выгодным, но, в силу некоторых причин, нам пришлось на некоторое время убраться из страны и залечь на дно. Но это совсем другая история. Волшебное место эти Штаты. Мы все их исколесили. И конечно, я осел в Вегасе. Тебе надо было меня тогда видеть. Шикарный отель. Тебе сдают номер за бесценок, если думают, что ты собираешься много играть, и, знаешь, я играл как дьявол. И понеслось. Я был в списках и не имел права мошенничать. Это было потрясающе! Мой выигрыш рос быстрее, чем грибы после дождя. Меня уважали, у меня был собственный стол, где я играл в рулетку. Вот это игра! Я был мистер Бишоп. Они подавали мне машину, размещали в лучших отелях, прямо над казино. У меня были большие деньги, и их количество все росло. Вот там-то я и познакомился с Аланой. Она взяла отпуск вместе с какой-то девушкой с работы, а работала она в игорном доме. У нее были небольшие накопления. Девушки на каникулах пошли в отрыв. Я был в ее глазах крутым, Джеймсом Бондом. — Ноэль усмехнулся. — Я тогда купил себе белый костюм, самый лучший. Стильная стрижка, маникюр, сауна, солярий, массаж — тебе надо было меня тогда видеть, Пайки. — Могу себе представить. — Ну а Алана сходила от всего этого с ума. Сходила с ума по мне. Целую неделю. Это был лучший секс в моей жизни. В шикарном отеле, с большой ванной, пеной, золотыми кранами, шампанским, бифштексами, колой и Аланой… О, она была прекрасна. Маленькая пташка. Но отлично сложена. Красотка. Прекрасная маленькая грудь, прекрасное маленькое лицо. Северный акцент. Правда, говорили мы мало, не было нужды. Она была в отпуске и постоянно красовалась, наряжалась, словно мы герои какого-то фильма. — Не похоже, чтоб у этой истории был хороший конец, — сказал Пайк. — Нет. Но тогда, честно скажу тебе, моему члену казалось, что он умер и попал на небеса. Знаешь, что она сказала мне в первую ночь в спальне, в одном нижнем белье — чулки и все такое — знаешь, что она сказала? — Даже вообразить не могу. Ноэль наклонился к Пайку и тихо сказал: — Она сказала: «Ноэль, ты можешь делать со мной все, что захочешь… все». Представляешь? — Нет. — Что значит «нет»? Она сказала, что я могу делать все. — Например? — Ну ты знаешь, все. — Да, ты так и сказал. Но что, все? — Ну… — Ноэль оглянулся назад на Кирсти, потом поставил в магнитолу кассету и сделал звук погромче. Заиграл Эннио Морриконе. — Напряги свое воображение, черт тебя побери, Пайк. Она сказала «все». У меня член стал твердым, как скала. Я имею в виду, это самое возбуждающее, что тебе могут сказать. — Я все равно не понимаю, — сказал Пайк. — А что ты обычно делаешь? — Ты не можешь делать все, что угодно, с любой девушкой. — Но что делать-то? По-моему, если ты только не извращенец, секс есть секс. И если какая-то краля говорит мне: «Можешь делать со мной, что хочешь», что я должен подумать? Что я могу убить ее, что ли? — Нет. — Ты же не имеешь в виду помочиться на нее или что-то в этом роде? — Да нет же, — ответил Ноэль. — За кого ты меня принимаешь? — Ты можешь лизать ее, разжигать, ласкать руками, быть сверху, снизу, валетом, сзади, привязывать ее к кровати… Что еще? — Ну… все. — Ты так и сказал. Да что это такое, твое чертово «все»? Ноэль задумался. — Сейчас я начинаю задумываться над этим… Я не знаю. Я только помню, что в тот момент решил, что это самые возбуждающие слова на свете. — А когда до дела дошло, что ты вытворял? — Я думаю, все, что ты сказал до этого… — То есть то, что ты обычно делаешь, — терпеливо сказал Пайк. — Наверное, да… Подожди минутку, ты пропустил «черный ход»! — Это еще что? — В задницу, — сказал Ноэль. — Ты что, любитель? — Да нет, не то чтобы. Я просто думаю, что это звучит вызывающе, знаешь. Представь, что кто-то разрешает тебе сделать так… это возбуждает. — Так ты делал это с Аланой? — Нет. Она не разрешила. Сказала, что это отвратительно. Пайк расхохотался. Так он не смеялся уже очень давно. Это было заразительно, и Ноэль присоединился к нему. — Я и не настаивал, — добавил Ноэль, потирая лысину. — Меня это особо не волновало. Но честно говорю тебе, это была лучшая неделя в моей жизни. — И чем все кончилось? — Я остался без денег, а Алана забеременела. Эта глупая корова не пила таблеток. — А ты не догадался спросить? — Она сказала, что я могу делать все, разве нет? — Ну ты и тупица. — Мы попытались что-то склеить, приехав в Лондон. Застряли здесь на год. Но Шеферд-буш далеко не Лас-Вегас. Здесь нет никакой магии. Она перестала следить за своей внешностью, мой белый костюм стал серым, и мы поняли, что больше не хотим видеть друг друга. Она убралась восвояси вместе с Кирсти. — Так почему сейчас девочка у тебя? — Полгода назад Алана появилась у меня на пороге вместе с Кирсти. Сказала, что у нее появился новый парень, он хочет создать свою собственную семью, а Кирсти ему не нужна. Так она оказалась у меня на шее. Господи! Я и не знал, как это тяжело — растить ребенка. Отвезти ее в школу, забрать из школы, купить обувь, отвести к доктору. И так без конца. Единственное, что ее оживляет, — это чертов «Гейм Бой» и «Супербратья Марио». Пайк понятия не имел, кто такие супербратья Марио, и не собирался выяснять. Он почувствовал себя старым. Было ощущение, что он не знает, чем живет сейчас молодежь. Он безнадежно отстал. Пайк как бы выпал из времени. В Канаду? А что Канада? Страна мечты, сказочная страна из книжки. — Ноэль. — Что? — По крайней мере, у тебя есть она. По крайней мере, у тебя есть, ради чего жить. Но Ноэль просто рассмеялся. Так они и ехали в Суиндон. Ноэль слушал музыку из фильмов и ему понравилось, даже Филипп Гласс. Наблюдая за размытыми очертаниями проносящихся огней, загипнотизированный ритмом, он увлекся. — А это ничего, — говорил он, кивая головой. — В этом что-то есть. Просто нужно быть в таком настроении. Дидли-дидли-дидли-дидли… Неплохо. Потом Ноэль опять утратил интерес к музыке и принялся болтать, пичкая Пайка деталями своей беспорядочной жизни. Пайк не перебивал его, радуясь, что от него не требуется принимать участие в разговоре. Он старался гнать от себя все мысли о Чесе, деньгах и всей этой неразберихе. Ему стало казаться, что машина едет сама по себе. Временами Пайк ловил себя на мысли, что он не осознает, что делает. Он не помнил, чтобы следил за дорогой или переключал передачи, не помнил, мимо чего проезжал, словно машина ехала на автопилоте. Он потерял нить рассказа Ноэля, этой бесконечной истории о всевозможных аферах, мошенничестве, жульничестве, убытках, небольших выигрышах и больших потерях, о пьяных загулах и днях, зря потраченных на наркотики и драки… И все это время рекламная брошюрка с видами Канады незваной гостьей мелькала в его мыслях: Скалистые горы, сосновые леса, Великие озера, американские сохатые среди снегов, медведи, эскимосы, Торонто ночью, омары и старые рыбачьи баркасы, скалистое побережье, королевская конная полиция… — Мы с тобой словно герои какого-то фильма. Ноэль повторил это уже несколько раз, слушая музыку. — С этой музыкой — точно как в кино. — Неужели? — Я сто лет в кино не ходил, — сказал Ноэль. — А я все время хожу, — ответил Пайк. — А как насчет футбола? Ты за это время ходил хоть раз на матч? — Нет. — И я давно не был. Это смешно, но уже целых два года. Когда-то я думал, что жить без футбола не смогу, а теперь… — Я иногда смотрю его по телевизору, — сказал Пайк. — Футбол нельзя смотреть по телевизору, он не для этого. Футбол — это живой кайф. — Ну уж нет, — возразил Пайк. — Футбол — это страшная досада. Проиграть у себя на поле, ну, не знаю… какой-то деревенщине. Это все мои воспоминания, за исключением одной игры… — 1991, полуфинал, «Арсенал», — встрял Ноэль, — на Уэмбли. — Точно, — ответил Пайк. Ноэль засмеялся и запел: — Где твой двойной? Где твой двойной гол? — Тот первый гол! — Удар Газы.[33 - Газза (Gazza) — прозвище Пола Джона Гаскойна, знаменитого английского футболиста.] — Да. Я смотрел это по ящику. Невероятно. Даже Бэрри Дэвис поверить не мог. Когда забили первый гол, я подумал… — Я был там, Пайки, — сказал Ноэль. — Я был там, черт меня побери. На Уэмбли. Никто не мог поверить. Мы все просто молча смотрели друг на друга… А когда забили второй гол, чтоб мне провалиться! Я никогда не забуду, как посмотрел на трибуны напротив и увидел это замершее море в красном. Это все было похоже на мечту: замершие красные и беснующиеся от восторга наши. Я будто жил ради этого момента. — Но финал оказался испорченным, верно? — спросил Пайк. — Да, — мрачно ответил Ноэль. — Но все равно мы победили. — Один гол признали. Мне даже было немного жаль Клафи. — Да, так оно и было. С тех пор я лучше ничего не видел. Ноэль замолчал и посмотрел на Пайка. — Эй! А ведь это здорово! — Что? — Обсудить игру, как в старые времена. Теперь настал черед Пайка улыбаться. Это действительно было здорово. Он понял, что давно ничего ни с кем не обсуждал, даже такие обычные вещи, как телепередачи, фильмы, футбол, секс. Он недолюбливал Ноэля, тот вечно действовал ему на нервы. Но сейчас Дэннис был ему благодарен, он вернул его к реальности. Для этого-то футбол и нужен — это не просто спорт, не просто двадцать два мужика, бегающих за мячом по полю — это единение с друзьями. Ты становишься частью чего-то, принадлежишь лагерю болельщиков, и вы — единое целое. — Нам сюда, — сказал Ноэль. — Не понял? — Это наш съезд на Суиндон. Они съехали с автострады, и очарование быстрой езды испарилось без следа. Поездка превратилась просто в «разгон-торможение», больше нельзя было спокойно и плавно лететь. Вот и возвращение в реальный мир. Ноэль сосредоточенно давал указания, куда ехать, а Пайк сосредоточенно вел машину. Отец Ноэля жил в безликом современном микрорайоне, застроенном муниципальными домами. Все дома были построены в расчете на одну семью, из кирпича и с деревянной отделкой под эпоху Тюдоров, и каждый дом имел общую стену со вторым таким же. Освещение навевало ужас: все уличные фонари были повреждены, они то зажигались, то выключались. При взгляде на дома казалось, что смотришь старый мерцающий кинофильм. Сад перед домом превратился в помойку. Среди мешков с пустыми бутылками и поломанными остатками кресла валялась пара брошенных тележек для покупок. Лужайку давно не стригли, и она вся заросла сорняками. Собаки изрыли ее вдоль и поперек, поэтому она вся была покрыта ямами и кучками. Ноэль сразу стал серьезным и настороженным. — Мы зайдем через заднюю дверь, — сказал он. — Звонить смысла нет. Он, скорее всего, напился до потери сознания. Пайк обошел за Ноэлем вокруг дома, Кирсти тащилась рядом, продолжая играть в «Гейм Бой». Ноэль остановился: — Еще одно. Не ходи в сад за домом. — Почему нет? — Просто не ходи. Поверь на слово. — Почему я не могу ходить в сад за домом? — Около года назад у отца засорился туалет, — со вздохом начал рассказывать Ноэль, — и он применил новый способ прочистки. Наполнил унитаз бензином и кинул туда спичку. Все взорвалось к чертовой матери. — Господи Иисусе. — Да уж. Теперь он срет в полиэтиленовые пакеты и выбрасывает их из окна. Поэтому не ходи в сад за домом. — Прекрасно. — Пописать можешь в раковину, а если приспичит наложить кучу, то можешь воспользоваться туалетом миссис Уэллер, соседки. Она присматривает за отцом. — Ноэль, нам не следовало тащить сюда ребенка. — Знаю, но ты не оставил мне выбора. — Ноэль толкнул незапертую дверь, и они вошли. Нашарив в темноте выключатель, он зажег свет. Яркая лампа дневного света резала глаза. Кухня вызывала отвращение. В раковине высилась гора грязной посуды, на которой уже росла плесень. Все вокруг было заставлено кастрюлями и сковородками, полупустыми консервными банками, пластиковыми упаковками, контейнерами с содранной фольгой, окурками, коробками из-под пиццы… Повсюду стояли пустые бутылки и пивные банки. Мешки, набитые мусором, выглядели так, словно простояли здесь всю жизнь. Пол был покрыт толстым слоем липкого желтоватого жира, с черными отпечатками следов. Как только они вошли, ноги Пайка тут же начали прилипать. А как воняло! Запах мочи, пива, виски и протухшей еды. Животные запахи смешивались с гнилью. Они поспешили убраться из кухни, но и в других комнатах было не лучше. С трудом верилось, что столько грязи и мусора мог наплодить один-единственный человек. Пайк почувствовал себя грязным, словно вымазался во всем этом. Ему захотелось помыть руки и принять душ в чистой, белой, выложенной кафелем ванной. Они нашли мистера Бишопа по звукам. Он сидел на диване в гостиной полностью одетый и громко храпел. Его стошнило, и грудь его некогда белой рубашки была заляпана рвотой вперемешку с кровью. Он выглядел лет на сто, хотя ему, наверное, и шестидесяти не было. Одет он был в черный поношенный костюм и новые дешевые кеды. Его морщинистое темно-красное лицо покрывали рубцы и оспины. Язык, торчащий между желтых зубов, имел зеленый цвет. Ноэль выглядел пристыженным. Нахмурившись, он сказал: — Сейчас нет смысла его будить. Просто оставим его здесь, а с утра расспросим как следует, ладно? — Господи. Ноэль. Кирсти стояла в дверях, с головой уйдя в свою игру, отгородившись таким образом от окружающего мира. Они услышали движение в кухне, и женский голос прокричал: — Эй! Есть кто-нибудь? — Это мы! — прокричал в ответ Ноэль. В комнату вошла молодая женщина, держа в руках, как дубинку, длинный фонарь. — О, здравствуй, Ноэль. — Здравствуйте, миссис Уэллер. — Я только решила проверить. Ей было около тридцати, высокая, с коротко подстриженными темными волосами. На ней были потертые джинсы и мужская рубашка. — Я услышала, как подъехала машина, и кто-то вошел в дом. Я должна приглядывать за вашим отцом, ведь его уже раз обворовали. Все знают, что с ним легко справиться. — Спасибо, миссис Уэллер. Но вам не следует заходить сюда просто так, это может быть опасно. — О нет, они все трусы, убегают при первом же звуке. Обычно это шпана. — Спасибо, что присматриваете за ним. Он этого не заслуживает. — Я делаю, что могу, но он себе худший враг, на самом деле. Он как ребенок. — Я не представляю, как вы миритесь с таким соседом. — По крайней мере, он тихий, — засмеялась она. — Кстати, познакомьтесь, — сказал Ноэль, — это Пайк… Дэннис. Старый друг. — Приятно познакомиться. — Она пожала Пайку руку, вежливо улыбаясь. — А это моя дочь Кирсти. — О, так это Кирсти. — Она присела на корточки и поздоровалась с девочкой, но та ничего не ответила. — Извините, — сказал Ноэль. — Она глуха ко всему вокруг, когда играет на этой машинке. — Знаю. Мой Дэррен такой же. — Она выпрямилась. — Вы ведь не собираетесь здесь остаться? — Мы останемся на одну ночь. Нужно кое о чем поговорить с папой, а сейчас это бесполезно. — Я возьму Кирсти к себе. — Нет, не стоит… — Я бы вас тоже позвала, но у меня нет для всех места. — Нет, что вы, — сказал Ноэль, и его голосу определенно не хватало уверенности. — Мы устроимся. — Ноэль, девочка здесь не останется. — Вы очень добры, миссис Уэллер, — сказал Пайк. — Сара. — Сара, — повторил Пайк. Ноэль наклонился к Кирсти: — Хочешь заночевать у Сары и Дэррена? Кирсти пожала плечами. — Она говорит спасибо, — ответил за девочку Ноэль. Сара взяла Кирсти за плечо: — Тогда пошли. Уложим тебя в постель. Она вывела ее через кухню, и Пайк с Ноэлем остались наедине с храпящим телом. — Добро пожаловать в загородную резиденцию Бишопов, — горько сказал Ноэль. — Его Светлость спит. Он ударил отца по ноге. — Старый пердун. — Пошли, — сказал Пайк. — Оставь его. Пойдем напьемся? — Да. — Ноэль уныло улыбнулся. — Яблочко от яблони… И они пошли в бар. Глава двенадцатая Пайк встал в семь. Все тело ныло, и он страдал от похмелья. Ночью он практически не спал. Ноэль выделил ему кровать в комнате для гостей, а сам занял отцовскую спальню, и Пайк ему нисколечко не завидовал. Кровать Дэнниса нельзя было назвать удобной: жесткая, узкая, с нейлоновыми простынями. Но по крайней мере, хоть комната была не очень грязной. Казалось, что ее использовали как кладовую, она была забита коробками и чемоданами — все лучше, чем остатками еды и пустыми бутылками. Но запах гниения проникал всюду, и выпивший Пайк большую часть ночи пролежал без сна, испытывая зуд по всему телу и чувствуя себя грязным и замерзшим. Когда он спустился вниз по лестнице, то увидел, что отец Ноэля все еще спит на диване. Правда, теперь он уже не сидел, а лежал на спине. Пайк оставил его в этом положении и вышел на улицу. Еще окончательно не рассвело, было мрачное и морозное декабрьское утро. Вот и четверг наступил. Дэннис с полчасика побегал вокруг, чтобы прийти в норму. Он старался накачать в легкие побольше свежего воздуха, чтобы выветрить вонь, которая, казалось, въелась в его нутро. После пробежки Пайк почувствовал себя значительно лучше и был вполне готов к ужасам дома Бишоп. На обратной дороге он прошел мимо нескольких магазинчиков и купил себе газету, «Дейли миррор». Читая передовицу, он позавтракал в кафе, потому что завтракать в доме Бишоп он бы не рискнул. Почувствовав приступ жалости к Ноэлю, Пайк перед возвращением купил для него буханку хлеба и пинту молока. Когда Пайк подошел к дому, Сара Уэллер как раз расплачивалась с молочником у входной двери. Она улыбнулась Дэннису и сказала: — Доброе утро. Пайк подошел ближе. — С Кирсти не было хлопот? — спросил он, зевая. — Никаких. Вы рано поднялись. Сара набросила пальто прямо поверх пижамы. — Не смог уснуть. — Не хотите чашку чая? — Я только что позавтракал в кафе, спасибо… Хотя, пожалуй, выпью. Еще одна мне не повредит. Сара пригласила его внутрь. — Дети еще спят. Это так здорово на самом деле. Дэррен больше не встает на рассвете, а я просыпаюсь. Видно, это вошло у меня в привычку. Ее дом был образцом порядка и уюта, особенно после Бишопов. Пайк сел за стол в чистой и светлой кухне, где Сара принялась готовить чай. — Ваш муж еще не встал? — спросил он. — Бог его знает. Я его уже два года не видела. — О! — Он посмотрел сзади на шею Сары. Ему вдруг страшно захотелось прикусить эту маленькую полоску под короткими густыми темными волосами. — А что вы хотите от старика? — поинтересовалась она, завязывая разговор. — Мы пытаемся разыскать Чеса. — Он приезжал сюда позавчера вечером. — Вы с ним говорили? — Не особо. Только поздоровались, и все. — Чайник закипел, и она разлила кипяток по кружкам. — Он не сказал, куда собирается? — спросил Пайк. — Нет. — Сара принесла чашки и села напротив него. — Спасибо, вы так заботливы. — Вы знаете, старый мистер Бишоп был вполне нормальным, пока его жена не умерла. Я въехала сюда в то же время, что и они. Нет, он, конечно, всегда выпивал, но, я думаю, ее он слушался, а когда она умерла… Может быть, он просто подумал: а ради чего все?.. Понимаете? Вы женаты? — Нет, — ответил Пайк. — Разведены? — Нет. — Вдовец? — Нет. — А девушка есть? — Нет. — С вами не просто, верно? — покачала головой Сара. — Что? — Вести разговор. — Ну я не знаю… — Вы должны немного мне помочь и поддержать беседу. — Простите. Я… как бы это сказать, — Пайк уставился на свой чай, — я ни с кем не общался какое-то время. Отвык… Ну вы понимаете. — Вы сидели? — спокойно спросила Сара. — Нет, — Пайк улыбнулся. — Но были все шансы. — Какой вы загадочный. — Да нет, ничего особенно интересного. — Вы ведь моложе, чем выглядите? — Даже не знаю. — Сколько вам? Около тридцати пяти? — Тридцать четыре. — Так я и думала, вы гораздо моложе, чем выглядите. — Вы всегда так разговорчивы с незнакомыми? — Я торчу здесь целый день одна с девятилетним ребенком. Поэтому хватаюсь за любую возможность поговорить со взрослым, даже таким несчастным, как вы. — Вы думаете, я несчастный? — Но ведь точно не весельчак? — Нет. — Пайк покачал головой и отпил чая. — Опять. Вот, о чем я и говорю. — Я лучше пойду и посмотрю, не проснулся ли Ноэль, — сказал Пайк, ставя свою кружку. — Под лежачий камень вода не течет, верно? — Как скажете. — Спасибо за чай. — В любое время. Пайк посмотрел на Сару. У нее была очень белая кожа и очень голубые глаза. — Спасибо за все, большое спасибо, — произнес он. Пайк вошел в дом Бишопов через дверь на кухню. Из гостиной послышался ужасный харкающий кашель — мистер Бишоп проснулся. Пайк нашел его в холле. Тот чесал себе голову, пытаясь отскрести засохшие следы рвоты с переда рубашки. Он посмотрел на Пайка, сощурившись. — А ты что за хрен? — Друг Ноэля. Мы приехали этой ночью. — Этой ночью? — у папаши Бишоп был заметный западный выговор. — Я и Ноэль. — Ноэль? Он здесь? — Спит в вашей спальне. — В моей спальне… — Его скрутил очередной приступ кашля. — Дрянь, — сказал он, когда его отпустило. Пайк не мог с уверенностью сказать, относится ли это к нему, Ноэлю, кашлю или ко всему миру в целом. Бишоп, шаркая, направился на кухню. Там он сдвинул вбок гору посуды и налил воды в чайник. Пайк вошел следом. — А что Ноэль здесь делает? — Мы приехали, чтобы расспросить вас о Чесе. — О Чесе? — Да. Он ведь был здесь, верно? Во вторник ночью. — Во вторник ночью? Серьезно? Не помню. — Чес был здесь, и нам нужно знать, куда он поехал. — Куда поехал? Какого хрена я должен знать, куда он поехал? — Может, он вам что-нибудь сказал. — Мне? С какой стати ему что-то мне говорить? Он никогда ни хрена не говорит. — Он поставил чайник на конфорку и зажег газ. — Так вы не знаете, куда он мог поехать? — Он мог поехать, куда угодно. — Бишоп достал из кармана сплющенную пачку «Эмбасси». Достал сигарету и, не предложив Пайку, прикурил от конфорки. — Послушайте, мистер Бишоп, это очень важно. Чес точно ничего не говорил, куда собирается, когда уезжал отсюда? — А когда он уехал? — Бишоп харкнул, задумался на секунду и затем сплюнул в раковину. — Вот что я тебе скажу, — добавил он. — Почему бы тебе не убраться и не оставить меня в покое? Пайку хотелось взять его за морщинистую харю и шмякнуть об стол. Десять лет назад он так бы и сделал. Но он знал, что от этого не будет толку. — Я пойду за Ноэлем, — сказал Пайк и вышел из кухни. — Давай, давай. Иди за Ноэлем, — прокричал ему вслед мистер Бишоп, сопровождая свои слова очередным приступом кашля. Судя по звукам, Ноэль спал. Он растянулся в одном нижнем белье на двуспальной отцовской кровати. В таком виде: рот приоткрыт, язык наружу, лицо расслаблено, он был очень похож на отца. К удивлению Пайка, комната оказалась относительно чистой. В ней старик предпринял трогательную попытку поддержания порядка. Спальня являлась своего рода алтарем его умершей жене. На комоде стояли три ее фотографии в аляповатых золоченых рамках, а вокруг лежало несколько ее вещиц: серебристая щетка для одежды, пара очков в розовой оправе, засушенные цветы, части сломанных украшений. Пайк встряхнул Ноэля и продолжал трясти, пока тот не проснулся. Ноэль, казалось, ничего не мог понять. — Что? Что такое? — Ну же, Ноэль. Проснись, проснись. — Пайк? В чем дело? Который час? — Вставай. Тебе нужно поговорить с отцом. Я от него ничего не добился. Ноэль посмотрел на свои наручные часы: — Господи, Пайк. Только половина девятого утра, черт. Пайк схватил Ноэля, вытащил его из кровати и скинул на пол. Длинные ноги Ноэля были бледными и безволосыми, как у женщины. — Пошли вниз. Давай. — Мне холодно. Пайк схватил в охапку его одежду и кинул Ноэлю: — Одевайся. Он стоял и ждал, пока Ноэль неуклюже одевался, все время ругаясь и что-то бормоча себе под нос. Затем они вдвоем спустились вниз. Мистер Бишоп снова вернулся в гостиную, где сидел и смотрел в окно на серый день, куря и грея руки о кружку с чаем. — Привет, пап. — Пап… — Он даже не оглянулся. — Так ты и вправду здесь, Ноэль? — Да. Послушай, пап. Чес пропал. — Пропал? Чес… Да… — И ты последний, кто его видел. — Видел, да. Но я был пьян, Ноэль. Пьян. — Это неважно. — Неважно. Нет… Твой старик был чертовски пьян. Я ничего не помню, он забрал какие-то вещи. — Какие? — Какие? Откуда я знаю? Какие-то свои коробки. Свое барахло. Знаешь, у Чеса всегда полно всякого. Коробки барахла, куда бы он ни поехал. Наркотики. Он никогда не приезжает ко мне просто так, а только потому, что здесь его героин. — Тебя это никогда не волновало, отец… — Никогда не волновало! Он никогда не приезжал, чтобы навестить своего старика. Так же, как и ты, Ноэль. Никогда не приезжаешь ко мне. — Но я ведь здесь, верно? — Неужели? Только потому, что тебе что-то надо. Ты не заботишься о своем старике. — Назови мне хоть одну причину, почему я должен о тебе заботиться. Хоть одну, блин. Ты всю жизнь считал меня дерьмом, а теперь сам просто безнадежный, старый, спившийся чудик. — Спившийся чудик. — Старший Бишоп начал смеяться, и этот смех неизбежно обернулся кашлем. — Это точно. Спившийся чудик. Он швырнул кружку об стену, и та разбилась вдребезги, оставив после себя коричневое пятно. — Спившийся Пикассо. — Не выпендривайся, отец. — Ноэль положил руку ему на плечо. — Не трогай меня, черт побери! Ноэль опустил руку. — Наркота, грязь, мусор, дерьмо. Здесь всего этого до хрена. — Старший Бишоп встал и подошел к окну. — Он был здесь. Не оставался на ночь. Приехал и уехал. Я для вас что, кладовая или склад нахрен? Бат.[34 - Бат (Bath) — знаменитый курорт в графстве Эйвон.] — Что? — Что? Что значит, что? Поехал он в Бат. — Чес поехал в Бат? — В Бат. Сказал, что едет в Бат. Еще сострил: мол, еду в Бат смотреть закат. Бат — закат. — Вы уверены в этом? — спросил Пайк. — Уверен. Он должен встретиться там с каким-то немцем. Что ему нужно в этом дерьмовом Бате? — Он сказал, куда именно собирается в Бате? — Бат. Больше он ничего не сказал. Только сострил… — Ясно, — сказал Пайк. — Давай подумаем. Ноэль, ты позвони этой наркоманской подружке Чеса, Кристине. Перепроверим, не возвращался ли Чес туда. Нужно быть в курсе. А я пойду и заберу Кирсти у соседки. — И что потом? — Затем мы поедем в этот чертов Бат. А ты что думал? — Все вы одинаковые! — заорал мистер Бишоп. — Вам плевать на меня. Я просто спившийся чудик, а вам наплевать. Семья важна только для лондонцев. Семья. Если бы только ваша мама была с нами… Вам наплевать. — Заткнись, — сказал Пайк и пошел к соседке. Он чувствовал странное возбуждение и не мог понять, вызвано ли оно полученной информацией или перспективой снова увидеть Сару. Образ ее шеи сзади, там, где кончались коротко стриженные волосы, вновь возник перед ним, но он постарался его прогнать. Сейчас на это не было времени. Когда он увидел Марти рядом с Паттерсоном, в нем всколыхнулось что-то забытое. Все это время он сидел взаперти, а теперь вышел на улицу. Там было скользко, но он знал, что если поскользнется, то просто покатится дальше. Глава тринадцатая — Где вы? — голос Кристины звучал вяло и монотонно. Впрочем, это не удивляло: в ней все было вялым и монотонным. Она пребывала в состоянии вечной скуки, как подросток. — А где это? Казалось, ничто не может вызвать в ней сильной реакции. Что бы ни случилось, она воспринимала все с одинаково угрюмым раздражением. Даже когда Терри ударил ее, она будто и не заметила. Теперь у нее на щеке красовался большой синяк, и она рассеянно поглаживала его, пока монотонно разговаривала по телефону Бэзилу захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть чтобы хоть немного оживить, но она этого не стоила. — Где это? — спросила она еще раз и подождала не много. — Суиндон? Дайте мне номер, чтобы я могла позвонить и оставить сообщение, если Чес объявится. Бэзил крутил кольцо на пальце сначала в одну сторону, потом в другую. Вот оно. Связь установлена. Они снова напали на след. Терри толкнул Несмеяну локтем, и она недовольно сморщилась, но продолжала делать, как ей было сказано. Кристина записывала номер телефона. Терри посмотрел на цифры и кивнул. Он не улыбнулся, не подал какого-то знака, просто кивнул. Терри никогда не улыбался, он был очень серьезным человеком, возможно, самым серьезным из всех, кого знал Бэзил. Но Бэзил мог с уверенностью сказать, что сейчас Терри доволен, а значит, он тоже был доволен. Терри очень разозлился, когда они потеряли Ноэля и того второго чувака, что выглядел старым, около вокзала «Виктория». С тех пор он был молчалив и угрюм, и Бэзил старался быть предельно сдержанным, чтобы не вывести его из себя. Для него это были нелегкие дни, особенно когда они осели ждать здесь, у Кристины. Эта ночь казалась очень длинной. Бэзил спал на диване, накрывшись парой курток. Терри все время сидел в кресле у двери и не спал вовсе, на случай, если девушка вздумает смыться или что-нибудь выкинуть. Она со свистом отлетела и закричала, когда Терри ударил ее. Бэзил думал, что Наджент убьет девушку. Смолбоун был напуган и возбужден одновременно. Но Терри не убил ее, он только ударил один раз, зато сильно. И хотя в тот момент она не показала, что ей больно, но с тех пор вела себя, как ей велели. Она была наркоманкой, сидела на героине. Бэзил не мог смотреть, как она кололась в ногу. Ему не нравились шприцы. Ему не нравилась она. Было ощущение, что она все время больна, словно у нее постоянная простуда. Из-за этого Бэзил тоже чувствовал себя больным. Ему это не нравилось. Он был рад, что теперь у них появилась зацепка, и они могут убраться отсюда. Девушка повесила трубку, и Терри забрал у нее бумажку с записью. — Это телефон отца Чеса, — сказала она. — Они сейчас у него в Суиндоне. — Но здесь нет адреса, верно? — спросил Терри, аккуратно складывая листочек. — Нет. Только номер. — Ты знаешь адрес? Девушка помотала головой. — Может он где-то здесь записан? Мог его Чес где-нибудь записать? — Не знаю. — Кристина пожала плечами. — Но в любом случае они там не останутся. Они едут в Бат. — Куда именно в Бат? — Не знаю. Они не сказали. Терри отдал записку Бэзилу и уставился в раздумье на Кристину. Девушка закрыла глаза. — Может, мне пошарить в его вещах, — сказал Бэзил через некоторое время. — Может, найду адрес: Суиндон, Бат или какой-нибудь еще. — Хорошо, — сказал Терри. — Отличная идея. Бэзил, верный и ценный солдат Терри, всегда был рад помочь. Он зашел в спальню и тщательно просмотрел вещи Чеса. Это не заняло много времени. Все документы и заметки Чеса, его личные бумаги лежали в одном ящике. Несколько квитанций, визитные карточки, порванная золотая цепочка, которую Бэзил положил себе в карман, пара шариковых ручек, какая-то автомобильная страховка, банковские бумаги, картонная книжка со спичками, стопка старых кредиток и рисунки голых женщин с большими сиськами, пачка конвертов, счета и на самом дне маленькая стопка обрывков бумаги с телефонными номерами и адресами. Бэзил просмотрел их и улыбнулся, найдя среди них каракули с адресом в Бате. Продолжая радостно ухмыляться, он запихнул остальные бумажки в карман и вернулся в гостиную с добычей в руке. Терри все еще стоял в посередине комнаты и смотрел на девушку, которая сидела в кресле, наклонившись к электрокамину. — Посмотри-ка, — сказал Бэзил, протягивая Терри обрывок бумаги. — Что это? — Терри даже не посмотрел. — Адрес в Бате… Терри кивнул: — Хорошо. Оставь у себя. — Что теперь? — спросил Бэзил. — Едем в Бат? — Насколько быстрее они там окажутся, как думаешь? Бэзил посмотрел на часы: — Часа на два, на три. Проблема в том, что сейчас на выезде из города пробки повсюду. Мы потратим час или полтора, только чтобы выехать на загородную магистраль. — Тогда давай двигать отсюда. — Мы всегда можем сесть на поезд. — Нет, — ответил Терри. — Я никогда не пользуюсь общественным транспортом. — Хорошо. Машина так машина. — Бэзил улыбнулся и подхватил дорожную сумку с необходимым скарбом для коротких путешествий. — И чтобы больше никаких ошибок не было. — Нет. — Бэзил тут же перестал улыбаться. Терри посмотрел на девушку и слегка натянул свою вязаную шапочку на лоб. — Вставай, — сказал он, и девушка нехотя поднялась из кресла. Казалось, что ничего труднее ей еще делать не доводилось. — Что? — Ее голос звучал все также вяло, но теперь в нем слышались настороженные нотки. Терри нежно накрыл рукой ее синяк на щеке. — Мы сейчас уедем, любовь моя. Кристина хмыкнула. — И ты не сделаешь никаких глупостей, правда? — Да. — Ты не попытаешься связаться с Ноэлем? — Нет. — Нет. Конечно нет. Потому что из всего, что может с тобой случиться, я — самое худшее. Понимаешь? — Хм. Терри кивнул головой, а затем резко ударил девушку дважды кулаком по лицу, прямо по синяку. Два быстрых сильных удара. Все закончилось, прежде чем Бэзил понял, что Терри делает. Кристина рухнула на колени, как мешок картошки. — Вот так, — спокойно сказал Терри. Больше он ничего не добавил, да и не нужно было. Свою мысль он до нее донес. Девушка не закричала, не заплакала, вообще не издала ни звука. Она просто свернулась в своем кресле и снова наклонилась к электрокамину. Терри расправил свою шерстяную шапочку. Он уже забыл о девушке. Наджент подтянул тренировочные брюки и двинулся к двери на своих коротких кривых ногах. Бэзил последовал за ним. Его сердце билось чаще обычного. — Теперь в Бат? — спросил он, пока они с грохотом спускались по голым деревянным ступеням. — Да. Проверим этот адресок. — Правда, он может оказаться другим, не тем, куда намылился Ноэль. — Тогда рванем в Суиндон. — У нас нет адреса в Суиндоне, только телефон. — Адрес должен быть в телефонной книге, верно? На фамилию Бишоп. Сверяем телефон и все дела. Он должен быть в телефонной книге. — Он должен быть в телефонной книге, — сказал Пайк. — На чью фамилию? — спросил Ноэль, расплачиваясь с официанткой за чай, мороженое и кока-колу. Он все еще чувствовал себя дерьмово, слишком много выпил прошлой ночью и слишком рано встал. — Это самое сложное, — сказал Пайк. Ноэль наблюдал, как Пайк пошел к платному телефону, висящему на стене. Свернув с центральной автомагистрали, они остановились в кафе, что стояло на высоком холме, уже на подъезде к Бату. Небо покрывали облака, но воздух был чистым. Из окна была видна большая зеленая долина с фермами, вся в деревьях, испещренная извивающимися тропинками. Ноэль протянул Кирсти мороженое, банку колы, и она уселась за стол. — Я не люблю мороженое, — сказала девочка. — Все дети любят мороженое, — ответил Ноэль. Он не спрашивал у нее, а просто решил, что она будет. — Я не люблю мороженое, — снова сказала Кирсти. Теперь ему пришлось об этом задуматься. Ноэль сам не любил мороженого, причем никогда. — В любом случае, съешь его, милая моя. — Я хочу поиграть в «Супер-Марио». — Но папе для этого нужно купить новые батарейки, верно? Ты некоторое время не сможешь играть в свою игрушку. Давай-ка, полюбуйся чудесным видом. — Я не люблю виды. — Слушай, просто посиди здесь, посмотри в окно и съешь свое чертово мороженое. — Я не люблю мороженое. — Тогда выброси его нахрен. И оставь меня в покое хотя бы на минуту, ладно? Мне нужно помочь дяде Дэннису. — Он мне не дядя. Мой дядя — Чес. Пайк вернулся к столику с местным телефонным справочником. — Пожалуй, мне больше нравится, когда она молчит, — сказал Ноэль. — Мы сможем насладиться тишиной, только когда купим батарейки. — Здесь нет никого по фамилии Мюллер, — сказал Пайк, пролистывая телефонную книгу. — Мюллер? — Герман Мюллер. Разве не эту фамилию назвал Паттерсон, когда мы заговорили о Германе? — Да, точно. — Он сказал, что прячет Германа в маленьком уютном гнездышке недалеко от Лондона. — Да. — Ноэль кивнул головой. — Но если дом Паттерсона, то он должен быть записан на его имя. — Все может быть. Но он чертовски хитрый сукин сын. В справочнике нашлось пять Паттерсонов. Они позвонили всем, но безрезультатно. — Может, это старый справочник, — предположил Ноэль. — Вполне возможно, — устало сказал Пайк. — Но сдаваться еще рано. — Держу пари, что у него собственность по всему миру, — добавил Ноэль. — Это лучший способ вложения денег. Вместо того чтобы класть деньги в банк, приобретаешь собственность. Так проще вести учет. — И он вряд ли оформляет все на свое имя, так? Двойная защита. Если его дела пойдут не лучшим образом, если он обанкротится, лучше и безопасней, чтобы все было на чужое имя. — Марти, — закончил мысль Ноэль. — Точно, — на имя М. Стоддарт. Пайк нашел адрес и телефон. Он опять пошел звонить. Ноэль как раз собирался пойти за ним, но тут Кирсти зрелищно вырвало на стол. — Я же говорила тебе, что не люблю мороженое, — зарыдала она. Ее рот покрывала слизь со слюной. Ноэль отвел ее в туалет и умыл, как мог. Он ругал ее, а она жалобно рыдала, и этим действовала ему на нервы. Когда они вышли, Пайк уже сидел за столом, любовался видом из окна и доканчивал кока-колу Кирсти. — Ну как? — спросил Ноэль. — Не знаю. Ответил какой-то парень с явным иностранным акцентом. Может, и он самый. Когда я спросил, не Герман ли Мюллер он случайно, он повесил трубку. — Какой адрес? — поинтересовался Ноэль, промакивая рвоту на столе бумажными салфетками. — «Королевский Полумесяц». — Звучит пафосно. — По-паттерсоновски, — добавил Пайк. — В самый раз по-паттерсоновски. — Что ж, давай попробуем. — Да. Это лучше, чем ничего. По приезде в Бат у них не заняло много времени отыскать «Королевский Полумесяц». Кого бы они ни спросили, все знали, где он находится, им даже попалась пара указателей. «Полумесяц» представлял собой широкую полукруглую улицу, состоящую из одинаковых домов с одинаковыми газонами. Дома были построены из того же желто-коричневого кирпича, что и весь город. Высокие и элегантные, они выглядели довольно эффектно. Дома высились на склоне холма над маленьким парком. Казалось, еще чуть-чуть, и по этой закругленной мощеной мостовой побегут лошади, запряженные в экипажи. — Только не говори этого опять, — попросил Пайк, когда они вышли из машины. — Чего не говорить? — не понял Ноэль. — Что все прямо как в кино. — Но так оно и есть. — Ноэль посмотрел по сторонам, разглядывая старую брусчатку, старинную чугунную ограду, голубые дощечки с фамилиями владельцев на стенах домов, на большие деньги, так и сочащиеся из окон. — Это «Оливер Твист»? «Дракула» Или… «Вверху, внизу».[35 - «Оливер Твист» («Oliver Twist»), «Дракула» («Dracula»), «Вверху, внизу» («Upstairs, Downstairs») — кинофильмы и телесериал — экранизации романов, действие которых происходит в XVIII–XIX вв.] Да это прямо декорации для настоящей съемочной площадки. Живя в Лондоне, забываешь, что существуют такие места. — Пошли, — сказал Пайк, запирая машину. — Давай побыстрее разберемся с тем, зачем мы сюда приехали. Дом стоял ближе к концу улицы. Они подошли к входной двери и постучали огромным латунным дверным кольцом. Ноэль заглянул в окно. Он увидел пустую комнату, оклеенную модными полосатыми обоями, но там не было ни мебели, ни ковров. — Вроде, никого, — сказал он. Пайк тоже заглянул в окно. — Попробуем зайти со двора, — решил Пайк. Они втроем спустились вниз по шатким каменным ступеням во внутренний дворик и подошли к другой двери. Пайк позвонил. Некоторое время они подождали. — Там должен кто-то быть, — сказал Пайк, звоня еще раз. — Кто-то же ответил по телефону. — Может, он вышел. Пайк принялся молотить кулаками в дверь, потом стал звать хозяина через щель для писем. Никакого ответа. Он подошел к окну, которое было закрыто газетой, и постучал в него. Снова ничего. Окно было заперто, и они не смогли приоткрыть его. — Попробуем. — Ноэль оглянулся, чтобы удостовериться, что их никто не видит, и ударил по двери пяткой. Она даже не задрожала. Зато ужасная боль пронзила его ногу, даже в позвоночник отдало. — Вот зараза, — сказал он и сел на ступени, потирая поясницу. Пайк уже собрался сам ударить по двери, когда они услышали дребезжание цепочки и звук открываемой щеколды. Ноэль только успел встать и сойти со ступенек, как дверь открыл худощавый молодой человек в круглых очках, как у Джона Леннона. У него была бледная угреватая кожа и жирные черные волосы, коротко стриженные сверху, по бокам и длинные сзади. Одет он был только в черную футболку, шорты-боксеры и носки. На шее — вроде куска нитки с крошечными бусинками. Парень смотрел на них настороженно. — Что вам нужно? — сказал он с мягким иностранным акцентом, посмотрев на Пайка, Ноэля и затем на Кирсти. — Чес, — ответил Пайк. — Мне жаль, но вы ошиблись адресом, — молодой человек попытался закрыть дверь, но Пайк, положив руку ему на грудь, втолкнул его внутрь. — Нет, Герман, — сказал он. — Ты знаешь, что у нас правильный адрес. Глава четырнадцатая — Тебе придется поговорить с нами, Герман, — сказал Пайк. — И чем быстрее, тем лучше. Мы не уедем просто так. А теперь скажи, был здесь Чес? Ноэль видел, что Пайк сдерживается, не давит на парня, но вести себя подобным образом ему все труднее. Герман ничего не говорил, даже не смотрел на них. — Ну же, Герман. — Ноэль старался говорить как можно дружелюбнее. — Он все-таки мой брат. Какое-то время все молчали. Нарушила тишину Кирсти. Все это время она стояла с открытым ртом, глазея на множество компьютеров в комнате, наконец подошла к Герману и подергала его за руку. — У тебя есть батарейки? — спросила она, показывая свою игрушку. — О, «Гейм Бой»! — Герман улыбнулся. — Во что ты играешь? — «Супер Марио-лэнд». — Первая часть? Кирсти пожала плечами. — Это старая игра, — добавил Герман. — Но очень хорошая. Кажется, у меня где-то были батарейки. Он улыбнулся ей и подошел к старому кухонному столу, прогибающемуся под тяжестью двух огромных цветных мониторов и трех клавиатур. Вся комната была заставлена техникой. По подсчетам Ноэля, здесь было, по крайней мере, десять разных компьютеров, расставленных на столах, партах, специальных черных металлических подставках и даже на полу. И не только компьютеры. Там было несколько телефонов, факсов, стенка с музыкальным оборудованием, деки, CD-плееры, усилители, графические эквалайзеры, секвенсоры и еще какие-то штуки, назначение которых Ноэль не понимал: глянцевые черные коробки с кнопками и мониторы. Куда ни кинь взгляд, повсюду вспыхивали и мигали красные и зеленые лампочки, а по экранам пробегали потоки информации. Все мелькало. Провода тянулись от техники, для которой, по идее, не были предназначены, и подсоединялись к чему-то еще. Штепсельные коммутаторы с воткнутыми вилками были раскиданы по всей комнате. В паре мест стояла наполовину разобранная аппаратура. Ее начинка была разворочена, вокруг свисали провода — наверное, с помощью этих деталей ремонтировали другие машины. В комнате было тепло, пол покрывал толстый ковер. Окно было закрыто газетой, и уличный свет сюда не проникал. Только маленькие встроенные лампочки отбрасывали мягкие пятна света то тут, то там. Из динамиков лилась невыразительная музыка, абстрактная и успокаивающая, за ней слышался электронный фон: гудение компьютеров, жужжание вентиляторов, время от времени высокочастотные писки, похожие на птичьи. Это напомнило Ноэлю зоопарк: электронное оборудование, расставленное повсюду, включая полки и карнизы, бормотало и попискивало, мерцало, шевелилось и стрекотало. Герман порылся в ящике, вытащил несколько батареек и ловко вставил их в игрушку Кирсти. — Теперь можешь играть. — Он опустился на колени рядом с девочкой. — Ты ведь Кирсти, да? — Да. — Чес рассказывал мне о тебе. Лицо Кирсти засветилось, когда «Гейм Бой» снова начал работать, и она принялась играть. — Я могу показать тебе кое-какие ходы, — ласково сказал Герман, и Кирсти улыбнулась. — Где Чес? — спросил Пайк, усаживаясь в суперсовременное офисное кресло. — Я не знаю, где твой дядя Чес, — ответил Герман Кирсти. — Ты должен сказать нам, — добавил Пайк. — Мы не единственные, кто его ищет. Парень пожал плечами, даже не взглянув на них. — Ой! — Он увидел, как девочка, играя, скорчила рожицу. — Тебе следует быть очень осторожной и точно рассчитывать время для прыжка. У меня есть несколько игр, которые должны тебе понравиться. — Какие игры? — Я тебе покажу. — Герман подвел ее к компьютеру и несколько секунд набирал что-то на клавиатуре, его пальцы быстро двигались по клавишам. Потом он протянул Кирсти джойстик. — Правая кнопка, чтобы стрелять, левая — для прыжка. Я сделал тебе бесконечное число жизней. Кирсти села и принялась изучать экран с самым серьезным видом. Ноэль наблюдал, как она управляла каким-то сказочным существом из причудливого магического королевства, которое убивало разных тварей с помощью волшебной палочки. — У меня нет никакой причины врать твоему отцу. — Глаза Германа тоже были прикованы к экрану монитора. — Так или иначе, но он все равно все выяснит. — Расскажи все, — попросил Пайк, но Герман, казалось, его не слышал. Он сидел на кресле, сложив ноги в позе лотоса. — Как ты думаешь, Кирсти, стоит рассказать все твоему отцу? — спросил юноша после затянувшейся паузы. — Не знаю, — ответила девочка. — Это хорошая игра. — Но он — брат Чеса, — сказал Герман. — Поэтому… Скажи своему отцу, что я все расскажу, потому что знаю: он не втянет меня в то, что произойдет. — Что произойдет? — спросил Ноэль. — Что ты имеешь в виду? Герман опять лишь пожал плечами. — Чес приезжал сюда во вторник ночью? — спросил Пайк. — Да. — Герман наклонился ближе к Кирсти. — Я думаю, вы это знали, иначе бы сюда не приехали. — Они ищут дядю Чеса, — сказала Кирсти. — Он убежал. — Чес приехал ко мне с очередным своим проектом, — ответил ей Герман. — О, нет. — Пайк медленно выдохнул. — Боюсь, что да. Он был очень возбужден. Он… Это совсем другой проект. — Какой другой проект? — спросил Пайк. Герман положил руку на плечо Кирсти: — Запрыгни на цветок, солнышко… Да, вот так. — Что у него был за проект? — переспросил Пайк. — Чес не сказал мне. Он сказал, что мне нужно только выполнить его задание. Посмотри, Кирсти, здесь… — Он обвел рукой комнату. — Я все делаю здесь. То, что Чес вытворяет снаружи, меня не касается. Я только знаю, что у него был проект, но для этого нужны были определенные инвестиции. Без денег он ничего не мог, но с ними мог бы разбогатеть. У Чеса не было денег. Он часто приходил ко мне с просьбой сделать что-нибудь, чтобы раздобыть для него наличные. Но это всегда было слишком опасно. Я сидел в тюрьме и не хочу туда опять. — В тюрьме? — спросила Кирсти. — Очень плохое место. Темница. — Я знаю, дядя Чес тоже был в тюрьме. — Так что случилось во вторник? — терпеливо спросил Пайк. — Чес приехал ночью. Счастливый и немного напуганный, как мне показалось. Он сказал, что у него есть способ, как раздобыть стартовую сумму… С моей помощью. — Он рассказал, что у него есть данные об одном солидном накопительном счете, — добавил Пайк. — Да… счет мистера Пайка. — То есть мой. — Да. Он сказал, что если мы воспользуемся им, то владелец не обратится в полицию. А это очень важно, на накопительные счета залезть очень трудно. В конце концов все раскроется. Но если я знаю, что никто не поднимет тревогу… Чесу нужно было всего несколько дней, неделя. Он хотел одолжить денег на неделю, разбогатеть с помощью своего проекта, а затем положить деньги обратно. Но в эту неделю я должен быть уверен, что мужчина, которому принадлежат деньги, ничего не предпримет. — Он знал, что я сам буду разыскивать его. — Это был допустимый риск. Кирсти, жаль, что ты не видела, как я это проделал. У меня уже были схемы кодов доступа и пароли, чтобы влезть к ним в систему. Я раздобыл их на какой-то доске объявлений в сети. А когда у меня появился номер счета и все данные, я наконец смог реализовать идею, которую вынашивал в течение долгого времени. Сейчас Герман был взволнован, он быстро говорил и кивал головой. Это был совсем другой человек. Свет с экрана монитора отражался в его очках. — Жаль, что ты не видела, Кирсти. Все было гениально. Сначала я пустил дымовую завесу и спрятал счет мистера Пайка. Он все еще был там, но его никто не видел. Чес заставил меня оставить свое имя, К. Барон, чтобы мистер Пайк не стал докапываться. Послание было сделано таким образом, что стиралось сразу после прочтения. Потом я стал переводить деньги. Прямо как в «Стар трэк».[36 - «Стар трэк» («Star Track») — американский сериал о путешествиях во времени.] Ну помнишь, когда они используют транспортер. Фрррррр… — Герман издал воркующий звук. — В целях безопасности, если нам понадобиться больше времени, мы разбили общую сумму на тысячи маленьких. Что-то шло через Австралию, что-то через Испанию, что-то через Гавайи, вокруг всего земного шара… А потом я их снова свел на один счет. — В карман Чесу, — закончил Пайк. — В конечном счете да. Но денег было очень много, и, чтобы избежать лишних подозрений, Чес снимал их частями в разных местах, разными способами. Это было замечательно. Я ждал долгое время, чтобы испробовать эту схему… — Мне это неинтересно, — сказал Пайк. — Я только хочу знать, где сейчас мои деньги и где Чес. Герман показал на экран: — Иди направо, солнышко. Продолжай быстро идти и все время стреляй, они не смогут тебя остановить. — Где Чес? — спросил Пайк уже более нетерпеливо. — Чес мертв. — Что? — Ноэль соскочил с крышки стола, на которой сидел. — Что?! — Чес мертв, а где деньги, я не знаю. — К черту деньги! — закричал Ноэль. — Чес не может быть мертв. Он не может быть… — Когда это произошло? — спокойно спросил Пайк. — Прошлой ночью. — Нет, бросьте… — Ноэль готов был рассмеяться. Он не мог в это поверить, слишком это было нереально. — Приезжал Паттерсон. — Паттерсон? — Он приехал вместе с женщиной, Марти. Он очень разозлился, увидев здесь Чеса. Предполагалось, что я не должен видеться с Чесом. Они спорили о чем-то наверху. Я сидел здесь, внизу, я никогда наверх не поднимаюсь. Я слышал, как они втроем там кричали друг на друга. Потом раздались глухие удары. Ну знаешь, типа: бум, бум, бум по полу. Крики тут же прекратились, а Паттерсон сказал, что они уезжают. Я спросил, где Чес. И он сказал, что Чес уже ушел. Но я знал, что это ложь. Никто не может войти или выйти из дома так, чтобы я не знал. Тогда я посмотрел, как они вдвоем с Марти уезжают, Паттерсон нес большой куль наподобие мешка. Это было пуховое одеяло. Он положил его в свою машину, черный джип с затемненными стеклами, «чероки». И они уехали. Но я знаю, что в мешке был Чес. — Ты не можешь знать, — сказал Ноэль. — Ты не можешь знать наверняка, что Чес мертв. Ты не видел его мертвым. — Он мертв. А теперь я хочу, чтобы меня оставили в покое. Мне не следовало ничего говорить. Все, что мне нужно, это работать, и все. Я не хочу ничего знать о том, что происходит снаружи. Я не хочу ничего знать о людях, что они делают, об их машинах, дорогах и магазинах. Я хочу, чтобы вы ушли. Я не хочу ничего знать о Чесе, мистере Паттерсоне, о всех вас. Я хочу, чтобы меня оставили одного. Герман снял очки и потер глаза. Без очков он выглядел еще моложе. Ноэль понял, что ему немногим больше двадцати. — А деньги? — спросил Пайк. Чертов Пайк. Почему он хоть на минуту не может перестать думать о своих сраных деньгах? Он начинает действовать на нервы. — Не знаю, — ответил Герман. — Они были у Чеса с собой. Он уже собирался уходить и собрал их. А теперь он умер. Деньги? Я посмотрел, их здесь нет. Похоже, их забрал Паттерсон. — Мать твою! — Пайк вскочил и начал вышагивать по комнате. — Только этого мне не хватало. — Заткнись на минутку, — сказал Ноэль. — А как насчет меня? Этот ублюдок убил моего брата. — К черту твоего брата, Ноэль. Сам виноват. Идиот. — К черту тебя, Пайк! Имей хоть немного сострадания, а? — У Ноэля стоял ком в горле. Он знал, что еще чуть-чуть и разрыдается. Ноэль повернулся к остальным спиной. — Послушай, мне жаль, Ноэль, — сказал Пайк. — Жаль, насколько это вообще возможно. Но давай взглянем на все реально: я сам собирался убить эту сволочь. — Ты бы так не сделал. — Вполне мог. Не знаю. — Черт побери! Что происходит? — Брось. Давай здесь все проверим. Удостоверимся, что денег здесь нет. — Это пустая трата времени, Пайк. — Ты не обязан идти со мной, — спокойно сказал Пайк и вышел. Ноэль почувствовал, как сильно он устал. До сих пор его жизнь шла своим чередом и вполне неплохо. Ему было нужно совсем немного, чтобы чувствовать себя вполне комфортно. Когда Кирсти скинули на него, он поначалу впал в панику, но потом привык, и ему это даже стало нравиться. Он никому бы не признался, но она внесла в его жизнь какой-то смысл, повод, чтобы вставать по утрам. Даже когда была маленькой, страшненькой и ничего не говорила. А теперь… Чтобы ты ни делал, куда бы ни пошел, в конце обязательно вляпаешься в дерьмо. Когда-то это не имело значения. Все были молодыми, валяли дурака, пили, дрались и трахали девчонок, когда предоставлялась возможность… А потом как-то утром — да, именно так: как-то утром, проснувшись с жутким похмельем, он почувствовал себя старой развалиной, и эта мысль убила его. Он и был старой развалиной. Он больше не был молодым, все прошло. Ну и наплевать. Он пошел вверх по лестнице вслед за Пайком и выдохся, не дойдя до половины. Отсюда ему было видно, как у Пайка двигались мускулы под свитером. Он носил свободную, мешковатую одежду, и только сейчас Ноэль заметил: Пайк поддерживает форму. В тот миг, вспотев и страдая отдышкой, Ноэль ненавидел Пайка. Из-за того что в бункер Германа не проникал свет, а освещение было исключительно искусственным, Ноэль уже забыл, что на дворе день, и яркий свет, льющийся через огромное грязное окно, поверг его в шок. Ему даже пришлось зажмуриться. Дом был пустой. Красиво и дорого отделанный, но абсолютно пустой. Они осмотрели каждую комнату, начиная с самого верха, и это не заняло у них много времени. Очевидно, Паттерсон никогда не пользовался этими помещениями. Для него это было лишь «местечко неподалеку, где прячется Герман». Они обнаружили комнату, где спал Чес. Возможно, она была предусмотрена как столовая — длинная элегантная комната с отполированными полами, покрытыми пылью. В углу валялся старый, весь в пятнах, матрас, наполовину опустошенная бутылка белого вина и пепельница. Паттерсон явно забрал всю одежду и вещи Чеса с собой. Больше ничего. — Что мы теперь будем делать? — спросил Ноэль, глядя из окна на заросший внутренний садик. — Поедем за Паттерсоном? К нему домой? — Мы ничего не будем делать. — Что? — Мы не будем больше таскать Кирсти с собой. Это глупо. — И что ты предлагаешь с ней сделать? — Вернуться в Суиндон и оставить у миссис Уэллер. — Нет, Пайк… — Ей не место с нами, — устало сказал Пайк. — Да-да, сынок. Но я не выпущу тебя из виду. — По правде говоря, Ноэль, — Пайк направился к двери, — я и тебя с собой таскать не хочу. — Выбрось это из головы, — сказал Ноэль, торопливо догоняя его. — Ты от меня просто так не отделаешься. Я буду с тобой до конца, понял? На лестнице Пайк повернулся к нему: — А Кирсти? — У нас нет выбора. Она поедет с нами. — Ноэль… — Давай подумаем вместе, Пайк. Найти Паттерсона будет нелегко, верно? Ведь шансы, что он вместе с Чесом вернется в порт Челси, чертовски малы. Тогда тебе может понадобиться моя помощь, чтобы просчитать дальнейшие действия. Пайк вздохнул и стал спускаться вниз по лестнице: — Вот навязался на мою голову. — Так и есть. При первой же возможности мы скинем на кого-нибудь Кирсти. Идет? — спросил Ноэль. — При первой же возможности. Они застали Германа и Кирсти за совместной игрой. У каждого в руках был джойстик, они кричали и смеялись, всматриваясь в шестидюймовый экран. Комнату наполнили звуки игры: музыка, взрывы, обрывки отдельных фраз. Герман улыбнулся, когда они вошли, и оставил Кирсти играть одну. — Кирсти хорошая девочка. Смешная. У нее хорошее чувство юмора. — Серьезно? — удивился Ноэль. — Я толком с ней никогда не говорил. — Может, стоит, хотя бы иногда. — Да, может, и стоит. — Ноэль внезапно испытал приступ отчаяния. Слезы, которые он уже давно сдерживал, наконец хлынули из его глаз и побежали по лицу. Он понимал, что все смотрят на него, но его это больше не волновало. Нет, он, конечно, не испытывал сильной любви к Чесу, но когда это все обрушилось, он понял, как ему не хватает брата. Семья — странная вещь. Это не поддается объяснению. Кирсти закончила играть, и Герман опустился на колени рядом с ней, чтобы отдать «Гейм Бой». — Ты дошла до самого конца, как я тебя учил? Теперь можешь поиграть в эти игры. — Спасибо. Герман протянул ей два или три картриджа с играми, и она зажала их в своей маленькой ручке. — Может быть, ты когда-нибудь снова навестишь меня. Я приготовлю для тебя несколько новых игр. — Спасибо. Ноэль подошел к своей дочери и тоже сел на колени: — Хочешь, я пока присмотрю за ними, цыпленок? Кирсти отдала игры и, хотя он бы не поручился, вроде бы улыбнулась ему. Глава пятнадцатая Бэзил решил, что Бат ему не нравится. Все здесь было гнусно, абсолютно все: снобы, разъезжающие в своих дорогих машинах, чистые улицы, модные магазины, — все. Этот город заставлял его чувствовать себя грязным и ничтожным. Терри, казалось, ничего подобного не ощущал, он, как обычно, важно вышагивал, почти маршировал, только его руки оставались неподвижными. Плечи расправлены, голова высоко поднята, руки согнуты немного вперед, словно он — хозяин этого города. Правда, Терри всегда держался подобным образом. Бэзил любил идти с ним рядом — тогда он испытывал гордость. И хотя все здесь выглядели чертовски самодовольно и высокомерно, Бэзил знал, что они слабаки. Они потратили кучу времени, чтобы найти стоянку, а потом оказалось, что это далеко от того места, куда им надо попасть. Им пришлось идти через весь город, а затем подниматься в гору. Здесь были высокие тротуары с перилами, от них к проезжей части вели ступени. А вокруг возвышались все те же старые желтые дома, одинаковые до тошноты. Казалось, что подъему не будет конца, и, когда они вышли к бару, Терри предложил войти и разузнать дорогу. Бар оказался маленьким, темным и невзрачным. Голый деревянный пол, оранжевые стены, низкий потолок и много дыма. Невдалеке стоял музыкальный автомат, играющий старые песни «Роллинг стоунз», а несколько местных, скрытых полумраком, болтали и смеялись. Терри и Бэзил направились прямо к барной стойке, ощущая под ногами неровную поверхность деревянного пола. Лысый круглолицый бармен улыбнулся им. — Здрасте, господа, — сказал он с деревенским акцентом. — Чем могу помочь? У стойки стояли, опершись, еще два мужика деревенского вида. Обоим за сорок, с длинными волосами, в джинсах. Один был в кожаном пальто. У другого в глаза бросались толстые короткие темные баки. По виду они напоминали наркоманов. Такие ребята, как правило, работали продавцами в магазинах поношенных вещей или подержанных кассет. Как и бармен, они скалили зубы на вновь пришедших. — Нам нужно разыскать дорогу, — сказал Терри. — Валяйте, — ответил бармен. — Вы знаете, как пройти к «Королевскому Полумесяцу»? — Хм, «Королевский Полумесяц». Это трудновато… — Бармен подмигнул хихикающему мужику с черными баками. — Так вы знаете или нет? — переспросил Терри. — «Королевский Полумесяц»? Что ж… сейчас подумаем, — сказал чернявый, почесывая щетину. — Я слышал про королевскую почту… королевскую свадьбу… — Королевский тюлень тоже ничего, — добавил местный в кожаном пальто и залаял как тюлень. Все трое рассмеялись. — Так вы знаете дорогу или нет? — Терри не смеялся. — К королевскому тюленю? — спросил чернявый. — Я думаю, это в королевском зоопарке, верно? Мужчины рассмеялись еще сильнее. Терри фыркнул и натянул свою шерстяную шапочку, немного надвинув ее на глаза. Очень медленно он повернулся к мужчинам лицом. — Я не считаю тебя смешным, — спокойно сказал он. — Нет? — Чернявый выглядел уже не таким уверенным в себе. Он пытался понять, как далеко можно зайти. Он посмотрел на бармена и второго мужика, ища поддержки. Те все еще хихикали, они не видели этого тяжелого одноглазого взгляда Терри. — Так вы знаете, как пройти к «Королевскому Полумесяцу»? — терпеливо спросил Терри. — Какой крутой мужик к нам зашел! — сказал Кожаное Пальто, и это придало смелости чернявому. — Королевский рогалик находится на королевском завтраке, сразу после королевского тоста, я так думаю. Этого оказалось достаточно для троих деревенских парней, чтобы закатиться от хохота. — Прекрасно, — сказал Терри и схватил чернявого за яйца. Тот побледнел. Терри начал сжимать руку. Кожаное Пальто попытался встать между ними, но Терри схватил его сзади за шею свободной рукой и сильно ударил лицом о барную стойку. — Господи Иисусе! — воскликнул бармен. Кожаное Пальто, пошатываясь, подошел к креслу и сел в него, держа руки у разбитого носа. Терри о нем уже забыл. Все еще сжимая руку, он наклонился к чернявому: — Вы не должны были так со мной разговаривать. Задыхающимся голосом мужчина очень тихо пропищал: — Нет. — Я позвоню в полицию, — сказал бармен, но Терри не обратил на него никакого внимания. — Я — номер один, понял? — сказал он Черным Бакам. — Я самый главный. Я устанавливаю правила. Многие настроены против меня. Но здесь не может быть двух мнений. Никаких возражений. Я — Папай.[37 - Папай (Popeye) — лупоглазый мультипликационный герой.] Я — это я. Подобно тому, как день — это свет. И никакого выбора, никаких возражений. Я мужчина, а мужчина должен владеть собой, понимаешь? Другие пытаются вывести меня из себя. Вы всегда стараетесь соперничать со мной, но не можете, потому что я самый крутой. Я устанавливаю правила. Когда мужчины жмут мне руку, то пытаются сжать ее посильнее. А я говорю: — Не давите. Не пытайтесь соперничать, я сильнее вас. Я — номер один. Я — эталон. Я самый лучший. И никакого рыпанья. А теперь скажи мне, где это находится. — Отсюда прямо вверх, потом первый поворот налево и, чуть пройдя вперед, вы на месте. — Спасибо. — Терри отпустил его. — Мне только нужно было узнать дорогу. Вы повели себя очень невежливо, когда решили посмеяться надо мной. Бар должен быть местом радушным и гостеприимным. Вы понимаете, о чем я говорю? — Психопат долбаный, — сказал мужчина с разбитым носом. — Мы только немного пошутили. Терри подошел и в упор посмотрел на него. — Извиняюсь, — тихо сказал Кожаное Пальто. — Так-то лучше, — ответил Терри. — Пойдем отсюда, — обратился он к Смолбоуну. — Нам пора. Они вышли из бара, и Бэзил почувствовал, будто вырос до пяти метров. Терри подтвердил свое превосходство, подтвердил, что здесь все принадлежит ему. — Это было потрясающе, Терри, — сказал Бэзил. — Ты показал им всем, Терри. Ха! Ты король, Терри, ты король. — Люди глупы, Смолбоун, — ответил Терри, откашливаясь и сплевывая в канаву. — Люди тупы, они не видят очевидного, не видят дальше собственного носа. Все очень просто. Я могу увидеть, могу понять, что нужно сделать, и делаю это. Они все бездельники. Они усложняют простые вещи. Я не люблю причинять боль, но если кто-то ведет себя неправильно, то он должен быть наказан. Я из-за них потерял время и не намерен терпеть этого. — Ты все говоришь правильно. Ты можешь делать все, что захочешь. Нет никого сильнее тебя. — И это правда, Смолбоун. Очень верно. Ты попал прямо в точку, когда сказал, что я могу делать все, что захочу. Это правда. Я умею владеть ситуацией и делаю все, что захочу. Делаю то, что надо сделать. Я совершил полный круг — я понял жизнь, общество, человеческое устройство. Всё должны понять. Все люди должны понять, что я — номер один. Терри остановился. Они подошли к высоким домам, стоящим по одной стороне улицы. Терри показал на один из них. У дома была большая, блестящая, идеально выкрашенная дверь, сияющая латунная дверная ручка, на которой висел изысканно красивый рождественский венок. По периметру двери был распылен искусственный снег. — Видишь этот дом? — спросил Терри. — Да… — Я могу зайти сюда. Прямо сейчас просто войти и сказать: «Все, что у вас есть, принадлежит мне». И они не смогут возразить мне. Не смогут остановить меня. Я не из тех, кому можно возражать. Им придется поверить в то, что я говорю. Но мне все это не нужно, понимаешь? Мне нет необходимости ничего доказывать, мне не нужны их вещи. Поэтому это все в безопасности. И если люди ведут себя нормально, они тоже в безопасности. Я веду простую жизнь, я — простой человек. Я верю в Бога, верю в добро и зло. Я не люблю, когда ругаются или много пьют. Нет, я не насильник. Просто нормальным людям это не нужно, только слабые сбиваются с пути. Поэтому всем следует знать: вместо того чтобы пытаться меня превзойти, надо признать мои права и чувствовать себя в безопасности. Если бы я был премьер-министром, эта страна была бы в безопасности. Люди бы спокойно спали в своих постелях по ночам, не боясь всяких эмигрантов, бандитов, воров, преступников. Бэзил рассмеялся: — Ты прав, Терри. Тебе следует быть премьер-министром. Вычистить эту страну, вытащить нас из дерьма, в котором мы погрязли. Тебе следует за нами всеми присматривать. Точно! — Я не шутил, Смолбоун. Я абсолютно серьезно. — Я знаю, Терри, Я тоже. Я — министр внутренних дел, представляешь? — Это все пустые мысли, Смолбоун. Мечтать вредно для здоровья. Я просто рассуждал теоретически, привел абстрактное сравнение. — Да. Все верно. — Мечтать вредно для здоровья. Только слабаки мечтают. — Правильно. Да. Извини. Терри зашагал дальше. — А сейчас мы должны вернуться к нашей проблеме и не отвлекаться. Чес Бишоп должен мне деньги, мой гонорар. Деньги, которые я заработал. Я присматривал за ним. Это был уговор, а уговор — это закон. Даже устный. — Да. Все верно. — Мужчина не должен нарушать уговор. Все, что есть у мужчины, это его слово. Бумага и подпись ничего не значат. Его слова — это его цена. Если он их профанирует, то он — ничто. Я хорошо относился к Чесу. Благодаря мне он жил припеваючи. Он был под моим крылом, и потому в безопасности. А сейчас он ведет себя, будто я шваль, будто все это было за так. Я буду искать его и обязательно найду, в этом я не сомневаюсь. И я возьму с него все, что мне причитается. Чес Бишоп — богатый человек, и все его деньги станут моими. — И он получит то, что заслужил, верно? — Да. — А потом? Что мы будем делать потом, Терри? Когда разберемся со всем этим? Что затем? — Я еще не думал. Не будем торопиться. Не будем думать о многом одновременно. Нужно сосредотачиваться на том, что делаешь. — Но… я имею в виду… Я еще… Тебе будет нужна моя помощь? Возить тебя, помогать тебе, быть твоей правой рукой? Ты будешь брать меня с собой? — Ты незаменим, Смолбоун. Ты мне всегда будешь нужен. У Бэзила аж волосы зашевелились. Он почувствовал, как радость искоркой вспыхнула в нем и растеклась по всему телу. Он улыбнулся, но отвернувшись, чтобы не увидел Терри. И внезапно Бат стал нормальным городом, даже симпатичным. Бэзил Смолбоун был незаменим. Глава шестнадцатая Пайк уселся за стол в придорожном кафе и принялся за еду. Кафе было забито людьми, пришедшими пообедать, и в зале с высокими потолками и стеклянными стенами было шумно. Стоя в углу, мужчина с женщиной играли на гитарах и пели рождественские песни, но их почти не было слышно из-за оглушительного рева голосов. На них абсолютно никто не обращал внимания, но они продолжали бренчать и улыбаться, словно двое слабоумных. Еда оказалась вполне приличной, хотя Пайк вполне мог обойтись без развлекательной программы в стиле кантри. Ноэль подошел к столу, ведя за собой Кирсти, которая так и продолжала играть в свою чертову игру. На его подносе было полно всякой дряни. Ноэль присел и начал шумно переставлять содержимое подноса на стол. — Все это не очень полезно для здоровья, — сказал Пайк, глядя на жареную картошку, печенье, пирожные и кока-колу. — Можно подумать, меня это волнует, — ответил Ноэль, надрывая верх картонного пакета с молоком. — А как же Кирсти? — А кто, по-твоему, выбрал всю эту гадость? — Да, но ты ее отец, Ноэль. Ты должен подавать ей пример, руководить ею. — Чушь. — Ноэль поднял пакет молока и вылил его содержимое прямо себе в рот. Затем он смял упаковку и бросил ее на стол. — Так гораздо лучше. — Вокруг рта у него красовался белый след от молока. — Как ты можешь его пить? — спросил Пайк. Он никогда не любил молоко. — Это очень полезно, — ответил Ноэль, уплетая жареную картошку. — Китайцы никогда не пьют молоко. — Неужели? — Они вообще не употребляют молочных продуктов. Считают, что из-за этого все европейцы воняют протухшим сыром. — Господи, Пайк. Я не собираюсь всю жизнь только и делать, что волноваться, как я пахну по мнению китайцев. — Я просто рассказал. — Ладно, пока не вспомнишь ничего поумнее, не дергай меня. — Послушай, Ноэль. Мне очень жаль, что я тут наговорил о Чесе. — М-м… — Ноэль не отрывался от своей картошки. — Я знаю, как ты расстроен. Просто все это очень меня достало. — Взаимно. — Я думал, что со всем покончено, плохое забыто. А теперь это дерьмо опять вылилось на меня. — Я знаю. И это наша вина, наша с Чесом. Думаю, в большей степени Чеса. — Да. — Пайк отложил нож с вилкой и наклонился к Ноэлю. — Ты помнишь, как мы ходили в кино? — Помню. — Я тогда любил жестокие фильмы. Убийства, стрельба, аварии, кровь повсюду. — «Дикая банда»[38 - «Дикая банда» («The Wild Bunch») — американский вестерн 1969 г.] был моим любимым, да? — сказал Ноэль. — И ты был со мной полностью солидарен. — Да. Я смотрел его, по крайней мере, раз десять. Но после всего, после Грина и Уильямса, когда я оправился и залег на дно, я все время смотрел видео. Чем больше, тем лучше. Поначалу я смотрел все те же вестерны и боевики. Насилие. Но чем больше я их смотрел, тем яснее до меня доходило, что мы сделали с теми ливерпульцами. Чем больше я их смотрел, тем больше они вызывали у меня отвращение. Когда я видел, как кого-то убивают, то начинал думать: а вдруг это реальный человек со своей семьей, с друзьями? Вдруг это настоящие удары, настоящие пули, настоящая кровь. — Это только фильмы, Пайки. — Все это доканывало меня, мне становилось от них плохо. Я прошел долгий путь и не мог больше их смотреть. Мне пришлось смотреть комедии, космическую фантастику, ну я не знаю, даже мультики. — И какой у тебя сейчас любимый фильм? «Звуки музыки»?[39 - «Звуки музыки» («Sound of Music») — музыкальная лирическая комедия, США, 1965.] — Нет. «Дикая банда». — Ага! — Это шикарный фильм. — Но ты только что сказал… — Да, но я это преодолел. Как ты сам сказал, это только фильмы. Это я изменился, но до сих пор не могу смотреть некоторые сцены. — Да-а, ты изменился, — заметил Ноэль. — Думаю, я просто хорошенько обо всем подумал. Я понял, какую вел никчемную и глупую жизнь. Понял, что на самом деле неважно, если кто-то не так посмотрит на тебя в баре, случайно заденет тебя или прольет твое пиво. Понял, что неважно, если кто-то нахамил тебе. Ну как этот Терри Наджент, который наехал на нас на лестнице. Я могу вспомнить, что вел себя так же, и это кажется мне теперь ребячеством. — Пайк снял очки и протер их бумажной салфеткой. — Когда я думаю, что вел себя подобным образом, то краснею от стыда. — Но по крайней мере, ты был собой, Пайк. Ты был личностью. У тебя был свой стиль, свой класс. И когда ты заводился, когда включал полную скорость никто не смел приблизиться к тебе. Это было похоже на танец. — О да, я вдохновлял группку энергичных, испорченных до мозга костей хулиганов. Великое дело, нечего сказать. — Ты весь прогнил, Пайк. Вот в чем твоя проблема. Тебе нужно все это вычистить. Ты тушился в собственном соку целых десять лет. Нужно все это выбросить. А то так и будешь жалким ублюдком. — Я думал, что справился. — Только не надо! Ты — натуральный живой мертвец. Сказать по правде, Пайки, я не думаю, что ты из-за денег так разошелся. — Хм? — Это лишь повод. Ты хотел этого, Пайк. Что-то в тебе хотело этого. Сколько у тебя там было денег? Ну же. Их действительно было много? — Двадцать пять тысяч. — Вот блин. Так много? — Да уж. — Но я все равно остаюсь при своем мнении. Ты, Пайк, навсегда останешься таким, каким был. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. — Ноэль? — Что? — Уже дважды Паттерсон оказывался в итоге с моими деньгами. — И с твоей пташкой. — И кто я теперь? Неудачник или кретин? — Возможно, и то и другое. — Наверное, ты прав, — ответил Пайк. — Я прав, Пайк. Ты профукал свою жизнь. Ты не задумывался, что это ты мог жить там наверху, в «Бельведере», и любоваться видом из окна? Вы всегда были умнее нас, это я точно знал. Ты, конечно, был психом, но внутри… Мы все знали, что ты или Паттерсон пробьетесь. А теперь у него шикарная квартира, с ним Марти… — Я это заслужил. — Да иди ты! — А как насчет Уильямса и Грина? — А что они? — Ноэль положил вилку и нож и в отчаянии развел руками. — Не стоит из-за них так убиваться. Это были два ничтожных говнюка. Два ливерпульских амбала, которые зашли, куда им не следовало. — Он отпил колы у Кирсти. — Кроме того, Паттерсон был там вместе с нами, но что-то не похоже, чтобы он все это время лил крокодильи слезы. — Вот поэтому он там, Ноэль, в порту Челси, а я — нигде. — Забудь, Пайк. Это неважно. Забудь ливерпульцев. — Это важно, Ноэль. — Да, я знаю. — Ноэль снова взял столовые приборы и вернулся к еде. — Я тоже об этом думал, у меня были жуткие кошмары. Но, черт побери, однажды все-таки надо проснуться. Об этом надо забыть, нельзя, чтобы один-единственный эпизод испоганил всю твою жизнь. Ноэль был прав. Один-единственный эпизод. Он все изменил, один маленький эпизод испортил всю его жизнь… Он вспомнил, как Грин упал и сначала возмущался. Вскоре крики захлебнулись. Потом он катался по мостовой у них в ногах. — Хватит, ребята… — умолял он. А потом они убили его. О нет, конечно, они этого не хотели. Это был, так сказать, побочный эффект. Они только хотели преподать ему урок. Урок о территории, собственности и уважении. Но что-то пошло не так. Избиение было не более жестоким, чем обычно. Может быть, они били чуть дольше, может быть, чуть сильнее, кто знает? Может быть, Грин оказался слабее других. Может быть, он был хрупок здоровьем. Может, он слишком много выпил, или у него было хилое телосложение. Как бы то ни было, но он умер. Это длилось всего несколько минут. Правда, Грин перестал сопротивляться задолго до того, как они остановились. Избиение — это такой процесс, где нет четкой грани, когда нужно остановиться. И если начнешь, то не можешь остановиться, если только не подвернется что-нибудь получше, и продолжаешь бить до бесконечности. Самым волнующим всегда было нарастание сил, напряжение, предвкушение, самые первые удары… Вначале всегда было весело, потрясно: ты знал, что ребята разделяют твою неистовую ярость, когда вы кого-то мочите. Неумолимой расплатой за радость было то, что приходилось делать дальше. Теснясь вокруг, толкаться, наносить удары. Пока бить уже не имело смысла, пока им не становилось скучно. Один маленький эпизод, растянувшийся на всю жизнь. Он вернулся, он снова туда вернулся, словно это до сих пор продолжалось, словно они все еще били этого бедолагу, словно это происходило вновь, бесконечно: удар, удар, удар… Поначалу Грин сопротивлялся, прикрывался руками, защищаясь. Но у него было только две руки, а их было шестеро. Он не мог двигать руками так же быстро, как они били. Все было безнадежно. Они даже ругали его за попытку закрыться. Неужели он не мог просто принять наказание? Ноги. Спина. Задница. Живот. Ребра. Шея. Голова. Горло. Яйца. Лицо. Через некоторое время они забыли, что бьют человека. Ты забываешь обо всем. Это был просто предмет. Перед ними лежала вещь для битья. Они продолжали бить его, и где-то в позвоночнике что-то треснуло, горло разбухло и перекрыло дыхание, внутренности разорвались, а мозги лопнули. Все непоправимое, что только могло случиться, случилось. В тот момент они, конечно, не знали, что он мертв. Не знали и про Уильямса. Оказалось, что у Уильямса случился сердечный приступ. Наверное, это произошло в тот момент, когда Паттерсон ударил его. Но это уже совсем другое. Это — несчастный случай. Тела не найдут до самого утра, и потом у полиции идентификация тел займет несколько дней. А все потому, что команда забрала все их вещи: бумажники, ключи, права. Они обчистили их, быстро и умело, вывернув карманы. В приподнятом настроении — ведь вечер оказался удачным — они возвращаются в «Альму», чтобы отпраздновать. Они стучат, Крисси открывает для них бар и они распивают шампанское. Команда смеется, шумно и возбужденно смакуя каждый момент. Они поздравляют друг друга, хвастаются. Потом рассматривают свой улов: почти две тысячи наличными. Что за шумная гулянка тут началась! Празднование продолжается. Они делят выручку, а потом Чес находит ключи, ключи от гостиницы с ярлычком. Где-то в Финсбэри-парк. Команда совещается. Раз у ливерпульцев было так много денег при себе, возможно, они что-то припрятали в гостинице. В конце концов, не они ли всю ночь хвастались своим богатством? Разве не намекали, какие они крутые, мол, только что провернули одно дельце? Что ж, давайте посмотрим, вреда от этого не будет. А в том состоянии, в каком эти ливерпульцы сейчас, они не доползут до отеля еще несколько часов. Паттерсон берет все на себя, он говорит, что сам сходит и все проверит. — Мы не можем туда пойти все вместе, верно? Как это будет выглядеть? — Да, ты прав… — Да… — Поэтому пойти должен только кто-то один. А сейчас вам стоит разойтись по домам, на случай, если кто-то вызвал полицию. Все, встретимся завтра. — Да, хорошая идея… — Да, Ян прав. — Если ты найдешь что-нибудь, то скажешь нам, верно? — Пайк заговорил первый раз за все это время. — Конечно скажу. Я не обману вас, Дэннис. Они смотрят друг на друга, и в итоге Пайк пожимает плечами. Ему все равно. Он только хочет вернуться домой и до одури заниматься с Марти любовью. Они расходятся. Пайк приводит Марти к себе, и они занимаются любовью всю ночь. Пайк так одурманен кокаином, что долго не может кончить. Но он продолжает заниматься сексом с удвоенной яростью. В нем скопилось много всего, что нужно выплеснуть, освободить. Наконец, уже на грани истощения, когда лучи солнца стали пробиваться сквозь шторы, а на крышах защебетали птицы, он кончил. Он исторгся в нее и упал без сил. Потрясающий конец потрясающей ночи. Это был последний раз, когда они спали вместе. Потом все пошло не так. Днем они узнали, что ливерпульцы мертвы. Пайк никогда прежде не убивал человека… Им пришлось держаться тихо и порознь какое-то время… А Паттерсон? — Там ничего не было, ребята. Только их чемоданы с вещами. Все, что у них было, они, наверное, потратили. Ведь они были так пьяны. Нам лучше затаиться на некоторое время, ладно? Они затаились, и тогда пришел страх. Пайк ненавидел себя за то, что боялся. Он сам себе не признавался, что испытывает. Ковбоям не знакомо чувство вины. Молодые псы, хулиганы, дикари испытывают гордость, но не вину. А Паттерсон? Паттерсон исчез. Через пару месяцев исчезла и Марти. Она сказала, что ее достало, что Пайк больше не может спать с ней. Но Пайк был не в состоянии заниматься сексом. У него не стояло. Его кровь превратилась в мочу. Спустя некоторое время до них дошли слухи, что Уильямс и Грин получили за последнее дело около тридцати тысяч. Полиция решила, что их убрали подельники по ограблению, чтобы не рисковать и прикарманить их долю. Высокопрофессиональной ту операцию назвать было трудно, в полиции были рады избавиться от двух налетчиков. Тем не менее аресты были произведены, схватили кого-то из банды. Но в итоге никому обвинение в убийстве предъявлено не было… А Паттерсон… Они никогда не смогли бы это доказать, но они знали. Знали, что, по крайней мере, двадцать пять тысяч он вынес из той гостиницы. Двадцать пять тысяч. Два раза по двадцать пять — итого пятьдесят. Нет. Дело было не в деньгах. Причиной было прошлое. Деньки в «Альме». Два мертвых ливерпульца и один богатенький Джок. Надо было вернуться назад. Глава семнадцатая Звук удара Терри все еще звенел у Бэзила в ушах. Он показался громким, словно выстрел в маленькой загроможденной комнатке. Герман сел, схватившись руками за голову. От удара он содрогнулся всем телом, попятился назад, оглушенный, и наконец обмяк в кресле. Бэзилу нравилось смотреть. — Ладно, — терпеливо сказал Терри. — Теперь мы со всем разобрались. Я снова спрашиваю тебя: где Чес? — Я сказал вам, — вежливый голос молодого немца немного дрожал, чего не было прежде, — что я не знаю никого по имени Чес. — Он почти заикался. — Тогда что здесь делал его брат? Что здесь делал Ноэль? — Не знаю. — Не знаешь? — Я не имею никаких дел с Чесом. — Так ты все-таки знаешь Чеса? Герман смотрел в пол. — Вы говорите мне сначала одно, потом другое. Я запутался, я не знаю. — Ты не знаешь что? Ты не знаешь, где Чес? — Не знаю. — Я не верю тебе. — Вы и не обязаны мне верить, — ответил Герман. — Для меня это не имеет никакого значения. — Это имеет значение для меня, — спокойно сказал Терри. — Хорошо, хорошо… Но что я могу поделать? — Я тебе вот что скажу, мой дружок. Давай на минуту забудем о Чесе. Ты можешь сдать мне Ноэля, и я все улажу с ним. — Что вы имеете в виду? — Герман посмотрел на Терри. — Расскажи мне, где Ноэль, как я могу связаться с ним. — Я не могу этого сделать. — Ты сказал, что работаешь на него, — засмеялся Терри. — А значит, ты точно должен знать, как с ним связаться, верно? — Хорошо. Возможно, все так. Но я не могу сказать вам. Это бизнес. На этот счет есть определенные правила. — Да, мой дружок. Определенные правила есть. — Терри кивнул головой. — Давай я тебе расскажу эти правила. Правило первое: я — судья. Понимаешь? Я — судья, капитан, директор, тренер, и именно я подсчитываю голы. Comprende?[40 - Comprende? (исп.) — Понимаешь?] Правило номер два: ты — пустое место. Ты меньше, чем пустое место. Ты не в счет. Поэтому, услуга за услугу, делай, как я говорю. Правило номер три: никаких правил нет, и все дозволено. Терри треснул Германа своей крупной сильной ладонью сзади по голове, заставив субтильного юношу слететь с кресла. — Вне игры! — закричал Терри. И, когда Герман попытался встать, ударил его снова. — Рукой по мячу. Герман еще раз попробовал встать, но Терри свалил его ударом в живот с криком: «Гол!». Герман скрючился на ковре и остался так лежать. — Класс, — сказал приветливо Терри, присаживаясь на подлокотник кресла. — Хорошая игра. Очень хорошая игра. Теперь, я думаю, мы оба понимаем правила. Поэтому, может быть, ты захочешь мне все рассказать? — Да. — Голос Германа был едва слышен. — Что, что? Извиняюсь? Говори погромче. — Терри приложил руку к уху. — Да, — повторил Герман, на сей раз немного громче. — Прекрасно. Вставай. Все хорошо. Я больше не буду тебя бить. Дай ему руку, Смолбоун. Бэзил помог Герману подняться, подхватив под левую подмышку. Герман был горячий и мокрый, от него шел какой-то животный запах. На щеке у него красовался багровый отпечаток руки Терри, а из носа шла кровь. Он весь дрожал. Юноша провел рукой по волосам и поправил очки — удивительно, как они еще остались на месте. — У тебя есть его адрес? — спросил Терри. — Номер телефона? — Да. — Герман сделал глубокий вдох, шмыгнув носом. Он весь подобрался, собираясь выполнить то, что от него требовалось. Терри повернулся к Бэзилу: — У тебя есть ручка, Смолбоун? Бэзил залез во внутренний карман куртки и вытащил оттуда ручку из нержавеющей стали, похожую на золотую. — Это ты подарил мне, — сказал он, протягивая ручку Терри. — Хм? — Терри нахмурился и даже не шевельнулся, чтобы забрать ее. — Сразу, как вышел, помнишь? — Я знаю, что это за ручка. Бэзил улыбался, ожидая, что Терри возьмет ее. — Что ты делаешь, Смолбоун? Бэзил покраснел. — Почему ты пытаешься всучить мне свою ручку? — спросил удивленно Терри. — Я дал ее тебе. Для чего, как ты думаешь? Я не собираюсь тратить время и писать сам. Это твоя обязанность. А теперь найди листок бумаги. Бэзил почувствовал себя идиотом. Он пошарил в карманах в поисках бумаги, осознавая, что стал пунцовым от стыда. Обнаружив обрывки бумаги, что он прихватил из квартиры Чеса, Бэзил расписал ручку на одном из них. Терри повернулся к Герману, который сел за стол перед компьютером и что-то набирал на клавиатуре. — Что ты делаешь? — с подозрением спросил Терри. — Ты хочешь Ноэля Бишопа? — Да. — Тогда… На экране вспыхивали разные картинки. — Что это? — переспросил Терри. — Что ты теперь делаешь? — Здесь есть всё… — Герман дважды нажал на клавишу, и список фамилий, начинающихся на «Б», высветился на экране. Терри схватил руку Германа и потянул ее прочь от клавиатуры. Затем взял клавиатуру и поднял ее над столом. Неожиданно Герман вернулся к жизни, он был зол и испуган одновременно. — Не трогай ее! — закричал он, выхватывая клавиатуру и баюкая ее словно ребенка. — Никогда не трогай! — Что ты делаешь? — Терри был в ярости. — Скажи мне, что ты делаешь! Бэзил никогда прежде не видел его таким. Таким возбужденным. — Терри… — начал говорить Бэзил. Но Терри даже не обернулся. — В чем дело? — спросил Герман, поворачиваясь к экрану монитора. — Я же хотел помочь. Я же пытаюсь найти вам Ноэля. — Что ты делаешь, играя с этой штуковиной? — Терри опять выхватил у Германа клавиатуру. Герман вышел из себя. Он ударил по экрану тыльной стороной ладони, юноша почти кричал: — Ты слепой? Ты что — дурак? Не можешь прочитать? Герман взглянул на него как раз во время, чтобы увидеть, как голова Терри неотвратимо несется на его челюсть. Юношу отбросило ударом к спинке кресла, а потом он свалился на пол. Бэзил не был уверен, что на сей раз это было необходимо. Терри был не похож на себя. Правда, следует признать, что вновь увидеть Терри в действии было потрясно, но вряд ли это как-то им поможет. Герман лежал, оглушенный, на ковре, и кровь из разбитого носа и губ залила пол-лица. Он словно изображал мертвое насекомое. Терри на самом деле ударил его очень сильно. У самого Терри на лбу красовалось круглое красное пятно, будто в него кто-то кинул помидор. Герман застонал и открыл глаза. Он сел и стал осторожно ощупывать рот кончиками пальцев. Что удивительно, очки по-прежнему оставались на месте. — Зачем ты это сделал? — спросил он возмущенно. — Ты сумасшедший? Зачем ты это сделал? Глупо… — Его речь звучала невнятно, словно у человека, у которого рот еще не отошел от наркоза после посещения дантиста. — Никогда не называй меня глупым, — сказал Терри и, схватив монитор, с силой опустил на голову Герману. Герман упал навзничь и остался лежать без движения. Теперь уж Бэзил точно сомневался в разумности всего происходящего. Мудрым действием назвать это было трудно. Герман уже готов был дать им то, что нужно, но теперь что-то вывело Терри из себя, парень был в отключке, а компьютер сломан. Бэзил действительно испугался, ведь до сих пор Терри вел себя как робот: целеустремленный, рациональный, не подверженный никаким эмоциям. Теперь он будто помешался, как машина, которая потеряла управление. Как тот компьютер из «2001 года»,[41 - «2001 год: космическая Одиссея» («2001: the Space Odyssey») — знаменитый фантастический фильм С. Кубрика, США. 1968.] сумасшедший и логичный одновременно. Бэзил знал, что ему надо попытаться остановить Терри, но его ощущения были неоднозначны. В таком состоянии Терри не стоит говорить, что он должен или не должен делать. Он даже мог наброситься на него. И, кроме того, Бэзил был зачарован. Он хотел посмотреть, что Терри будет делать дальше. Герман слегка дрожал, его глаза закатились, а веки подергивались. Терри присел на колени рядом с ним и схватил за шею. Приподняв его голову с ковра, он дважды ударил ею об пол. Потом Терри остановился и оглядел комнату, тяжело дыша. — Что? — торопливо спросил Бэзил. — Что ты хочешь, Терри? — Мне нужно что-нибудь острое. Я хочу разделаться с ним. — Терри. Ты уверен?.. — Дай мне что-нибудь острое, Смолбоун. Будь полезным. Это дело нужно закончить. Бэзил в отчаянии огляделся по сторонам. И тут он неожиданно понял, что в комнате нет ничего острого. У всех предметов были закругленные края, словно в детской. Здесь не было ничего, что могло бы поранить. — Терри, здесь нет ничего такого… Оставь все это… — Дай мне твою ручку, — ответил Терри. — Что? — Ручку. Дай мне твою ручку. Бэзил протянул Терри шариковую ручку. В эту минуту взгляд Германа вновь сфокусировался, и он перестал дрожать. Теперь он выглядел немного лучше. Герман пробормотал что-то по-немецки, но Бэзил не понял. Смолбоун наклонился к нему: — Ты в порядке? — спросил он. Герман посмотрел на него и слабо улыбнулся. Он будто не понимал, что происходит. Терри оттолкнул Бэзила и прижал голову Германа к ковру, повернув на ухо. Затем, прикусив кончик языка, сосредоточившись, просунул конец ручки Герману в ухо. — Никогда не называй меня глупым, — сказал он и, крякнув, пропихнул ручку внутрь. Герман завопил, широко распахнув глаза. — Терри… — начал Безил. Но Терри его не слышал, он был в своем мире. — Терри… Терри остановился. Он выглядел деловито и собранно, словно уже проделывал такое миллион раз. Бэзил видел перед собой искусного мастера за работой — плотника, электрика или кого-то в этом роде. Занятый повседневной рутиной, опытный, высококвалифицированный, расторопный мастер. Герман пытался вырваться, его голова с торчащей из уха ручкой моталась из стороны в сторону. — Держи его крепко, можешь? — спросил Терри. Бэзил неохотно опустился на колени и стал держать Германа. Он опять почувствовал этот исходящий от юноши жар и мускусный животный запах. Терри поставил ногу на ручку и нажал, проталкивая ее дальше в мозг Германа. Парень открыл рот, обнажая зубы, все его лицо искривилось в немом крике. Терри напрягся, встряхнул ногой и принялся вбивать ручку дальше. Каждый раз ручка погружалась глубже и глубже, пока не вошла наполовину. Крови не было вовсе, и, кроме первых немых вскриков, Герман больше никак не реагировал. Он выглядел теперь почти спокойным, губы слегка приоткрыты, словно у спящего. Бэзил подумал, что парень, вероятно, уже мертв. — Все, — сказал Терри. — Что будем делать теперь? — спросил Бэзил. — Ты записал данные? Записал адрес Ноэля? — Нет, — сказал Бэзил, прощупывая пульс на шее Германа. Пульса не было. — Ты разбил компьютер, прежде чем я успел записать. — Неважно. Нам просто придется съездить в Суиндон и разыскать его отца. Он сказал так просто и спокойно, словно ничего важного и существенного не произошло. Уже после, в машине, когда они выезжали из Бата, к Терри вернулась его былая серьезность и хладнокровие. Он стал самим собой. Он сидел и смотрел в окно, делая по ходу странные замечания: вот дом, который ему нравится, забавная собака, два хиппи за рулем фургона. И ни слова о том, что произошло с Германом. Наконец Бэзил не выдержал и сказал: — Терри! — Ммм? — Сколько людей ты убил, всего? — О чем ты? — Ну, я имею в виду… много? — Только одного. — Что? До этого только одного? — Нет. Только его. Насколько я знаю, до этого я никого не убивал. — О-о. — Ты только посмотри. Посмотри на этот закат. Красиво, правда? Похоже на рождественскую открытку. Бэзил посмотрел. — Да. Глава восемнадцатая Конечно, Паттерсона дома не оказалось. Сначала это было все, что сказал им служащий регистратуры Бельведера: — Его нет дома, ребята. — Тогда где он? — Ничего не могу вам сказать. Даже если бы знал. Они поняли, что больше ничего не добьются от этого старикашки, и вышли на улицу. Немного побродив вокруг, они обнаружили въезд в подземный паркинг для жильцов, находящийся прямо под башней. Внизу они разыскали молодого служащего, который помнил черный джип «чероки» Паттерсона, он рассказал им, что Паттерсон уехал вчера и больше не возвращался. С этим они вернулись к «эскорту», изрядно помрачневшие. — Мне следовало посильнее надавить на Германа, — в итоге сказал Пайк, вытирая запотевшее лобовое стекло. — Ты обращался с ним, словно с красной девицей, — заметил Ноэль. — Прежний Пайк избил бы парня просто по привычке. — Может, ты заткнешься и перестанешь твердить о прежнем Пайке, о прежних днях… — Но ты действительно был с ним слишком мягок. А в результате мы остались ни с чем. Я вот о чем: как ты думаешь, то, что он нам рассказал, это правда или нет? — Нет. — Ты считаешь, он может знать, где у Паттерсона еще есть собственность? — Да. — Ты считаешь, нам нужно к нему вернуться? — спросил Ноэль. — А что ты думаешь? — Бат. Туда-то мы и поедем. — Но не сразу, — сказал Пайк. — Сначала мне нужно кое-что забрать. Я долго думал об этом. Если мы хотим прищучить Паттерсона, то нам для этого понадобятся определенные вещи. — У тебя припрятано оружие? — Лучше. — Пайк завел машину. Славно, когда снова есть определенный план. Дэннис чувствовал прилив энергии. — И что же это? — спросил Ноэль. — Что у тебя есть? Что может быть лучше оружия? — Два бумажника, водительские права, телефонная книжка, неоплаченный телефонный счет и письмо. — Понимаю. Это новый вид японского воинского искусства. — Нет. — Пайк выехал из порта Челси и двинулся к центру города. — Ну же, Пайки. О чем ты говоришь? — Все дело в том, кому принадлежат эти вещи, Ноэль. Это и делает их опасными. — Ну? — Уильямсу и Грину. — Что? — Я сохранил их, — сказал Пайк. — После того как мы все разбежались, я их хранил. Не спрашивай меня зачем. Все это время они лежали у меня в надежном месте. — Господи Иисусе! — И теперь если Герман не захочет нам помочь, мы просто скажем ему, что у нас есть и что мы не побоимся это кое-куда подбросить. Герман даст знать Паттерсону… — Ты все это время хранил их? — Да. — Пайк? Ты готов пройти через это? Готов все раскрыть? — Не знаю. Но поскольку Паттерсон тоже этого не знает, у нас будет преимущество. Мы выманим этого мерзавца. — Тебе не было страшно держать вещи у себя? А если бы кто-то нашел? — Я хранил их в надежном месте, — сказал Пайк. — В доме у родителей. — Я никогда не видел твоих родителей. — Нет. И никогда не увидишь. Когда мы туда приедем, ты останешься в машине. А я зайду на пять минут и тут же вернусь. — Ну, брось. — Я не хочу, чтобы ты видел моих родителей, Ноэль. — Приехали. Тебя-то я со своим отцом познакомил. Пайк не нашелся, что ответить. — Где же они живут? — спросил Ноэль, перебирая кассеты. — Хорнчерч. — Эссекс? Так ты родом из Эссекса? Я думал, что ты родился на севере Лондона. — Я рос в Питерборо. — Питерборо? — Мы переехали в Эссекс, когда мне было десять. Мой отец тогда работал на почте. — Я привык думать, что ты загадочная птица, человек-одиночка, большая белая акула Тоттнема. Но отец-почтальон делает твой образ более человечным. — Слушай, Ноэль, у каждого есть родители. — Да. Но я думал, что твой старик какой-нибудь гангстер, главарь банды или убийца, человек, ведущий преступную жизнь, в бегах… Уж никак не почтальон, на хрен. — Он не был почтальоном. Отец сидел за конторкой. Он получил повышение — стал начальником небольшого почтового отделения, поэтому мы и переехали в Эссекс. — Эй! Потому-то ты так сильно избил тех ливерпульцев? Они обокрали почтовое отделение твоего старика? — Нет. — Значит, это было местью за всех работников почты. — Мне это даже не приходило в голову, пока ты не сказал. — А что тебе приходило в голову за эти десять лет? Что еще, кроме твоего пенсионного фонда? — Канада. — Да, точно, — сказал Ноэль, вставляя кассету с Филиппом Глассом в магнитолу. — Я все хотел спросить, Пайки, почему именно Канада? — Это страна третья в мире по размерам, а население равно населению Лондона. — То-то и оно. Видишь, никто не хочет там жить. — Это твой взгляд на вещи, — заметил Пайк. — А почему, ты думаешь, в Англии так много народу? — спросил Ноэль. — Я скажу тебе почему. Потому что здесь здорово. Это лучшая страна в мире. — Ты говоришь, как бывший шпаненок, Ноэль. Как мы болтали в восемьдесят втором на пути в Германию. Послы от Великобритании, блин. Когда мы напились в самолете, пытались оттрахать стюардесс и дрались с пассажирами. Анг-лия. Ан-хер-лия. — В то время мы были самой страшной шпаной в мире, верно? — заметил Ноэль. — Разве не так? Самая уважаемая, самая сплоченная и жестокая братва. Мы были армией. А все остальные? Даже говорить нечего — слабаки. Дерьмо. Мы показали всем. Показали, где раки зимуют. Мы были самыми крутыми. А теперь ты хочешь от всего этого отказаться. Хочешь слинять в Канаду, поджав хвост. — Именно так, Ноэль. Я хочу уехать от людей, похожих на тебя. От людей с флагом мамы-Англии на груди. Я больше не выношу эту лажу. Этот столетний мусор. Я не могу больше выносить эту старую-престарую, охреневшую, пафосную маленькую страну. И выруби эту чертову музыку. — Невозможно спокойно слушать этого чудака Гласса. Полный улет. Дидли-дидли-дидли-дидли… Пайк выключил музыку. — Не сейчас, Ноэль. У меня голова болит. — Дело в том, Пайк, что ты не сможешь удрать от всего. Ты можешь смыться в Канаду, но не можешь спрятаться от собственных воспоминаний. — А я думаю, что смогу. Я смогу спрятаться от тебя, Чеса, Паттерсона, от всего этого. У меня появится возможность спокойно состариться. — Стой! Останови машину! — Черт! — Пайк нажал педаль тормоза и вильнул к тротуару, передние колеса машины задели бордюр. Пайка мотнуло вперед, ремень безопасности врезался в плечо. Машина, шедшая сзади, громко просигналила. Водитель не переставая матерился, пока объезжал их «форд». Кирсти, свалившаяся с заднего сиденья, поднялась и снова принялась играть в «Гейм Бой». — Что? — спросил Пайк, его сердце бешено колотилось. — Что случилось? — Там кабак. — Кабак? — Да. Гляди сам. — Ноэль кивнул за окно и отстегнул ремень. — Я хочу пива. — Он открыл дверь. — Буду через минуту. Хочешь чего-нибудь? — Просто кабак, на хрен? Ноэль вылез из машины. — Так ты хочешь чего-нибудь или нет? — Нет… Да. Что-нибудь не очень крепкое, типа «Фостерс». — Ладненько. Пайк наблюдал, как Ноэль не спеша пересек улицу и вошел в ярко освещенный магазин. Ему все по фигу. Дэннис посмотрел в зеркало заднего вида: Кирсти продолжала играть, словно ничего не произошло. Может быть, именно так Ноэль и водит машину. Пайк задумался, каково это — иметь собственного ребенка. Создать человеческое существо из ничего. Он хорошо знал обратный процесс, как превратить человеческое существо в ничто. Но все-таки?.. Это казалось ему таким таинственным и непостижимым. Однажды он почти сделал это. Как-то ночью, когда они только закончили заниматься с Марти любовью, она сказала, что беременна. Пайк не знал, что и подумать. Спросил, что она собирается делать. Марти пожала плечами и сказала, что избавится от ребенка. Ее это нисколько не волновало. У нее уже было два аборта, первый — в четырнадцать лет. — Но разве ты не боишься за себя? — спросил Пайк. Он лежал, опершись на локоть, и любовался ее просвечивающими ребрами и маленькими грудями. — Не боишься за свое тело? — Мне все равно, что случится со мной, — сказала спокойно Марти. — Меня не волнует, что случится с моим телом. Ты можешь делать с ним все, что тебе нравится. Я скоро умру. — Как ты можешь так говорить? — Так расположились звезды. — Что, в гороскопе «Дейли миррор» напечатали: «Вы сегодня умрете»? — Я не хочу рожать ребенка в этом мире, Дэннис, — сказал она, растягиваясь на спине и выгибаясь так, что ее грудь практически исчезла. — Кругом одно дерьмо. Я не хочу, чтобы ребенок прошел через то, через что прошла я. Первый аборт я сделала, когда забеременела от отца. Эта могла быть моя собственная сестра. Я не хочу этого. Я скоро умру, и тогда конец всему — придет избавление. — Тебе не стоит так говорить. — В любом случае, мы не совместимы, Дэннис. — Что ты имеешь в виду? — Наши знаки зодиака. Ребенок был бы настоящим монстром. — Все это чушь, Марти. — Не смей так говорить. Я в это верю. По крайней мере, уважай мою точку зрения. — Да, конечно. Извини. — Мы с тобой разные, Дэннис. Ты — камень. Например, лунный камень. — Брось, Марти… — Нет, послушай. Ты никогда не думал, что люди обладают определенными качествами? Определенной энергетикой? Они похожи на животное или стихию. На льва, на огонь или на воду. — Если ты так говоришь, значит, так и есть. — Да, в этом что-то есть. Это… Пайк поцеловал ее. — Если ты в это веришь, Марти, то это — правда, я так думаю. Марти смотрела на потолок, улыбаясь как ребенок. Счастливая. — Я читала о стихиях, горных породах и кристаллах. Мы все — частицы Земли. Вот ты, Дэннис, ты — горная порода. — Что? Как бетон? — Нет… Нет, ты больше похож на лаву. — Лаву? — Да. Ты когда-нибудь видел лаву? Я позавчера видела по телевизору. Завораживающее зрелище. Внешне похоже на камень — черный и твердый, но внутри все движется, течет, плавится. — Хорошо, — сказал Пайк. — Я — лава. А ты? Кто ты? — Я — пыль. Машина неожиданно качнулась, и внутрь забрался Ноэль, держа в руках пакет с покупками. Он поудобнее устроился в кресле и пристегнулся. Пайк завел «форд» и стал отъезжать от края мостовой. Ноэль достал из пакета четыре банки «Фор-икс» и выудил одну их полиэтиленовой упаковки. — Выпьешь сейчас? — спросил он у Пайка. — Потерплю, пока доедем до места. — Как хочешь. — Ноэль с хлопком открыл банку и сделал большой глоток. — Идеально. Идеально охлажденное. — Он сделал второй глоток. — Ты — человек простых радостей, верно, Ноэль? — Давай-ка я расскажу тебе о пиве, Пайки, — сказал Ноэль, делая еще один большой глоток. — Сейчас я изложу тебе философию четырехбаночной упаковки пива. — Жду с нетерпением. — Тогда слушай. Это очень важный урок. — Ну, валяй. — Видишь эту упаковку? — Да, вижу. — Эта четырехбаночная упаковка — самая прекрасная вещь в мире. — Спорный вопрос. — Ни капельки. Посмотри. — Ноэль поднял вверх банку. — Четыре банки пива лучшего качества, прямо из холодильника, охлажденные, запотевшие снаружи. Высокие банки, не то что маленькие. Высокие. В каждой — солидное количество чертовски хорошего пива. — Итак, ты достаешь такую упаковку и устраиваешься в кресле, чтобы смотреть футбол или видео. У тебя четыре банки, и ты думаешь: «Здорово. У меня столько пива!», — и еще думаешь… нет, ты не думаешь. Ты просто присасываешься. Первая банка улетает почти сразу. Оп-па — и она пуста. Ну и что? В конце концов, у тебя еще полно пива. Ты смотришь на все банки, что остались. Волшебно! Хорошая отрыжка, и ты уже готов взяться за вторую. Вторую банку ты пьешь уже медленнее, верно? Тебя уже не так мучает жажда, и пиво можно посмаковать. Все остальное тебя не колышет. Ты выпил все еще меньше половины, поэтому можешь ни о чем не беспокоиться. Но вот и вторая банка выпита, осталось еще две, ты смотришь на них и думаешь: «Когда я начинал пить, казалось, что у меня тут все пиво мира. Но теперь посмотри — осталось только две банки». И — на тебе, пива оказывается уже не так много. Ты начинаешь пить третью. И, черт побери, у тебя ведь остается еще одна, правда? А в следующий миг ты осознаешь, что и третья банка уже пуста, и ты даже не помнишь, как ее выпил… И теперь осталась только одна… Что случилось с тем невообразимым количеством пива? Когда ты начинал, то думал, что удовольствие растянется на всю ночь. Казалось, что выпить их все невозможно, что одну можно будет убрать обратно в холодильник и оставить до завтра. А сейчас кажется, что ты только сел выпить, и вдруг осталась только одна банка. Это твоя последняя. Вот и все. Больше нет. Ты начинаешь пить ее очень медленно. Пытаясь делать больше паузы между глотками. Откладываешь ее, стараешься думать о чем-то другом. Но каждый раз, когда вновь прикладываешься к ней, не можешь поверить, что выпил так много. Как мало осталось! Кажется, что пиво куда-то просачивается, утекает, а ты не можешь его остановить. В конце концов остается только на один глоток. И насладиться им ты уже не можешь, зная, что он последний, что после него ничего не будет, что холодильник пуст. Ты останешься с четырьмя пустыми банками. И ты делаешь глоток. Ты пытаешься убедить самого себя, что тебе достаточно. Но тебе никогда не бывает достаточно. Ты всегда хочешь еще. Но после четвертой банки больше ничего нет… — А в чем соль-то, Ноэль? — Я думаю, что это жизнь. Понимаешь? — Что — жизнь? — Четырехбаночная упаковка. Жизнь — это четырехбаночная упаковка пива. — Блестяще. — Я вот к чему это сказал, Пайк. Ты уже на третьей банке. Господи, да ты почти на четвертой. Оно утекает, Пайки. Ты им больше не наслаждаешься. Ты должен быть только на второй банке. Ты должен пить, не думая, наслаждаться вкусом, не оглядываясь на то, что осталось. Ты на стадии третьей банки, Дэннис. А вот я — нет. Я все еще на первой. Ну, может быть, на второй. Да, на второй. Просто то, что я думаю над этим, делает меня человеком второй банки. Но я не тороплюсь перейти к третьей. Я наслаждаюсь тем, где я есть. А ты, сидя взаперти, усердно прикончил почти всю упаковку, словно единственная цель в том, чтобы выпить свою долю как можно быстрее и ловчее. Ты не смакуешь каждую каплю. Ты профукал на фиг свою жизнь, Пайк. Ты выдохся. Встряхнись. Потрать деньги. Жми на полную катушку, как синьор Гласс. Другого шанса не представится. Пива больше нет, даже в холодильнике. — Ноэль? — сказал Пайк. — Да. — Можешь пообещать? — Что? — В следующий раз купи упаковку из шести банок. Глава девятнадцатая Увидев дом родителей Пайка, Ноэль глазам не мог поверить. Ну, никак. Их одноэтажный дом с верандой располагался в одном из переулков Хорнчерча. Стены были из голубого кирпича с белой окантовкой. Фасад украшали два ярко-красных колеса, как бы от фургона, а перед домом был разбит маленький и ухоженный декоративный садик. Но самое невероятное — это гномы. Их было около пятидесяти штук: сидящие на грибах, курящие трубки, удящие рыбу в пруду, приветственно машущие руками… — Гномы! — сказал Ноэль. — Никто не ставит у себя гномов. Так не бывает. — Ты останешься здесь, — ответил Пайк, ткнув в Ноэля пальцем. — Нет, гномы — это слишком… — Это не займет много времени. В эту минуту проснулась Кирсти и принялась плакать. — Что случилось, детка? — спросил Ноэль. — Я хочу в туалет. — Только не это, — сказал Пайк. Ухмыляясь, Ноэль помог девочке выбраться из машины. — Веди нас, Пайки, старина, — добавил он. Пайк поднялся к красной входной двери и нажал на звонок. Ноэль услышал, как в доме раздался замысловатый перезвон колокольчиков. Он узнал мотив — слышал его раз или два по радио «Мелодия», но названия не помнил. Кажется, что-то про пирожное «Черный лес». Вскоре дверь открыл невысокий мужчина в тапочках, одетый в рубашку и брюки с высокой талией. За его спиной стояла женщина, глядя на них через очки в розовой оправе с толстенными стеклами. У мужчины была седая, но густая волнистая шевелюра, оттопыренные уши, красное лицо и огромный нос. Ростом он был вдвое ниже Пайка. Его жена была такой же маленькой, по крайней мере, так казалось, потому что она была очень толстой. Она была одинаковой что в ширину, что в высоту, — этакая тумбочка. — Дэннис! — воскликнули супруги в один голос. — Привет, мам. Привет, пап. — Он не сделал ни одного движения, чтобы поцеловать их или хотя бы обнять. — Входи, сынок, — сказал отец. — А кто твои друзья? — Ноэль и Кирсти. — Здравствуй, Кирсти, — сказал пожилой джентльмен, и девочка опять зарыдала. — Ой, солнышко, — заволновался отец Пайка. — Что расстроило эту маленькую леди? — На самом деле ей нужно в туалет, — сказал Ноэль. — Ну конечно, конечно. — Мистер Пайк показал Ноэлю нужную дверь, и тот повел Кирсти в туалет. Когда он закрывал дверь, то услышал, как родители засуетились вокруг Пайка. — Тебя так давно не было… Ты никогда не звонишь… Ты поправился… У тебя все в порядке?.. Что-то случилось?.. В туалете, на стене, висела картина с изображением Христа, кричаще яркая, и у Спасителя был уж очень английский вид, рыжие волосы и румяные щеки. Под картиной от руки было написано: «Христос — глава этого дома. Невидимый гость за каждой трапезой. Молчаливый собеседник в каждом разговоре». Неожиданно Ноэль почувствовал смущение, даже покраснел. — Давай же, Кирсти, поторопись. Когда все дела были сделаны, Ноэль вывел девочку, и они пошли разыскивать остальных. Все собрались в гостиной. Комната была очень нарядной, но в то же время неприбранной. Повсюду лежали книги, кучи разных неуместных украшений и предметов интерьера. Под огромным окном располагался большой стол, на котором стояло множество кактусов. — Интересуетесь кактусами? — спросил мистер Пайк, заметив, как Ноэль их разглядывает. — Мм… Нет. Пожалуй, совсем нет. — О, они удивительны! Удивительны. Например, вы знаете… — Только не сейчас, пап, — сказал Пайк. — Боюсь, мы немного спешим. Мне просто нужно забрать кое-какие вещи из комнаты, и мы сразу сорвемся отсюда. — Вы останетесь попить чайку? — спросила его мама. — Мам, уже половина девятого. — Думаю, у меня еще осталось печенье. — Пожилая леди с усилием поднялась из кресла. — Мы не можем остаться, мам. — Брось, Дэннис, — сказал Ноэль. — мы вполне можем задержаться на чашечку чая. Это очень мило с вашей стороны, миссис Пи. Пайк злобно посмотрел на него, но его мать уже направилась вразвалочку на кухню, довольно улыбаясь. — Мам… — крикнул Пайк ей вслед, но тщетно. — Мам… В комнате стоял старый громоздкий телевизор, а над ним висело вставленное в рамочку чайное полотенце, на котором была изображена Тайная вечеря. Телевизор работал, но звук был сильно приглушен. — Футбол идет? — спросил Ноэль. — Да, — ответил мистер Пайк, подходя и вставая рядом с Ноэлем, чтобы полюбоваться изображением на экране. — Совсем забыл, что сегодня показывают матч, — заметил Ноэль. — Какой счет? — Понятия не имею. Хотите, сделаю погромче? — Не надо, папа, — сказал Пайк. — И так нормально. — Только если вам не трудно, мистер Пи, — перебил Ноэль. — Хочется посмотреть, как там успехи у наших ребят. Пульта не было, и мистеру Пайку пришлось подойти к телевизору, чтобы прибавить звук. Знакомый, подбадривающий голос Джона Мотсона и неукротимый шум беснующихся фанатов наполнил комнату. — Только посмотрите, — гордо сказал мистер Пайк, выпрямляясь. — На современных телевизорах такого изображения не увидишь. Это настоящая техника, да. Ламповый. Какая отличная картинка. Прямо как в жизни. Ноэль уставился на экран. Если это как в жизни, то большинство людей, очевидно, живут в густом тумане. Яркость была включена максимально, зато цвета практически отсутствовали. Да еще в придачу изображение двоилось из-за плохо установленной антенны. — Я посмотрю, как там мама справляется на кухне. — Мистер Пайк вышел из комнаты. — Давай-ка посмотрим, что здесь можно сделать, — сказал Ноэль, потирая руки, опустившись на оранжевый ковер с розовым рисунком перед огромным телевизором. — Оставь, как есть, Ноэль, — раздраженно сказал Пайк. — Я знаю, что делаю. В телевизорах я дока. — Он любит смотреть именно так. Не порть. — Брось, он только спасибо скажет… Не успел Пайк вмешаться, как Ноэль добрался до настроек, и вскоре перед ними была четкая цветная картинка с нормальными тенями. От двоящегося изображения избавиться не удалось, но оно стало менее заметным. И тут же матч стал более волнующим и захватывающим. Ноэль уселся на софу и попытался разобраться, что происходит на поле. Он только успел выяснить, что счет, похоже, один — ноль, как вошел мистер Пайк, неся в руках заварочный чайник и формочку с пирогом. Старик бросил взгляд на экран и тут же возмутился: — Боже мой! Что случилось? Ты настраивал его, Дэннис? — Нет, пап. — Я не могу так смотреть. Глаза тут же устают. — Мистер Пайк снова изгадил изображение и уселся рядом с Ноэлем на диван. — Открыли счет? — Один — ноль. — А-а. — Я поднимусь к себе в комнату, — сказал Пайк. — Хорошо, сынок. — Дэннис когда-то был страстным болельщиком, — сказал мистер Пайк, когда тот вышел. — В детстве он был многообещающим игроком, подростком — тоже. Не знаю, поддерживает ли он сейчас форму. Он никогда нам ничего не рассказывает. Вы давно знаете Дэнниса? — Лет около пятнадцати, я думаю. — Мы никогда не видели его друзей. По правде говоря, и его-то видели крайне редко. Он только заскакивал, если ему нужно было что-нибудь взять. Но здесь для него всегда готова постель. Могу я предложить вам домашний рассыпчатый пирог? — Большое спасибо, так хочется попробовать. Мистер Пайк раскрыл форму и вытащил оттуда половину пирога. Он отрезал кусок Ноэлю, но не знал, куда его положить, так как тарелок не оказалось. Он уже собрался положить его в протянутую ладонь Ноэля, как вошла миссис Пайк, неся поднос со всем необходимым для чаепития. — Вот и я, — сказала она, протягивая Ноэлю тарелочку. — Это все, что я смогла сделать на скорую руку. Она наклонилась к Кирсти. — Хочешь кусочек пирога? Может быть, печенье или сэндвич? Кирсти пожала плечами. — Ты голодна, зайка? — спросил Ноэль. Кирсти выпятила нижнюю губу и искоса взглянула на поднос. Затем взяла себе сэндвич. — Сколько тебе лет, Кирсти? — спросила миссис Пайк. Но девочка ничего не ответила. — Боюсь, у нее сейчас тяжелый возраст, миссис Пи. — Она застенчива, верно? Дэннис был очень застенчивым в этом возрасте. — Не может быть. Старина Дэннис? Застенчивым? — Ужасно застенчивым. Он всегда зарывался в книги, никогда не улыбался, казалось, видел все в мрачном свете. Словно на него давили все проблемы мира. Совсем не такой, как Гарри. — Гарри? — Старший брат Дэна. — Не знал, что у Дэнниса есть брат. — О, да! — Миссис Пайк пошла и взяла фотографию, стоящую на газовом камине. — Гарри в середине, со значком, — сказала она, протягивая снимок Ноэлю. В середине стоял крупный мужчина с толстым лицом и усами, в дешевом костюме. Он стоял среди других таких же толстолицых мужчин с усами и в дрянных костюмах. Было что-то в этой фотографии, что-то в этих мужчинах… — Гарри — полицейский, — сказал мистер Пайк. — Следователь. — Вы шутите? — Он очень хорошо устроился, — добавила миссис Пайк. — Совсем не похож в этом на Дэнниса. Дэннис, наверное, не способен осесть, порхает с одного места на другое. Он был таким умненьким маленьким мальчиком, но очень болезненным, ему всегда все быстро надоедало… — Он мне очень напоминает кактус, — заметил отец Пайка. — Колючки снаружи… Но прежде чем он успел закончить фразу, появился Дэннис, неся обувную коробку и дорожную сумку, набитую вещами. Он увидел накрытый к чаю стол, Ноэля, уплетающего за обе щеки, и нахмурился: — Ну, мама. Я же сказал, что мы не задержимся. — Да мы по-простому, Дэн. — Я как раз показывала Ноэлю фотографию с Гарри, где он после награждения, — сказала миссис Пайк. Дэннис посмотрел на Ноэля, но никто из них ничего не сказал. — Как дела у Гарри? — спросил Дэннис, но особого интереса в его голосе не слышалось. — У него до сих пор нет подружки. Нет, правда, с вами двумя я не знаю, стану ли когда-нибудь бабушкой. — Миссис Пайк протянула сыну чашку с блюдцем. — Это тебе, Дэн. Ты по-прежнему кладешь два кусочка сахара? — Да. — Пайк вздохнул и уселся в кресло. И вот родители Дэнниса четверть часа пытались выяснить, чем он занимался все это время. Но так как он последние десять лет ничем особенным не занимался, разговор получился натянутым. Ноэль понял, что Пайк не рассказывал им про Канаду, и потешался над неловкостью, что испытывал Пайк. В конце концов разговор сошел на нет, и они только звенели чашками да жевали, временами улыбаясь друг другу и сосоредоточив все внимание на футболе. Наконец Кирсти положила конец церемонии. — Можно я пойду? — спросила она. — Мне скучно. Они все вместе вышли в маленький холл, и Пайк наклонился к маме, чтобы она смогла его поцеловать. — Ой, — сказал мистер Пайк, поднимая палец. — Подождите минутку. — И он стремительно вышел. — Ты будешь давать о себе знать, Дэн? — спросила миссис Пайк. — Не знаю, мам. — Ты мог бы хоть иногда звонить нам. — Хорошо, я так и сделаю. — Гарри звонит. — Слушай, мам… Не могла бы ты одолжить мне немного денег? — О, Дэн. Ты никогда не изменишься. — У меня возникли проблемы с накопительным счетом. Я не могу снять с него деньги. Мне нужно фунтов двадцать или около того. Я обязательно верну. — Ох, я не должна. — Миссис Пайк покачала головой и пошла вразвалочку на кухню. По пути она прошла мимо мистера Пайка, который нес маленький цветочный горшок. — Это вам, — сказал он Ноэлю. — Вам так понравились кактусы… В горшке был маленький кактус, покрытый колючками, похожий на зеленый мячик для гольфа, только с шипами. — Огромное вам спасибо, мистер Пи. Вы очень добры. — Это Mammilaria bombycina. Миссис Пайк вернулась и тихонько сунула что-то Пайку в руку, пока не видел отец. Пайк слегка улыбнулся ей в ответ, а потом резко сказал: — Все, пойдем, Ноэль. — И пошел по тропинке к машине. — У него все хорошо, миссис Пи, — обратился Ноэль к старой леди. — Просто сейчас его голова забита другим. — Так было всегда. Все экзамены на отлично, представляете? — Я не знал. — Мог пойти дальше, но все забросил. Он очень упрямый, а вот Гарри — молодец. — Ухаживать так же, как за любым другим растением, — принялся рассказывать мистер Пайк. — Поливать обильно летом, поменьше зимой, найти хорошее солнечное место… — Не беспокойтесь, я присмотрю за ним. И вы не беспокойтесь, миссис Пи, я присмотрю и за Дэннисом. — Спасибо, Ноэль. Мы привыкли думать, что у Дэнниса нет друзей. Очень приятно наконец познакомиться с одним из них. Мы почти ничего не знаем о сыне. — Взаимно, наша встреча на многое открыла мне глаза. — Ноэль! — закричал из машины Пайк, и Ноэль виновато посмотрел на пожилую пару. — Мне лучше поторапливаться, верно? — Ноэль! Шевелись! — Было очень приятно с вами познакомиться, — Ноэль энергично пожал им руки. — Я узнал много нового о старине Дэннисе. Слушайте, да я готов поспорить, что в детстве у него было ласковое семейное прозвище, верно? — Ноэль! Пайк закипал от злости. Ему не следовало брать сюда Ноэля. Что он там наболтал родителям? Пайк нажал на гудок, и, наконец помахав на прощание рукой, Ноэль пошел вниз по тропинке к выходу. Он посадил Кирсти на заднее сиденье, и Пайк завел двигатель. — Следователь Гарри Пайк? — спросил Ноэль. — Заткнись ты. — Выпускные экзамены на отлично? — Я сказал, заткнись. — Извини, Глазастик. Пайк уже собирался ударить Ноэля, но вместо этого расхохотался. Его не называли Глазастиком больше двадцати лет. Глава двадцатая Герман-Херман был мертв. Кто-то заколол его шариковой ручкой, воткнув ее через ухо. Бедняга умер не сразу, он еще был жив, когда убийцы ушли, потому что сейчас Герман сидел за одним из своих компьютеров с видом чрезвычайно занятого человека. Единственное «но» — он был неподвижен, а из уха торчала красивая золотая ручка. — Выведи отсюда Кирсти, — сказал Пайк Ноэлю, и тот немедленно подчинился. Девочка рассматривала Германа с большим интересом. Пайк подумал, что не так часто можно увидеть кого-то с ручкой в ухе. — Я оставил ее в сауне, — сказал Ноэль по возвращении. — В сауне? — Не волнуйся, она не топится. Я сказал ей, что это домик Вэнди.[42 - Вэнди — героиня из сказки «Питер Пэн».] Они посмотрели на Германа, невозмутимо сидящего за столом. — Что ты об этом думаешь? — спросил Ноэль. — Может, Паттерсон возвращался? — Не знаю. Это на него не похоже — оставить все в таком виде. Опасно. — Это его дом. Никто, кроме него, сюда не войдет. — Да, но все же… я думаю, какой смысл убивать. — Я знаю. Может, он хотел, чтобы все было похоже на ограбление. — Грабитель не будет вбивать ручку кому-то в ухо. — Дико, правда? — Дико. — Зачем Герман вообще сюда сел? — Наверное, хотел закончить какую-то работу. Они уставились на экран монитора. На рабочем столе располагались смешные символы с бессмысленными словами и фразами под ними: КРАЙ ЛЕСА. КЕННЕДИ. ПЭЙСТ ИНТ. — Вот блин! — воскликнул Ноэль. — Посмотри сюда. Он увидел на экране картинку с шахматной фигуркой, а под ней надпись: «КИРСТИ». — Ну, надо же! — спросил Пайк. — Он оставил ей сообщение. — Ты считаешь, из последних сил забрался сюда, чтобы оставить Кирсти сообщение? — Может быть, он не хотел, чтобы его прочитал кто-то еще. Кому еще придет в голову заглянуть в «Кирсти», кроме нас? — Возможно, — сказал Ноэль. — Он мог просто оставить ей несколько игр. — Представь, что ты умираешь. И что ты делаешь? Оставляешь несколько игр для шестилетней девочки. — Мне показалось, что она ему понравилась. — Все так, но здесь должно быть что-то более существенное. — Хорошо. Что ж, тогда давай это выясним. Они откатили стул с Германом от стола и оставили в углу. Затем Ноэль взял другой стул и уселся на нем перед компьютером, его пальцы нерешительно зависли над клавиатурой. — Так, — сказал он, похлопывая руками и делая глубокий вдох. — Так… Он снова похлопал руками: — Ну вот. Что теперь? Пайк посмотрел на клавиатуру, надеясь, что он каким-то образом неожиданно поймет, как работать с компьютером. Ноэль вытянул указательный палец и наобум двинул его по направлению к кнопкам. Пайк схватил его руку и отшвырнул. — Давай не будем торопиться, — сказал он. — Мы ведь не хотим все уничтожить или сломать. — Может, здесь найдется руководство, — предположил Ноэль. — Что, Герман показался тебе чуваком, которому нужно руководство? — Нет. Но ничего не случится, если мы поищем. Можем же мы, по крайней мере, поискать. Кирсти сидела в странной деревянной комнате, которая, она знала точно, не была домиком Вэнди, и полностью сосредоточилась на «Супер Марио». Ей здесь нравилось. Вокруг стоял приятный запах, было тепло и уютно. Она никогда прежде не бывала в подобных комнатах. Маленький Марио прыгал и носился по экрану. Она еще никогда не проходила так далеко. Сейчас девочка сражалась с Купа-Кингом, который с гудением носился на своей космической штуковине. Но Герман рассказал ей, что нужно делать. С тех пор как Кирсти поговорила с ним, у нее получалось все лучше и лучше. Герман ей понравился. Он был добрый дядя, не то что мистер Пайк. Мистер Пайк был грубым и властным. Он всегда смотрел на нее так, что она чувствовала себя виноватой. К тому же мистер Пайк был старым, совсем дедуля. Герман был хороший дядя. Он мог поиграть с ней в игры. Неожиданно Кирсти улыбнулась. Получилось! Она победила Купа-Кинга, и Марио освободил принцессу Поганку. Для нее заиграла победная мелодия, экран замелькал, по нему забегали цифры. Девочка понаблюдала, как сменяются картинки, потом было скучновато — только разные имена, и все. Игра закончилась. Кирсти выключила «Гейм Бой» и положила его себе в карман. Герман обещал дать ей другие игры. Но сейчас он спал, правда, выглядел он не очень хорошо. Он с ней даже не поздоровался. Возможно, Герман мертв. Кирсти стала ждать. Папа сказал ей ждать здесь, и она ждала, сложив руки на коленях и глядя по сторонам. В углу комнаты стояла железная корзина с углем. Возможно, это было для огня. Окон не было, за исключением одного, маленького, на двери. Здесь также были две деревянные лавки, одна пониже, другая повыше. Наверное, одна была для детей, а другая — для взрослых. И, хотя девочка сидела на нижней, ее ноги не доставали до пола. Она потянулась носочками, но так и не смогла достать до пола. Через некоторое время зашел папа. У него в руках было несколько потрепанных книжек. Папа улыбнулся ей и присел на корточки. Он взял ее за руки, что делал нечасто. — Сладкая моя, — сказал он. Кирсти не любила, когда он называл ее так. Ее звали Кирсти. — Сладкая, что такое мышка? Она в удивлении смотрела на него: он что, шутит? Каждый знает, что такое мышка. — Мышка у компьютера, — уточнил он. — Компьютерная мышь. — Ты этого не знаешь? — Нет. Но я уверен, что ты знаешь. — Конечно, знаю. — Ты пойдешь и покажешь мне? Кирсти соскользнула с лавки и, держа папу за руку, вернулась с ним в комнату Германа. Герман по-прежнему сидел на стуле, но теперь его откатили от стола, а на голове у него была какая-то тряпка. Выглядел он очень глупо. — Что Герман делает? — спросила девочка. — Он… он спит. — Он умер? — Кирсти была уверена, что он мертв. — Да. — Хм. Вот это — мышка. Кирсти показала на маленькую коробочку с кнопками, от которой к компьютеру тянулся длинный провод. Пайку стало невыносимо стыдно из-за того, что приходилось зависеть от шестилетней девочки. — Хорошо, Кирсти, — сказал он. — Герман оставил для тебя сообщение. Но мы не знаем, как его прочитать. Кирсти посмотрела на монитор, потом взяла мышку и поводила ей по поверхности стола. Курсор на экране передвинулся к картинке с шахматной фигурой. Кирсти дважды нажала кнопку на мышке, и изображение на экране изменилось. Теперь возникло два слова в рамочках: ИГРЫ. ЧЕС. — Ты можешь заглянуть, что написано в «Чесе»? — спросил Пайк, не вполне уверенный, правильно ли он формулирует вопрос. — Можно я поиграю в игры? — заканючила Кирсти. — Герман обещал мне игры. — Через минутку. — Пайк старался говорить без раздражения. — Позже, сладкая, — сказал Ноэль. — Давай сначала посмотрим, что есть под «Чесом», а потом ты сможешь поиграть. Здесь должно находиться очень важное послание. — Ну ладно. — Кирсти передвинула курсор и снова нажала на кнопку. Появилась другая рамочка, в которой было одно-единственное слово: КАРДИГАН. — Хорошо, — сказал Пайк. — Теперь дальше. — Это все, — сказала Кирсти. — Здесь больше ничего нет. — Все? — спросил Ноэль. — Только «Кардиган»? — Да. Можно мне теперь поиграть? — Да, играй, сладкая. Кирсти снова нажала кнопку, и через некоторое время экран заполнило цветное изображение. Девочка погрузилась в игру, управляя неким созданием, напоминающим желтое бланманже, которое двигалось по причудливому лабиринту. Игра сопровождалась то писком, то звуками стрельбы. Пайк и Ноэль оставили ее в покое. Они ушли на другой конец комнаты и сели на очень удобный черный кожаный диван. — Кардиган? — раздраженно проворчал Ноэль. — Что за чертово послание с кардиганом? Он приложил столько сил, а нам от этого толку мало. — Может, он бредил. Чушь, которую несут умирающие. — Я так не думаю. — У Чеса был какой-нибудь особый кардиган? — спросил Пайк. — Нет, конечно, ни хрена не было. Какой может быть особый кардиган? — Ладно. — Пайк принялся думать, но в голову ничего не приходило. — Может, здесь нужно выстроить смысловую цепочку, — предложил Ноэль. — Ну, ты знаешь, типа: кардиган, свитер… холод. — Снежная королева, — саркастично добавил Пайк. — Надо искать ее. — Я просто рассуждал, — сказал Ноэль. — Как насчет «кардиган — Паттерсон». Может, это рифма? — Все равно это ничего нам не дает. — К тому же, не рифмуется, — согласился Ноэль, потягиваясь. — Сейчас слишком поздно. Мозги совсем не варят. Нам придется заночевать здесь. Мы не можем снова останавливаться у отца на ночь. Кирсти раздраженно вскрикнула и сильно ударила кулачком по столу. Игра явно шла не так, как ей хотелось. — Ноэль, — обратился к нему Пайк. — Теперь ты согласен, что нам нужно ее где-нибудь оставить? Ей не следовало этого видеть. — Я знаю. Ты думаешь, я не переживаю на этот счет? — В этой истории уже двое мертвецов… — Я уже сказал, что согласен. Мы можем оставить ее с миссис Уэллер, пока все это не закончится. — Хорошо. Но уже половина одиннадцатого, тебе лучше позвонить ей и спросить, согласится ли она. — Конечно. — Ноэль поднялся. — Как ты думаешь, здесь обычные телефоны или какие-нибудь специальные, компьютерные? — Понятия не имею, но есть только один способ это выяснить. — Пайк изобразил, что набирает номер. — Да, да… Пока Ноэль искал телефон, Пайк подошел к Кирсти. — Как успехи? — спросил он. Кирсти пожала плечами. — Очень трудная игра. Если бы Герман не умер, он бы показал мне, что делать. — Мне очень жаль Германа. Он стал твоим другом, верно? — Да. — Нам лучше сейчас уехать. Тебе уже давно пора спать. — Я могу закончить игру? — В другой раз. — Мы можем взять это с собой? — Нет. — Я могла бы играть дома. Герман не будет против, ведь он мертвый. — Мы все равно не можем просто взять его компьютер. — Но здесь же мои игры и послание про дядю Чеса. — Кардиган? — Да. — А ты не знаешь, что это может означать? Кардиган? — Это место. — Кирсти прикусила нижнюю губу и яростно стала крутить мышку. — Место? — Да. Мы проходили в школе. Это в Уэльсе, графство такое. — Я знаю. Кирсти хмыкнула и пнула что-то ногой. — Я проиграла, — сказала она. — Ты слишком много говорил. — Извини. Но… мы возьмем компьютер с собой, договорились? Это будет подарок. Я уверен, что Герман сам бы подарил его тебе. — Ты только что сказал, что я не могу взять его. — Я передумал. — Спасибо. — Кирсти нажала на какие-то кнопки и выключила компьютер. — Нет, это тебе спасибо. Без твоей помощи мы оказались бы в тупике. — Как в игре? — Это гораздо больше похоже на настоящую жизнь, милая. Тут вошел Ноэль. — Я все уладил, — сообщил он. — Миссис Уэллер возьмет Кирсти к себе. — Отлично. — Пайк начал отключать компьютер под руководством Кирсти. — И посмотри, что я нашел рядом с телефоном. — Ноэль помахал ключами от машины перед лицом Пайка. — Что это? — Ключи от машины Чеса. Она должна быть припаркована где-то рядом, Ее будет нетрудно найти. А ты поедешь в своей следом за мной к отцу. — Договорились. Они нашли коробку для компьютера и упаковали его. Уходя, они бросили последний взгляд на беднягу Германа, сидящего на стуле с тряпкой на голове и с ручкой, торчащей из уха. — Забавный чувак, — заметил Ноэль. — В конце концов он оказался крепким орешком, да? — сказал Пайк. — Проделать все это на компьютере в таком ужасном состоянии. — Это точно. Но почему он так сделал? Понятно, что он очень любил компьютеры и все такое, но зачем столько усилий? Забрался на кресло, включил машину, зашифровал слова… Почему нельзя было просто написать на бумаге, например? — Не знаю, — ответил Пайк. — Может, он не смог найти ручку. Глава двадцать первая Стоило Пайку выйти из машины, как холод тут же стал пробирать его, превращая дыхание в белые облачка пара. Ночь оказалась ясной и морозной, все небо было усыпано звездами. Пайк хмыкнул. Ему очень хотелось в туалет. Он подумал о туалете в доме отца Ноэля, вспомнил разбитый унитаз и сад полный пакетов с дерьмом. — Ноэль, — обратился к нему Пайк. — Ты иди в дом, а я сдам Кирсти миссис Уэллер. К тому же мне очень нужно в туалет. — Договорились. Но особо не задерживайся. Я не хочу, чтобы ты крутился вокруг миссис Уэллер. — Тебе пора повзрослеть, Ноэль, — сказал Пайк. Но про себя признался, что подобные мысли у него мелькали. — А что с моим компьютером? — принялась хныкать Кирсти, пока Пайк тащил ее к парадной двери миссис Уэллер. — Он в багажнике, милая, — объяснил Пайк. — Я выну его утром. — Он нажал на звонок и стал ждать. — А если его украдут? — Его не украдут. Это же не Лондон. Сейчас очень холодно, и я сейчас описаюсь. — Но ты сказал… Тут миссис Уэллер открыла дверь. На ней были старые джинсы и мешковатый хлопковый свитер. Она улыбнулась Пайку. — Привет, — поздоровался Пайк. — Извините, что так поздно. — Все в порядке, заходите быстрее, пока совсем не замерзли. Привет, Кирсти. — У меня теперь есть новый компьютер, мне дал его Герман. Но мистер Пайк не разрешает сейчас в него поиграть. — Правда? Может, ты поиграешь в него завтра утром? А сейчас мы лучше пойдем спать. — Герман умер. — Серьезно? А кто такой Герман? Твой кролик? — Нет. Я же говорила вам, Герман — мой друг, это его компьютер. — Хорошо. — Миссис Уэллер повела ее вверх по лестнице, время от времени поддакивая девочке, ясное дело, решив, что это детские фантазии. — Не возражаете, если я воспользуюсь вашим туалетом? — крикнул ей вслед Пайк. — Вы же знаете, на что похож туалет у отца Ноэля… Ноэль проверил, как следует ли закрыта машина, и неторопливо пошел к дому. Он не стал звонить в дверь, просто опять решил зайти со двора. Внутри горел свет, но это ничего не значило, отец мог спать, бодрствовать, быть вдрызг пьяным или уйти в бар… По крайней мере, было включено отопление. Он чувствовал, что в доме тепло, а это большой плюс. Отец обычно кричал, что не может позволить себе отапливать дом, и все время отключал отопление. Ноэль быстро прошел через грязную кухню, стараясь не дышать, и очутился в гостиной. И тут он остановился: — Ни хрена себе! Здесь сидел Терри Наджент вместе с каким-то высоким худощавым типом. У худощавого на щеке красовалось огромное бордовое родимое пятно. Эти двое сидели на диване по обе стороны от отца, который выглядел довольно жалко: бледный, избитый, полуживой. Его нос был разбит, и всю верхнюю губу покрывала спекшаяся кровь. Увидев Ноэля, Терри встал. Он напоминал бетонную глыбу. На нем были все те же шорты и футболка, что и вчера — в такую-то погоду и в футболке? — и вязаная синяя шапочка. — Здравствуй, Ноэль, — сказал он. — Заходи. Присоединяйся к нашей дружной компании. — Привет, — ответил Ноэль. — Что ты здесь делаешь, Терри? — Ты знаешь, что я здесь делаю. Я ищу твоего брата. И что же? Этот старый хрыч говорит, что он не знает, где его сын. Ноэль посмотрел на отца, который в это время поднял глаза и печально смотрел на него. — Все нормально, пап? Отец посмотрел вниз, ничего не сказав. — Конечно нормально. — Пап?.. Терри сделал шаг по направлению к Ноэлю: — Не волнуйся за него. — Терри. — Ноэль почувствовал себя смертельно уставшим. — Чего тебе надо? — Что-то происходит, Ноэль. И ты расскажешь мне, что именно. Ноэль инстинктивно стал отходить назад, но Терри продолжал наступать, пока не прижал его к стене. Терри оказался почти на дюйм ниже ростом, но это не делало его менее опасным, отнюдь. — Чес мертв, — сказал Ноэль, его голос звучал тихо и сдавленно. — Я не верю тебе. — От Терри воняло. Шея его была покрыта пятнами. — Это правда. Была драка. — Ну, брось, Ноэль. Я не дурак. У Терри на лбу красовался огромный багровый кровоподтек с нагноением в центре, похожим на прорвавшийся нарыв. Глаза Ноэля оказались как раз на этом уровне. Бишоп подумал: бедный малый, кому достался этакий смачный удар. — Так ты хочешь, чтобы я все рассказал, или нет? — Что ж, валяй. Давай послушаем. Так Ноэль начал рассказывать, поначалу смущаясь, но через некоторое время ему стало казаться, что это говорит кто-то другой, а он просто слушает голос, рассказывающий историю о Чесе, как тот захотел обокрасть старого знакомого по имени Паттерсон, как он пришел к Пайку, а потом сменил тактику и обворовал его. Это была история о двадцати пяти тысячах фунтов, о Германе-Хермане и Терри Надженте в том числе, и она закончилась тем, что Чес был убит. Когда все было рассказано, Терри принялся спокойно обдумывать что-то, а Ноэль увидел, что отец весь сжался на диване. Старик плакал. Он-то ему поверил. Чес всегда был его любимчиком. — Нет. Я не верю этому, — наконец сказал Терри. — Что ты имеешь в виду? Чему ты не веришь? — спросил Ноэль. — Почему нет? — Ты прячешь его, — резко ответил Терри. — Ты покрываешь его. — Я сказал тебе всю правду. Что еще я могу сделать? — Ты можешь перестать врать. — О, ради бога, Терри… Терри ударил его. Пощечина. Его короткая толстая лапа неслась на него всей пятерней. Он быстро заехал Ноэлю сбоку, удар пришелся по щеке и по уху. Ухо немедленно запылало и наполнилось острым пронизывающим звоном. Ноэлю поплохело. А в голове была одна-единственная мысль: как долго Пайк собирается сидеть в туалете? — Огромное спасибо, что разрешили мне принять ванну, — сказал Пайк. — Не за что. — Сара Уэллер протянула ему пару толстых зеленых полотенец. — Вы, наверное, уже собрались спать. — Не берите в голову. — Я чувствую себя так, словно неделю торчу в этой чертовой машине. Все время туда-сюда по дрянной трассе М-4. — Пайк потер шею. Сара улыбнулась ему. — У меня море горячей воды, так что можете налить столько, сколько пожелаете. Я люблю принимать ванну так, чтобы вода буквально выплескивалась. Конечно, это существенно испортило мне потолок на кухне. — Кирсти в порядке? — Уснула. Спит без задних ног. — А ваш мальчик?… Дэррен? — Его из пушки не разбудишь. Спит как бревно. — Я буду рад с ним как-нибудь познакомиться. — Идите же, — Сара улыбнулась. — Идите и примите свою ванну. Пайк вошел в ванную комнату. Ванна набиралась, и комната была наполнена паром. Это оказалась очень симпатичная ванная, чистая и заполненная вещицами женщины и ее маленького сына. Здесь стояли всякие баночки и тюбики, аэрозоли и губки, висело фланелевое белье, нашлись водные часы, флакончик пены для ванны в форме Барта Симпсона, шампунь, кондиционер, масло для ванны… Пайк вспомнил свою ванную. Одно полотенце, мочалка, шампунь и бритвенные принадлежности — вот и все. Он никогда не умел жить с шиком, а последние десять лет вообще вел практически монашеский образ жизни. Пайк опять задумался: когда же он наконец перестанет казнить себя. Он разделся и аккуратно сложил свою одежду на туалетном сиденье. Потом попробовал температуру воды, она была в точности такой, как он любил: терпимо горячая. Выключив кран, Пайк осторожно залез в воду, медленно устраивая свое тело в испускающей пар воде. Его заледеневшие ноги поначалу обожгло, и они начали гореть, но Дэннис знал, что вскоре испытает настоящее блаженство. Сара налила в ванну какую-то пену или соль положила, и теперь от воды шел приятный хвойный запах с легкой ноткой сладости. Господи, как хорошо! Действительно, на этом длинном пути под названием «жизнь» стоит жить ради таких маленьких радостей. Он лежал и слушал, как капает вода, глаза его были закрыты. Ему хотелось спать, и Пайк проваливался в полубессознательное состояние, позволяя странным мыслям медленно кружиться в голове и гоня прочь все плохое, связанное с Чесом, Паттерсоном, ручкой в ухе Германа. Он думал, какими старыми показались ему его родители. Казалось, время ускорилось для них. В течение многих лет они не менялись, словно он не видел их всего несколько месяцев. А теперь — будто на них наслали какие-то ужасные чары. Пайк вспомнил детство и Гарри. Гарри мучил его, бил при любом удобном случае. Пока, где-то к пятнадцати, Пайк неожиданно не подрос и, когда Гарри вернулся домой из школы, не избил его. Он спрашивал себя, знают ли его старики, что Гарри гомосексуалист, легавый-гомик, позорище. Может, и знали, но не желали в это поверить. Он вспомнил, как ушел из школы, сдав экзамены. Как его родители отчаянно хотели, чтобы он учился дальше и сдал экзамены для поступления в колледж… Но его уже тошнило от того, что его обзывали зубрилой и паинькой, тошнило от школы… Именно тогда он увлекся футболом, а двумя годами позже, когда он познакомился с братьями Бишоп, его было не узнать: жестокий подросток, который никому не позволит увидеть, что у него внутри… Пайк аж подпрыгнул, когда открылась дверь. Он инстинктивно сел в воде и прикрылся руками. Вошла Сара и выгнула бровь. — Ты что, стесняешься? Пайк не знал, что ответить. — Не обращай на меня внимания, — сказала она. — Я мою Дэррена каждый вечер, и все это уже видела. — Я не Дэррен, — сказал Пайк. — Да, я знаю. — Сара засмеялась. — Просто, когда у тебя будут свои дети, ты перестанешь обращать внимание. Смотри, я принесла тебе выпить. — Она протянула ему большой бокал отличного виски. — Виски пойдет? — Отлично. — Я люблю выпить в ванной. — Она поставила бокал на край. — Все в порядке? — Да. Спасибо. — Тогда оставлю тебя одного. — Сара вышла. Пайк понял, что покраснел. Он надеялся, что Сара решит, будто румянец вызван горячим паром. Черт побери. Что все это значит? Почему эта женщина так себя ведет? Он слишком долго был оторван от жизни и уже не понимал простых вещей. Все, что он знал досконально, это фильмы. Он полжизни провел, смотря фильмы. Если бы это было кино, что бы означала эта сцена? Ответ напрашивался один, ведь в фильмах все четко и понятно. Там нет места бессмысленным сценам. Ты всегда знаешь, что имеется в виду. Мужчина встречает женщину, они влюбляются друг в друга, занимаются любовью, возникают какие-нибудь сложности, они расстаются и преодолевают эти сложности. Конец всегда счастливый. Что ж, иногда жизнь весьма напоминает кино, иногда нет. Если бы они были в Голливуде, то ванна была бы больше, они оба залезли бы в нее, а пена полностью закрыла бы их. Уж совсем не как эта пена, которая почти вся исчезла. В реальной жизни пена никогда полностью тебя не покрывает. Он сделал глоток виски и почувствовал, как оно обожгло его. Пайк улыбнулся. Они оба любили виски. Они оба любили выпить, лежа в ванной… Ноэль сидел рядом с отцом на софе, обнимая его рукой. Терри и второй, Бэзил, сидели напротив. Бэзил. Ноэлю было его почти жаль. Длинный, худой, неуклюжий. Большие руки, костлявый лоб и запавшие щеки. Он был одет в модные серые брюки и узорчатый нейлоновый джемпер. Отец был в ужасном состоянии: его колотило, хотя в комнате было тепло. Он начал стонать и хныкать. — Дайте ему выпить, ладно? — попросил Ноэль. — Мужчина должен избегать крепких напитков. Черт, Ноэль захотел ударить его. Только разок. Один удар — это все, что ему надо, и тогда он может умереть счастливым. — Как долго ты будешь нас тут держать, Терри? Это уже скучно. — А никакой спешки нет, — сказал Терри. — Мы можем подождать. Я не устал. Мне много сна не требуется. Два часа за ночь, самое большее — три. Людям не нужно спать так много, как кажется. Они просто ленивы. Ты должен понять… Ноэль его больше не слушал, он устал, как собака, но был слишком напуган, чтобы уснуть. Когда Пайк собирается вернуться? Терри уже трижды ударил его, и Ноэль был сыт этим по горло. Часть головы горела до сих пор. Глаз слегка затек, а щека была ужасно чувствительна к прикосновениям. В ухе по-прежнему звенело. Было бессмысленно говорить что-нибудь Терри. Он попытался соврать. Сказал, что Чес жив, что он знает, где он, и может отвезти его туда утром, но Терри продолжал его бить. Терри в это время продолжал разглагольствовать: — В целом, люди слабы. Когда-то британцы были сильными, крепкими ребятами. Мы повелевали миром. Но наши гены растворились в умниках, эмигрантах, студентах. Мы — раса воинов, борцы, а не художники или книжники. Мы — раса мясников и строителей, солдатов, моряков, рабочих. Но мы стали мягкотелыми, нас совратили большие деньги, легкая жизнь, телевидение, эмиграция, выпивка, наркотики и социальные работники. Люди больше не следят за своим телом. А тело должно быть в форме. Скоро грядет апокалипсис, и мы должны быть к нему готовы. Посмотри… Терри встал и подошел к двери. — Посмотри. — Он ударил кулаком по тонкому дереву и пробил его насквозь. — Я могу так сделать и с тобой. Держу пари, что можешь, подумал Ноэль. Терри отошел от двери и склонился над Ноэлем, показывая теперь на ужасную опухоль на лбу. — Посмотри на это, — добавил он. — Могу и тебя так. Ноэль смотрел на кровоподтек, прямо на дыру в центре. — У тебя там что-то внутри, — сказал он Терри. — Что? — Терри нахмурился. — У тебя там что-то внутри. Внутри нарыва. — А? — Терри выпрямился. — Что это? В комнате было грязное зеркало — в трюмо шестидесятых годов, из пластмассы с хромированной отделкой. Чес и Ноэль как-то подарили его родителям на Рождество. Терри подошел к зеркалу и заглянул в него. — Ты прав. А что это? — Он аккуратно дотронулся до опухоли. — Смолбоун, подойди сюда. Бэзил стремительно подбежал к нему. — Что там, Терри? — Он стал пристально разглядывать нарыв. — Это похоже на… Серовато-белый кусочек, вроде щепки. — Это его зуб, — сказал Терри. — Что? — Это зуб немца. — О. — Бэзил выглядел расстроенным. — Вытащи его. — Терри? — Вытащи его оттуда. — Чем? Я думаю, тебе нужно к доктору, на самом деле. — Какой доктор? Мне не нужен доктор. Это ни к чему. Просто вытащи его оттуда. — Я не хочу мучить тебя, Терри. Терри презрительно фыркнул и взял с грязного исцарапанного кофейного столика коробок спичек. Он вытащил одну спичку и протянул Бэзилу. — Давай. — Я не знаю… — Делай. Терри сел, и Бэзил принялся осторожно вынимать зуб из опухоли. Терри за все это время ни разу не шелохнулся, только его живой глаз пару раз дернулся, да еще покрепче сжалась челюсть. Бэзил постепенно становился все уверенней и стал энергичнее извлекать зуб, делая попутно комментарии о своих успехах: — Он застрял… Здорово застрял, нет, не выходит, да, вот черт… Держу. Так… Пошел… Наконец с большим количеством гноя зуб выскочил и запрыгал по поверхности стола. Бэзил взял его и стал внимательно рассматривать. — Да. И правда, зуб. По крайней мере, кусок зуба. Это когда ты его ударил. — Бэзил рассмеялся. — Охренеть, ты, видно, очень сильно его хряснул, да, Терри? Охренеть. Терри не смеялся. Он взял зуб у Бэзила, посмотрел на него, поднял к носу, а затем выбросил. О Господи, подумал Ноэль. О Господи, о Господи… это они. Это они там побывали, это они запихнули Герману ручку в ухо. Эта парочка могла серьезно испортить их шансы найти Паттерсона и все уладить. Стоит взглянуть правде в глаза. Эти двое могут всерьез разобраться с ним и его отцом, который, обхватив себя руками и согнувшись почти вдвое, бормотал сейчас что-то, подозрительно напоминающее «Отче наш», снова и снова. Когда он успел стать верующим? Смесь гноя и крови тоненькой струйкой медленно текла из опухоли Терри. Он вытирал ее тыльной стороной ладони, оставляя разводы на лбу. — Ладно, — сказал он. — Теперь, когда это маленькое представление закончилось, мы можем вернуться к нашим делам. Ноэль, ты готов говорить разумные вещи? — Что ты хочешь, чтоб я сказал, Терри? Он мертв. Вот и все, что у меня есть. Я рассказал тебе все, что мог. — Я хочу знать… Я хочу знать… Все. Точно. — Хорошо. Чес тайно работал над британской космической программой. Сейчас он в открытом космосе. Вскоре он станет первым представителем Лондона на Марсе. Когда Терри ударил его, Ноэль сильно пожалел, что не держал язык за зубами. Он вспомнил сцепу из «Смертельного оружия»,[43 - «Смертельное оружие» («Lethal Weapon») — американским боевик, 1987 г.] где Дэнни Гловера захватили преступники. Их главарь, такой яркий блондин, сказал что-то вроде: — Чего ты ждешь? Что придет герой и освободит тебя? Что ж, героев больше не осталось. В этот миг Мэл Гибсон врывается с мертвым китайцем на спине и устраивает вокруг славный мордобой. К несчастью, Ноэль был вынужден признать, что насчет реальной жизни злодей был прав: героев больше нет. Пайк его кинул. Он должен был ворваться на танке и спасти его, но этого не произойдет, так ведь? Потому что Пайк никогда не был крутым. Он даже не был «парнем, что надо». Он — просто милый мальчик из Питерборо с отлично сданными экзаменами. Он всего лишь зануда из средней школы, который обманом занял лучшие места на стадионе. Он заставил их поверить, что он крутой, одиночка, мужчина без прошлого, яростный вояка. Но все оказалось лажей. Он их обманул. Это была игра. А когда дошло до дела, Пайк оказался слабаком. Его корни дали о себе знать. Нет. Пайк разочаровал его. И Пайк его не спасет. Он остался один со своим убитым горем отцом и этими двумя козлами. Пошли все. Что за идиотский конец. Глава двадцать вторая Огоньки на елке то вспыхивали, то гасли. Единственным источником света в гостиной было пламя искусственного камина; он работал на газу, но выглядел как настоящий. Если бы Сара не сказала, он решил бы, что в камине лежит настоящий уголь. На каминной полке стояли праздничные открытки, по стенам были развешаны бумажные гирлянды, а с потолка свисала серебристая звезда. Пайк ощутил себя в одном из фильмов Спилберга, где люди встречали обалденное старомодное Рождество. Он сидел, закутавшись в длинный махровый халат. Сара уже, наверное, собиралась ложиться и накинула только мужское пальто, в котором была утром. Пайк не знал, что было под ним, возможно ничего. Вдвоем они уже уговорили полбутылки виски, и Пайк чувствовал себя навеселе. Да, «навеселе» было верное слово, способное четко описать его состояние. Навеселе и как в детстве. А Сара в это время рассказывала ему о себе: о муже, который ушел к своей старой подружке; о том, каково быть матерью-одиночкой, пытаясь все время найти работу получше. Сейчас она была управляющим в небольшом местном супермаркете, но хотела получиться и как-то изменить свою жизнь. Все вокруг было настоящим, домашним, обыкновенным и действовало на Пайка успокаивающе. Он задумался, сможет ли он, приехав в Канаду, найти себе такую женщину. Кого-нибудь с покладистым характером, чтобы провести вместе остаток жизни. Нет, в жизни все иначе: когда ты ничего не ищешь — оно рядом с тобой, только руку протяни, но стоит только задаться целью и начать поиск, и ты ничего не найдешь. Тут он обозвал себя полным идиотом. Как он может мечтать о жизни с этой женщиной, с женщиной, с которой только познакомился? Но она его волновала. Дразнили ее длинные ноги, исчезающие под пальто, возбуждала ее манера взъерошивать черные блестящие волосы. — Как называется эта прическа? — спросил Дэннис. — Тебе не нравится? — Просто интересно. — Наверное, «боб», с челкой… Ее еще называют а-ля Луиза Брукс. — Кто это такая? — Кажется, актриса. Двадцатых годов. — Ты немного похожа на китаянку. — Вот спасибо. — Да нет же, мне нравится. У тебя шикарные волосы. Сара пожала плечами. — Забавно, — заметил Пайк. — Женщины не умеют принимать комплименты, они всегда думают, что мы их обманываем. Но если мы действительно их обманываем, они принимают это как комплимент. Я не знаю, но мне кажется, что вы гораздо легче воспринимаете нападки. — Льстец. — Ну, послушай, я имею в виду, что женщины любят, когда их подкалывают. Они это принимают. Например, если бы я сказал, что ты толстая или некрасивая, ты приняла бы это за шутку, а на самом деле решила, что я нахожу тебя стройной и красивой. Ты будешь смеяться. Но если бы я сказал, что ты прекрасна, ты подумала бы, что я наглец, который будет приставать, и что я на самом деле так не думаю, а просто мне что-то от тебя нужно. — Так ты считаешь меня толстой и уродливой? — Нет, я думаю, ты прекрасна. Сара засмеялась. — Теперь я не знаю, что ты обо мне думаешь. — В том-то и дело, понимаешь? Мужчины — это полная противоположность. Они любят, когда им говорят комплименты, и жадно их проглатывают. — Ты выглядишь немолодо. — Ты мне это уже говорила. Это из-за волос. — Неужели? — Может, мне стоит носить шляпу, — предложил Пайк. — Мужчины в шляпах подозрительны. — Я знаю, о чем ты говоришь. Сейчас все ходят в бейсболках. Все косят под американцев. — Обещай мне одну вещь, Пайк. — Какую? — Ты никогда не будешь носить бейсболку задом наперед. — Это одно из моих десяти жизненных правил. — А какие остальные? — Никогда не носить красные ботинки. Никогда не ходить по магазинам пьяным… Не знаю, никогда не пристегиваться, если надеты подтяжки… — Но это все антиправила, так? — заметила Сара. — Что ты хочешь этим сказать? — Они касаются того, что не нужно делать. А есть правила о том, что нужно делать? — Например? — Например, «лови момент». — Это не про меня. — Ой ли. Пайк уставился на ковер. — Ты ведь не очень счастливый человек, «мистер Пайк»? — через некоторое время спросила Сара. — Никогда не задумывался. — Ты полностью закрыт. Частная собственность, вход воспрещен. Нарушители будут преследоваться. — У меня такие же проблемы, как и у всех. Но в основном я доволен жизнью. — Ты — надутый старый индюк. — Я не старый. Мне только тридцать четыре. Сара встала и подошла к нему. Под пальто на ней ничего не было. — Сними очки. Пайк сделал, как она сказала. — Подумать только, а ты красавчик, мистер Пайк. — Правда? — Голова у тебя седая, — добавила Сара, — а тело юное. Уж это я разглядела в ванной. — Теперь о другом, — сказал Терри. — Где твоя дочка? — Дома. — Твой отец сказал нам, что ты путешествуешь вместе с ней. — Так и было. Но сейчас она дома. Я оставил ее в Лондоне. — Смолбоуну, к примеру, очень нравятся маленькие девочки. — Терри! — возмутился Бэзил. Терри ходил по комнате, брал разные предметы, рассматривал их и затем бросал. — Здесь есть ее фотография? — Не знаю, — устало ответил Ноэль. — Это она? — Терри изучал фотографию, что стояла на хромированном трюмо. — Не знаю. Терри показал ему фотографию. На ней были Кирсти с мамой и папой. Она была сделана на четырехлетие девочки. На ней Кирсти выглядела еще уродливее, чем в жизни. Она была похожа на какого-то дикого гоблина. — Да, это она. Терри протянул фотографию Смолбоуну. — Как тебе? Бэзил едва взглянул на нее. Он явно пребывал в смущении. — Ну? Бэзил что-то невнятно пробормотал. — Что? — Это не мой тип, Терри. — Не твой тип. Это ведь маленькая девочка, так? — Оставь это, Терри… Пожалуйста. Терри пожал плечами и бросил фотографию на стол. Стекло в рамочке треснуло. Ноэль подумал, сможет ли он продержаться до утра. — Умоляю, Терри, — сказал он. — Что я могу рассказать? Что я могу сделать? — Мне должны денег, Ноэль. — У меня нет денег. — Если я поверю твоей версии, — продолжал Терри. — Значит, мои деньги у этого человека, Паттерсона. — Твои деньги? — Чес должен был достать их для меня. Что еще? — Но эти деньги — не Чеса. Он украл их у Пайка. — Это не моя проблема. — Что ты говоришь, Терри? — У тебя есть два варианта, Ноэль. Первое: ты говоришь мне, где Чес. Второе: ты говоришь мне, где деньги. Меня устроит любой вариант. — Чес мертв, а деньги у Паттерсона. — Где Паттерсон? — Не знаю. — Где Паттерсон? Господи Иисусе, они вернулись к тому, с чего начали. И теперь все пошло сначала. — Послушай, Терри. Чес уже выпал. Ты можешь забыть об этом? — Я хочу получить деньги. — Пайку это не понравится. — Меня не волнует Пайк. Так, где Паттерсон? — Да пошел ты. — Нет необходимости так ругаться. Если ты не можешь выражать мысли, не переходя на сквернословие, то у тебя довольно бедный словарный запас. Посмотри на меня, я говорю, как наша королева. Я говорю на языке Чонсера[44 - Чонсер — искаж. Чосер (Chaucer) — великий английский поэт XIV в.] и Шекспира. — Кого? — Чонсера. — Отлично. Если бы я тоже говорил на языке Чонсера, может, тогда ты бы понял, что я пытаюсь сказать. — Я прекрасно понял, что ты мне говоришь. И я понимаю, что ты говоришь мне не все. Я уверен, ты знаешь, где деньги. — Нет. — Тогда, где Чес? — Чес на небесах, боже мой, Чес уже встретился с Создателем. Теперь Чес-покойник собирает там сраные маргаритки. — Не богохульствуй, — сказал Терри и разбил о его голову тарелку с остатками рыбы и картошки. Постель Сары была мягкой и пропитана ее запахом — смесью духов и чего-то телесного. Простыни обожгли холодом голое тело. Пайк смотрел, как Сара развязывает пояс, и пальто соскользнуло с ее плеч. Ее кожа казалась прозрачной в этом приглушенном свете. Белую округлую грудь венчали ярко-розовые соски. Она радостно улыбнулась и скользнула к нему на кровать. — Бррр, — фыркнула Сара. — Холодно. Согрей меня. Изгибаясь, она обхватила его. — Господи, ты тоже холодный. — Извини. — Холодная рыба. — Она рассмеялась. — Седой головастик. Он поцеловал ее, ощутив вкус незнакомого человека. Ее руки прошлись вниз по его телу, и он отстранился. — Сара. — В голосе Пайка чувствовалось напряжение, словно у подростка. — Ты не возражаешь… Нет, то есть, можно я просто обниму тебя? Мне так хочется к кому-нибудь прижаться. — Неужели? — Да. К чему-нибудь мягкому и теплому. — Чему-нибудь? — Кому-нибудь. — Ну уж нет, мистер Пайк. — Сара приподнялась и, опершись на локти, серьезно посмотрела на него. — Я не занималась сексом больше двух лет. Так что не надо трепа про поцелуи и объятия. А теперь займись делом или убирайся. — Сара… Она улыбнулась. — Выполняй свой долг, будь мужчиной, мистер Пайк. Ноэль, должно быть, уснул, потому что теперь его будили. Бэзил Смолбоун тряс его, колотя головой о спинку дивана. — Быстрее, — говорил Терри. — Вставай. Ноэль с трудом пошевелил ногами и взглянул на часы: было только полтретьего ночи. Господи, Терри был прав, отморозки никогда не спят. — Какого черта вы еще хотите? — спросил Ноэль. — Я тут поразмыслил, — сказал Терри. Здорово. — Мы ни к чему не пришли. Ты все-таки что-то скрываешь от нас. — Это не могло подождать до утра? — Правда никогда не спит. — О, ради бога… — Пошли. Наверх. — Зачем наверх? — Поднимайся! Ноэль встал. Шея затекла. Отец все еще спал, громко храпя и приоткрыв рот. Терри вырвал из стены телефон, и Ноэль потащился за ним следом вверх по лестнице, почесываясь. Следом шел Бэзил. Они все втроем вошли в ванную, и Терри закрыл дверь. — Какая мерзость, — сказал Наджент. Сама ванна была покрыта тонким слоем сероватой слизи. На полу была вода, что сочилась из разбитого унитаза. Здесь стоял запах сырости и плесени, но он был не столь ужасным, как запах из ведра под раковиной. Отец, очевидно, использовал его как временный туалет. Содержимое жутко воняло. Было похоже, что в нем произошла какая-то злостная биологическая реакция, все было зеленое, и на поверхности росла плесень. Вонь стояла и впрямь нечеловеческая. — Для начала вынеси это, — сказал Терри Бэзилу. Бэзил разок взглянул на ведро и передал приказ Ноэлю. Ноэль вытянул руку и оттащил ведро за дверь, отвернувшись, чтобы не почуять зловоние. Когда он вернулся, Терри сидел на краю ванной. — Я буду задавать тебе все те же вопросы, — сказал он. — До тех пор, пока не получу ответ. Где деньги? — Я не знаю. — Прекрасно. — Терри включил кран с горячей водой. — Раздевайся. Глава двадцать третья Сара спала. Пайк разглядывал ее нежную, слегка разрумянившуюся кожу в тусклом свете ночника. Ее челка слиплась на лбу от пота. С приоткрытым ртом и отброшенной назад рукой, Сара была похожа на ребенка. Пайк задумался над тем, как быстро можно влюбиться. Он уже успел составить туманные и прекрасные планы на будущее: он проведет всю оставшуюся жизнь с ней, помогая воспитывать Дэррена, с которым он пока даже не знаком, кладя подарки под елку на Рождество. Но он также знал, что ничего этого не будет. Он уедет в Канаду, вот и все дела… Уедет, как только вернет свои денежки. Черт. Все возвращалось на круги своя. Эти ублюдки Бишопы испоганили ему жизнь. Только что он чувствовал себя почти счастливым, и это впервые за десять лет… Но, надо признать, если бы Чес не умыкнул его деньги, он бы никогда не встретился с Сарой и никогда бы… Поначалу он очень волновался, волновался, что у него ничего не получится. Пайк переспал с кучей разных девиц, с тех пор как от него ушла Марти, но все они были шлюхами. Если бы он не был все время настолько пьян, что не понимал, что делает, у него вообще бы ничего не получалось. Вначале он чувствовал себя с Сарой ужасно неуклюжим, большим, неловким и очень смущался. Но она была совершенно другой: такой естественной и возбуждающей, она не беспокоилась, что он может о ней плохо подумать, и вскоре он забыл обо всем, что его тревожило. Пайк тоже расслабился, ведь в конце концов это было все равно что гнать велик. Только гораздо приятней. Пайк встал с кровати и пошел в ванную выпить стакан воды. Дом сильно остыл. Ноги обжигал ледяной кафель. Дэннис выпил воды из стакана для щеток и умылся. Ему нужно отделаться от Ноэля. Отсюда он хотел уехать один. Сейчас ускользнуть было легко, только придется вывести из строя машину Чеса, ту, что они подобрали в Бате, чтобы Ноэль не смог его преследовать. Можно насыпать ему сахара в бензобак. Да. Именно так и нужно делать: продолжать двигаться к цели, но теперь это в одиночку. Ему больше никто не нужен. Ноэль ему уж точно не нужен, это дело между ними, Пайком и Паттерсоном. Когда он вернулся в спальню, чтобы забрать одежду, он подумал о Кирсти и решил взглянуть на нее. Девочка крепко спала, ее некрасивое личико сморщилось во сне, и она похрапывала. Пайк вспомнил о компьютере в багажнике своей машины. Его нужно достать, прежде чем свалить. Ведь она действительно помогла им там, у Германа. Дэррен спал рядом, в соседней кроватке, и Пайк взглянул на него. Это был совершенно обычный ребенок. Обычный провинциальный ребенок, каким когда-то был и он. Он надеялся, что Дэррен таким и останется, а не встанет на дорожку, которую выбрал Пайк. Вот дерьмо. О чем он только думает? Планирует свою жизнь с Сарой! Он ей не нужен. Ей не нужна жизнь, которую он может ей предложить. Это просто Рождество, все чувствуют себя немного сентиментально и одиноко, что-то такое витает в воздухе. Только и всего. Он просто забавлялся в чулане с той, с которой не следовало, кого он больше никогда не увидит. Дэннис добавил новое правило к своему списку: никогда не строить планов среди ночи. Стараясь не смотреть на Ноэля Бишопа, Бэзил вылил очередной чайник с кипятком в ванную. Бэзилу не нравилось глядеть на Ноэля. Ему всегда было неловко среди голых взрослых, будь то в бассейне или где-то на пляже. У взрослых людей были ужасные тела: дряблые, толстые, плоть свисает с боков и трясется. Бэзил не любил смотреть даже на себя в голом виде. Это было все равно что смотреть на труп. У Ноэля была очень бледная, сероватая кожа. К тому же он отъел большое, дрожащее пузо, из-под которого торчали длинные, бледные, худощавые, безволосые ноги, как у девушки. Он весь дрожал, прикрывшись руками. И выглядел лет на десять старше. Было холодно, несмотря на пар, который поднимался над наполняемой ванной, и, хотя ведро убрали, вонь стояла невыносимая. Это напомнило Бэзилу тюрьму, когда приходилось выносить парашу. Он вспомнил, как пытался чистить зубы, а тут же рядом кто-то опорожнялся. Запахи имеют над людьми особую власть. А воспоминания были тошнотворными, как сама вонь. — Так пойдет, — сказал Терри, посмотрев на ванну. Потом повернулся к Ноэлю. — Ты готов? Пора искупаться. — Я туда не полезу. — Ты когда-нибудь видел, как варятся крабы? Чпок! Все происходит моментально. Но это не кипяток, поэтому он тебя не убьет. По крайней мере, я так думаю. Я никогда прежде этого не пробовал… но здесь, понимаешь? Здесь грязно. Вот я и начну потихоньку разбираться. — Я туда не полезу. — Ты только… Как же правильно сказать? Не «обожжешься», но похожее слово? Покроешься рубцами? Нет, не то… — Ошпаришься? — предположил Бэзил. — Точно, ошпаришься. Пусть это будет эксперимент. — Я туда не полезу. — Тогда скажи мне, где деньги. — Это не твои деньги. — Время принять ванну. — Терри схватил Ноэля сзади за шею. — Не делай этого, Терри. Я не храбрец. Я не переношу боль. — Где деньги? — Терри… Ноэль завопил и выгнул спину дугой — Терри что-то сделал, но Бэзил не мог сказать, что именно. Ноэль снова закричал, потому что Терри согнул его, держа голову прямо над поверхностью воды. Ноэль пытался отвернуться. Бэзил больше не чувствовал холода, не замечал вони. Его внимание было сосредоточено на Ноэле. Он никогда раньше не видел человека в таком страхе. Бишоп испытывал восторг, видя, что Терри полностью подчинил этого человека. — В принципе это необязательно, Ноэль, — Терри разогнул Ноэля. — Есть другие варианты. — Мне больше нечего сказать. — Я вот что думаю, — начал Терри. — Мы будем все делать постепенно. Если я окуну тебя сразу, кто знает, к чему это приведет. Так что давай начнем с руки, ладно? — Не надо, Терри. Быстро, прежде чем Ноэль успел что-то сказать или предпринять, Терри окунул его левую кисть в воду. Ноэль закричал. Терри продержал руку в воде несколько секунд, потом отпустил его. Кисть и запястье стали пунцового цвета. Ноэль прижал руку к телу и весь согнулся, матерясь. От дикой боли у него из глаз брызнули слезы. — Господи Иисусе, Терри. Я рассказал тебе все, что знал. — Теперь другая рука, — сказал Терри и заставил Ноэля распрямиться. Бишоп попытался вырваться, но Терри скрутил его без усилий, словно ребенка. Потом он опустил в воду вторую руку Ноэля. — Ладно, ладно, — закричал Ноэль. — Хорошо, я расскажу тебе. Кардиган. — Что значит Кардиган? — Это местечко в Уэльсе. Там деньги и находятся. Там Паттерсон. — Где именно? — Я не знаю. Знаю только, что в Кардигане. — Это все, что ты хотел мне рассказать? — Да. — Это все, что ты знаешь? — Да. — Я верю тебе. Никто бы на моем месте не поверил, но я верю. — Спасибо. — Но тебе следовало рассказать мне все раньше. — Извини. — А теперь, раз ты был не до конца откровенен со мной, я признаюсь, что был не до конца откровенен с тобой. Ты залезешь в воду, Ноэль, весь, целиком. Этого требует мой пытливый ум. Мне любопытно, что с тобой произойдет. — Нет, Терри. Умоляю тебя. Пожалуйста, не надо… — Залезай. Терри, похоже, немного ослабил хватку, и Ноэлю удалось вывернуться. Он отбежал к раковине, но больше бежать было некуда. Терри покачал головой. Он выглядел раздраженным и сделал шаг к Ноэлю. В эту минуту раздался стук в дверь, такой неуверенный, похожий на кошачье царапанье. — Ноэль? Ноэль? — Это был голос отца. — Впусти меня. Что происходит? — Уходи, папа, — сказал Ноэль. — Пожалуйста, уходи. Пайк сидел за кухонным столом и смотрел на чистый лист бумаги. Он хотел оставить Саре записку, чтобы она не подумала, что он сбежал, но не знал, что написать. Что бы он ни сочинил, все было не то. Напоминало благодарность или, того хуже, извинения. Наконец он собрался с силами и написал просто: «До свидания». Но, взглянув на послание, решил, что оно выглядит как-то мелодраматично. Тогда он смял листок и выбросил. Он просто уедет без всяких посланий, надеясь, что Сара все поймет. Пайк тихонько, стараясь не дышать, открыл дверь и выскользнул наружу в темноту ночи. — Ноэль? Что такое? Что происходит? — Уходи, старик, — сказал Терри и попытался схватить Ноэля, который извивался как змея. Бэзил начал оглядываться, когда загремела и задергалась дверная ручка. — Ноэль? Ноэль? — Хорошо, — решил Терри. — Впусти его сюда, пусть тоже посмотрит. — Нет, Терри, — запросил Ноэль. — Не надо. Оставь его в покое. — Впусти его. Бэзил отпер замок и открыл дверь. Он едва успел увидеть старика, стоящего за дверью с ведром наизготовку, как ему прямо на лицо хлынул холодный смердящий поток экскрементов. Бэзил закрыл глаза, но слишком поздно. Слизь проникла всюду: в нос, в рот, в волосы, в уши. Липкая, скользкая масса. Испытывая позывы к рвоте, Бэзил упал на колени. Ноэлю только и была нужна эта секундная заминка. Терри повернулся посмотреть, что случилось, и Ноэль, проскользнув сзади, рванул к открытой двери. Он перепрыгнул через Бэзила, которого рвало на полу, и побежал вслед за отцом. Позади он слышал, как Терри бросился за ним, словно борзая в погоне за кроликом, но Ноэля подгонял страх. Одним прыжком он очутился внизу лестницы, там споткнулся и подвернул ногу, но тотчас побежал дальше, через гостиную и крыльцо на улицу. Холод шибанул по нему как кулаком и ужалил обожженные руки. Стоял туман, и все вокруг освещалось призрачным оранжево-розовым светом уличных фонарей. Ноэль почувствовал себя маленьким и беззащитным, он весь сник от холода. Что теперь? Ему нужно раздобыть ключи от машины, нужно раздобыть какую-нибудь одежду. Он был на улице голышом в морозную декабрьскую ночь. И тут он услышал голос Терри. — Возвращайся назад, Ноэль, — говорил он. — Возвращайся назад, я сказал. Пайк как раз вынимал из багажника коробку с компьютером, когда услышал, что дверь дома Бишопа внезапно распахнулась, и увидел самого Ноэля, выбегающего оттуда абсолютно голым. Что еще стряслось с этим недоумком? А потом вышел Терри Наджент, и Пайк все понял. Терри закричал на Ноэля. Ноэль остановился и повернулся к нему лицом, он выглядел абсолютно беззащитным. Терри схватил его. — Привет, Терри, — сказал Пайк, и оба наконец его увидели. Терри потащил Ноэля к машине. — Не подходи, четырехглазый. — Четырехглазый? — Пайк бережно опустил компьютер обратно в багажник. — И я слышу это от одноглазого, ну и ну! — Он посмотрел на Терри. У того на лбу красовалась какая-то заразная опухоль. — Или у тебя на лбу еще один глаз растет? — Не пытайся шутить со мной, — сказал Терри. Пайк посмотрел в багажник. Бейсбольная бита, что он конфисковал у ребят на парковке «Далстон-Кросс», была на месте. Но сначала ему нужно заставить Терри отпустить Ноэля. — Ребята, у вас что, вечеринка? — спросил он, незаметно беря биту. — Не пытайся шутить со мной, — повторил Терри. — Терри, — сказал Пайк. — Ты — тупица. Терри прищурился, отпустил Ноэля и пошел на Пайка. Тупой мерзавец. Одним быстрым движением Пайк выхватил биту из багажника и ударил Терри прямо по колену. Наджент этого не ожидал, и сила удара заставила его потерять равновесие. Второй удар по другой коленке, и Терри с возмущенным криком рухнул. Прежде чем он успел подняться, Пайк ударил его битой по башке за ухом, и тут же, словно бильярдный шар, его голова дернулась и упала на асфальт. — Охренеть, — сказал Пайк. — Ты только посмотри. — Что? — спросил Ноэль. — Я его вырубил. — Не может быть. — Точно, взгляни. Одним ударом. Охренеть. Ты видел это? У меня такое в первый раз. Один удар, и он в отключке, как лампочка. — Спасибо тебе, Господи, — запричитал Ноэль. — Спасибо. В это миг Бэзил Смолбоун, пошатываясь, выбрался из дома, вытирая лицо полотенцем. Он звал Терри. — Подойди сюда, — сказал Пайк, и Смолбоун в удивлении уставился на них. — Это, что ли, ищешь? — Терри, что случилось? — Бэзил упал на колени перед неподвижной фигурой Наджента. — Его ударили, — ответил Пайк. — А сейчас он с феями. — Терри… — Я знаю, — сказал Пайк. — Он мерзавец, разве нет? — Терри… — Что это за хрен? — спросил Пайк. — Бэзил Смолбоун, — ответил Ноэль. — Он с Терри. — Так, Бэзил, — сказал Пайк. — Затаскивай Терри в вашу машину и убирайся к чертовой матери, понял? И чтобы я больше вас не видел… никогда. — Что ты сделал с Терри? — Я думаю, это вы называете ударом победителя, — заметил Пайк. — А теперь убери свой мешок с дерьмом. Пока Ноэль ходил в дом, чтобы одеться, Пайк помог Бэзилу оттащить мертвецки тяжелое тело Терри к машине. От Бэзила шла жуткая вонь, он все время моргал, а его глаза были красными и воспаленными. Пайк знать не хотел, что с ним случилось. Через десять минут Пайк с Ноэлем тоже готовы были ехать. Сара согласилась взять Кирсти и пожить несколько дней с ней и сыном у своей матери на другом конце города, на случай если Терри с Бэзилом решат вернуться. Отца Ноэля, героя дня, не удалось уговорить уехать. Его распирало от детской гордости. — Я показал этим ублюдкам, правда, сынок? Правда? А? — Ты показал им, папа. — Если они когда-нибудь и посмеют вернуться, они получат от меня другой особый составчик, верно? Ха, ха. Он даже не понял, чем я его так. — Отец, это было омерзительно. — Ха, ха, ха. Ноэля мучила сильная боль, но он отыскал старый тайник Чеса с таблетками и теперь перебирал их, в надежде найти что-нибудь полезное. Он погрузил руки в лед, но боль все равно отдавалась в голове, словно он схватился руками за оголенный провод. Перед отъездом Пайк отвел Сару в сторону. — Мне очень жаль, что все так получилось, — сказал он. — Все в порядке. Немного волнений моей скучной жизни не повредят. Так или иначе, это была ночь, что надо. — Я знаю. Это было… это было здорово. — У тебя не очень с подбором слов, верно? — Я не могу сказать то, что мне хочется: что я хочу увидеть тебя снова, что я хочу вернуться, когда все закончится, чтобы ты смогла разбудить меня. Ничего такого я сказать не могу. — Послушай, «мистер Пайк». Я не хочу, чтобы ты возвращался. Вот таким, как сейчас. Ты — человек глубоко несчастный. Здесь что-то засело, — она постучала по его голове. — Здесь что-то спрятано, и я не хочу иметь с этим ничего общего. Ты запутался. А мне двоих детей не нужно, одного хватает. — Да. — Пайк постарался улыбнуться. — Спасибо за все. — Что ж, спасибо тебе, мистер Пайк. — Она официально пожала ему руку и передразнила его улыбку. Пайк отвернулся и пошел прочь. — Но если ты когда-нибудь все уладишь, — закричала Сара ему вслед. — Ты знаешь, где меня найти! Глава двадцать четвертая — Ты дошел до конца? — спросил Ноэль, тщательно просматривая таблетки, наполнявшие обувную коробку. — Да. — А конкретнее? — Включи воображение. — Так, значит, пока меня пытался заживо сварить Терри-Отморозок, ты насиловал мою соседку. — Я ее не насиловал. Все, что мы делали, происходило по взаимному согласию. — Ты скотина. — Ноэль закинул в рот какую-то таблетку. — Полегче, Ноэль. — У меня все болит, причем очень сильно. Серьезные проблемы требуют серьезных мер. Пайк покачал головой. Ночью в это время дорога была практически пуста и ехать было легко. Пайк признал, что вести большой зеленый «Мерседес-250» гораздо приятнее, чем его старый потрепанный «Форд-эскорт». Машина Чеса, наверное, была ровесницей его «форда», зато совсем другого класса. Кто-то явно следил за ней, может, и не Чес вовсе, «мерседес» скользил по дороге, а мощный двигатель работал как часы. Магнитола тоже оказалась получше, чем у Пайка. Ноэль нашел ее в багажнике. Чес оставил в бардачке кассету с Эл Грином,[45 - Эл Грин — знаменитый американский вокалист, поющий в стиле соул.] и сейчас салон наполнили успокаивающие звуки музыки. Тем не менее Пайк наслаждался бы дорогой гораздо больше, если бы не устал как собака. Этой ночью он совсем не спал, к чему не привык. Поначалу он хотел привести себя в норму, порыскав в коробке Чеса, но Ноэль не был уверен, что там находится, и Пайк не стал рисковать. Высокие башни моста через Северн[46 - Северн (Severn Bridge) — подвесной мост через реку Северн, соединяет Англию с Уэльсом.] смутно вырисовывались на фоне ночного неба. Пайк посмотрел на часы на приборной панели: было три часа утра. — Пожалуй, остановимся в одном из придорожных мотелей, — сказал он. — А то я засыпаю за рулем. — Если хочешь, поведу я, — предложил Ноэль. — Ты не сможешь вести машину такими руками. Ноэль поднял кверху ошпаренные руки и покрутил ими, оценивая их состояние. Руки покрылись красными пятнами и волдырями. — Не знаю, — сказал он. — Можно попытаться не думать об этом. — Там видно будет. Пайк оставил машину на большой пустой стоянке возле павильона «Вид на мост Северн», и они вошли внутрь приветливо освещенного здания. Они взяли себе по кофе и сели у окна с панорамой на огромный мост. В кафе сидели разные люди: несколько водителей грузовиков, кучка молодых людей в кожаных куртках, похожих на членов поп-группы, одинокие мужчины в костюмах, да еще и целый автобус подростков-инвалидов в колясках. Здесь было тихо, но чувствовалась скрытая возбужденность, жажда приключений. Ведь все они бодрствуют далеко за полночь, когда другие люди давно спят. Эта ночь принадлежала им. — Это не справедливо, — сказал Ноэль, все помешивая и помешивая кофе. — Я сколько лет сохну по миссис Уэллер, а ты только заскакиваешь сюда, говоришь: «Привет», а в следующий миг уже совершаешь бесплатную поездку в ее маленький рай. Ты всегда был везучим, когда дело касалось женщин, сукин сын. Она мне давно нравится. — У нее такая классная стрижка. — Пайк зевнул. — А причем тут стрижка? — Это первое, что я замечаю в женщине. — Стрижку? — Думаю, я, так сказать, фетишист причесок. Всяких там затейливых, понимаешь? Я не имею в виду перманент. Например, косы. Господи, я обожаю косы. Любая прическа, где волосы как-то уложены. — Маленькие косички? — Конские хвосты, пучки… безумный стиль этих негритяночек в Лондоне, когда волосы переплетены и зачесаны. Иногда я иду за девушкой только потому, что ее волосы причудливо уложены сзади: в большой пучок, с бантиками или в косы, да, конечно. Мне даже начал нравиться стиль Ферджи[47 - Ферджи (Fergie) — солистка хип-хоп группы «Black Eyed Peas».] из той группы, ну ты знаешь, волосы у нее скручены в узелки и уложены накрест, словно плетеный хлеб. Сам удивляюсь, но мне ужасно нравится. — Тебе нравится Ферджи? — Мне нравится ее прическа. Неважно, она так уже не носит. — Значит, она сейчас в безопасности? — Конский хвост, шпильки, понимаешь, в испанском стиле. Мне нравится все в этом роде. Все позатейливей. Мокрая укладка, крашеные волосы, ирокезы… и как у Сары. Вообрази, мне нравилась Шинед О'Коннор,[48 - Шинейд О'Коннор — ирландская певица.] и все благодаря волосам. Точнее, их отсутствию. А знаешь, что мне нравится больше всего? — Что? — Задняя часть шеи. Оголенная. Она сводит меня с ума. — Господи Иисусе. — Правда, в девяти случаях из десяти девушки в метро не соответствуют их прическе, не соответствуют задней стороне шеи. Я даже стараюсь не смотреть на лица. Предпочитаю их дофантазировать. Но вид шеи сзади просто обожаю. — А я задницы люблю, — сказал Ноэль. — Надо же. — Задницы и длинные ноги. Ну, буфера, конечно. Симпатичное лицо. Длинные волосы. Думаю, больше всего мне нравятся длинные волосы. — Длинные волосы, это хорошо, — заметил Пайк. — Длинные волосы, короткие волосы… — Да, да. Я все понял: оголенная шея, блин. Пайк снова зевнул и потер глаза. Он засыпал. — Может, нам стоит найти гостиницу. — Шотландский акцент, — вдруг сказал Ноэль. — Хм? — Почему-то я с ума схожу от шотландского акцента. Не могу устоять. — Здорово. Молодая девушка в блестящих серых брючках, зеленой рубашке и зеленой же бейсболке убрала мусор с их стола. Все работники здесь носили подобную униформу. Пайк смотрел ей вслед. У него перед глазами все расплывалось. — Так что ты об этом думаешь? — переспросил он. — Поищем, где поспать? — Нет. Нам нужно поднажать, — ответил Ноэль. — Поедем дальше. Надо добраться до Кардигана. Глаза Ноэля, потемневшие и широко открытые, сверкали. Он качался на стуле, продолжая помешивать кофе. — Ноэль, я не могу вести машину. — Я в норме, — уверенно сказал Ноэль. — Честное слово. Кроме того, у нас нет денег на мотель. Двадцать фунтов, что дала твоя мама, мы потратим на бензин, а я без денег. Пайк полностью отдался в его руки. Он слишком устал, чтобы спорить. Гораздо проще было наплевать на все, улечься на заднее сиденье и позволить Ноэлю вести машину. — Как скажешь, — сказал Пайк. Ноэль заплатил пошлину на мосту и повел машину через устье Северна по направлению к Уэльсу. Пайк устроился на заднем сиденье и закрыл глаза. Монотонный рокот двигателя успокаивал. Эл Грин пел о любви и преданности. Он попытался подумать о том, что делать дальше, но ничего не шло в голову. Лишь одна мысль: добраться до Кардигана и найти Паттерсона. Выследить и поймать его черный джип «чероки» с тонированными стеклами и с бедолагой Чесом в багажнике, завернутым в пуховое одеяло. А Марти сидит впереди, рядом с Паттерсоном. В таком состоянии приятной полудремы он погрузился в воспоминания. Перед ним стали проносится воспоминания о ней, Марти, когда они только встретились, почти пятнадцать лет назад. Потом Марти, когда они хороводились, те четыре года. И наконец, Марти, когда он видел ее в последний раз, у Паттерсона, повзрослевшая, но не изменившаяся… Все та же маленькая девочка, убедившая всех, что она уже большая. Но самым ярким воспоминанием было воспоминание об их первой встрече в «Корабле» на Мэр-стрит. Наверное, он всегда представлял ее такой, как тогда. Субботний день. Бар переполнен, здесь гуляют свадьбу. Счастливая пара расписалась в городской ратуше ниже по улице. Зал гудит от смеха, вокруг много мужчин в дешевых костюмах и сильно накрашенных женщин, несколько веселых стариков и старушек в шляпах. На столах стоят большие тарелки с сэндвичами, а на барной стойке — поднос с куриными палочками. Сейчас лето, на футбол не сходишь. Пайк с командой из «Альмы» подкатывают к этому бару уже изрядно пьяными. А пьяные ищут приключений. Их приход тут же вызывает напряжение. Мальчики из «Альмы» всегда чувствуют, когда им не рады. Они здесь чужие. Но это как раз и вынуждает их остаться. Им нравится, когда их присутствие вызывает напряг. Ведь это свободная страна, верно? Марти среди приглашенных на свадьбу, как потом выяснилось, невеста самого шафера. К этому времени она уже несколько раз бывала невестой. Ей семнадцать, но она выглядит на двадцать один. Позже, в ванной, обнаженная и отмытая от косметики, она покажется Пайку двенадцатилетней. Марти очень маленькая, стройная и изящная. Сейчас она подружка невесты в бело-розовом платье, с зачесанными наверх волосами, сложная прическа, украшенная искусственными цветами. Именно прическа, вероятно, заставила Пайка обратить на нее внимание. Прическа и лицо. Господи, да она знала, что делает. Каждый мужик в этой дыре был ее раб, и она это знала. Ее жених, шафер, — высокий тощий тип со сломанным носом. Хозяин экипажа. Жених — красивый темноволосый парень, похожий на грека, в модном черном костюме в серебристую крапинку. Пайк заговаривает с Марти поначалу нагло, а потом, облокотившись о стойку, начинает охмурять. Он самоуверен, ведь с ним его команда, он умеет произвести впечатление… Шафер бросает на него злобные взгляды, дружки его подначивают, наконец он решает подойти к ним. Парень начинает ссору с Марти. Не с Пайком, а с Марти. Этого Пайку достаточно, чтобы понять: парень — трус и дерьмо. — Оставь меня в покое, — отвечает Марти, продолжая пить. — Я буду говорить, с кем хочу. — Нет, ты не будешь, черт побери. — Нет, черт побери, буду. Шафер хватает ее за руку, но она ее отдергивает. — Может, оставишь девушку в покое? — говорит Пайк, и это, похоже, придает парню храбрости. Он хватает Пайка за воротник и прижимает к барной стойке. Откинув назад голову, он слегка приподнимает Пайка. Парень высокий. — Что ты сказал, козел? Пайк оглядывается на остальных, на Ноэля и Чеса, на Мики и Колина, видит ожидание на лицах, возбужденные улыбки. Потом он видит Паттерсона. Он выглядит по-другому. Его лицо ничего не выражает, он просто смотрит на Пайка. Он знает. Он видит в нем того маленького зубрилу. Он знает, что Пайку придется пойти на это, и каждый раз придется, или он расколется, его раскусят. И Пайк включается, заводится. У него нет выбора, и он полностью теряет контроль над собой. Немотивированный приступ ярости. Он хватает сифон с содовой со стойки и бьет им шафера по голове. Тот падает, а Пайк бьет его ногой по зубам, прежде чем тот успевает подняться. Затем он хватает стул и швыряет его за барную стойку, прямо по полкам с выпивкой. Двое ребят из гостей пытаются его остановить, пытаются схватить его, но Пайк их даже не замечает. Сейчас он в своем собственном мире и никого вокруг не видит, а остальная команда не отстает, стараясь нанести максимальный ущерб. Потом наступает какое-то помутнение, все отрываются на полную катушку. Пайк не осознает, что делает, его разум отступает, сжимается и прячется где-то глубоко внутри. Единственное, что он замечает среди бойни, это Марти. Она стоит невозмутимая, безразличная и просто смотрит. Другие девушки кричат: — Хватит! Прекратите, вы, хулиганы!.. Но только не Марти. Она просто наблюдает. Наблюдает за хаосом, который сама и вызвала. Пайк подходит к ней и целует ее прямо в рот. Она отвечает ему, открывает рот, прикусывает губы. Пайк лапает ее, а Марти извивается в его руках. Когда он отстраняется, то замечает у нее на губах кровь, похоже, кто-то ударил ее по лицу. Шафер поднимается и пытается обхватить Пайка руками. Дэннис стремительно отбегает к стене, и парень опять падает. Пайк снова его бьет. Жених, по-прежнему как с картинки в своем модном костюме, старается держаться подальше от потасовки, прикрывая невесту. Но в этом мире так не бывает, и ему следует это показать. Пайк швыряет ему в лицо стакан. Теперь время уходить. Они свое дело сделали, и если хозяин подсуетился, то скоро здесь будут легавые. Они хохоча выбегают на улицу, навстречу дневному солнцу. И Марти, каким-то чудом, вместе с ними. Она бежит вместе с ним вниз по улице, к машине. Потом следует безумная езда на север, туда, на их территорию… И день продолжается, наполняясь выпивкой и наркотиками. Они рассказывают о своих сегодняшних похождениях, сочиняя на ходу, хвастаются и врут. Слишком много всего, словно они пытаются сожрать весь мир, сделать все сразу, прежде чем превратятся в беззубых старикашек, что сидят в барах в своих фетровых шляпах, улыбаются, подмигивают и напиваются, а потоки яркого солнца, бьющие в окно, размывают их силуэты. В шесть часов Пайк в постели с Марти. Он обрабатывает куколку, катаясь с ней по всей комнате. Ранка у нее на губе открылась, и в конце концов они оба перемазались ее кровью. Теперь он знал, что она оторва, но его это не пугало. Почему она такая, он выяснил позже, гораздо позже, когда она почувствовала, что в состоянии рассказать. У нее было ужасное детство. Можно сказать, что его не было вовсе. Все, что она знала, это секс и насилие. Насилие и секс. Она не была счастлива, но что он мог сделать? Только трахать ее, что он и делал. Он мог делать с ней все, что хотел, пока был Пайком. Пока был самым крутым. Пока был самой большой скотиной в округе. Когда она предложила ему встретиться, там, у Паттерсона, на седьмом этаже «Бельведера», он испытал сильное желание. Все те ночи вернулись к нему, все дни и все утра. В машинах, отелях, квартирах, туалетах, поездах, на пляжах, в полях и аллеях — они занимались сексом всюду. Она была одета, раздета, в одном белье. Они занимались сексом перед зеркалом, перед камерой, вдвоем, с его друзьями, с ее подругами… Четыре года распутства до той ночи, когда все пошло не так, когда Пайк перестал быть Пайком. Сара была совсем другая. Он с такими прежде не встречался. Секс с ней не был жестоким и развратным, это не было похоже на борьбу… Это было похоже на сон, когда тебе кажется, что ты — другой человек. Эти два женских лица проплывали в его сознании, то сливаясь, то расходясь. Пайк погружался в сон, а машина неслась все дальше в глубь Уэльса. Глава двадцать пятая Бэзил Смолбоун никак не мог избавиться от вони. Он по полчаса принимал душ, усиленно оттираясь мочалкой. Он прочищал пальцами ноздри и отскабливал зубы. Он выбросил в помойный бак свою грязную одежду. Благодарение Богу, у него в дорожной сумке была чистая смена. Но, несмотря на все усилия, эта ужасная вонь, казалось, прилипла к нему. Они остановились в мотеле у шоссе М-4. Это была дыра-дырой. Бэзил не мог отрегулировать отопление, и в комнате стояла удушающая жара. Стены комнаты были выкрашены в ярко-оранжевый цвет, на полу лежал коричневый ковер, к тому же Бэзил смертельно устал. Ему только хотелось уложить Терри в постель, а не колесить по дорогам с его телом, не подающим признаков жизни. К несчастью, мотель сейчас ремонтировали, и в их распоряжении оказалась одна комната с двуспальной кроватью. Терри очнулся ровно настолько, чтобы Бэзил смог вытащить его из машины и уложить в постель, но с тех пор Наджент даже не пошевелился. В тот момент Терри не понимал, где находится, и не помнил, что с ним случилось, что, возможно, было к лучшему. Бэзил чувствовал себя крайне униженным. Он никогда не забудет, как выбежал из того дома, покрытый дерьмом, и увидел Терри, лежащего без сознания у ног Пайка. Что пошло не так? Как Пайк смог его вырубить? Он, должно быть, поджидал его и напал сзади. У Пайка с Ноэлем явно был заранее разработанный план. Терри просто невозможно положить в честной драке. Что ж, Пайк заплатит за это, а Бэзил за всем проследит. Он выключил свет, разделся до трусов и улегся в кровать рядом с Терри, пытаясь заснуть. Но не мог, и все тут. Сейчас он мог думать только об одном: запах. К тому же у него начало жечь глаза, должно быть, в них попало мыло. Во всяком случае, намыливался он весьма усердно. Бэзил встал и пошел обратно в ванную, чтобы плеснуть в лицо холодной воды. Он посмотрел на себя в зеркало — глаза покраснели, а когда он оттянул нижнее веко, там все было каким-то желтоватым. Мыло, блин — вот то, что ему нужно. В комнате раздался крик, и Бэзил поспешил обратно. Терри сидел в кровати, в замешательстве оглядывая комнату. — Ты в порядке, Терри? — Что это за место? — Это мотель, помнишь? Я решил, что нам лучше остановиться здесь на ночь и передохнуть. — Почему? — Ты ударился головой, Терри. — Да. Точно. — Терри потрогал рукой шишку за левым ухом. — Что это за место? — снова спросил он. — Мотель. — Да. — Ты не помнишь, как мы сюда добрались? — Нет. Я не… Я, наверное, очень устал. Который сейчас час? Бэзил посмотрел на часы: — Половина пятого. — Ночи? — Да. — Ничего не понимаю. Что это за место? — Все дело в твоей голове, Терри. У тебя, наверное, сотрясение мозга. — Послушай, Смолбоун. У меня возникли определенные проблемы… — Терри неожиданно прервался и закричал: — Ой! — Что с тобой? — Колено. Черт, колено. Что случилось с моим коленом? — Его… Была драка, Терри. Лицо Терри прояснилось. — Пайк, — вспомнил он. — Да, — тихо ответил Бэзил. — Он незаметно подкрался, устроил засаду, ударил по колену. Ой! По обеим ногам. Ой! Я не могу согнуть ноги. — Ты помнишь драку? — Какую драку? — Неважно. — Мы ведь куда-то собирались, верно? — спросил Терри, наморщив лоб. — На машине. — Нам нужно добраться до Кардигана, Терри. — Кардиган? — В Уэльсе. — Правильно… Повтори-ка еще раз? — Кардиган. — Да. Чес. У Чеса деньги, так? — Я не знаю, Терри. Я не знаю, что из того, что рассказал нам Ноэль, правда. — Ноэль? — Брат Чеса. — Верно… Куда мы собираемся ехать, скажи еще раз? — Кардиган. Сейчас я напишу для тебя название. — Нет. Ничего писать не надо. Зачем ты собрался что-то записывать? Я запомню. Не нужно ничего записывать. Ой, что же такое с моими коленями? Я не могу распрямить ноги. — Тебе нужно поспать. Может, утром тебе станет получше, а? Может, ты все вспомнишь. — Да, да… — Но Терри стал выбираться из кровати. Он поморщился от боли, когда спускал ноги на пол, и попытался встать, слегка согнув их в коленях. Потом, кряхтя от натуги, он доковылял до окна и выглянул на улицу. Перед окном располагалась парковка, на которой стояло несколько машин, несколько грузовиков и пара фургонов. — Что это за место? — спросил Терри. — Почему ты привез меня сюда? — Пожалуйста, Терри. Вернись обратно в кровать. Терри открыл дверь, впуская струю холодного воздуха, и вышел на улицу. — Сейчас полночь, — сказал он, глядя на небо. — Да. — Бэзил вышел следом за ним. — Возвращайся в кровать. Тебе нужно отдохнуть. — Звезды, — сказал Терри. — Да. Терри улыбнулся. — Они будут светить вечно. Мой отец любил показывать мне звезды, у него был телескоп. Бэзил взял его за плечо и мягко повлек в комнату. Он помог Терри забраться на кровать, и тот сел, моргая. Он вел себя как ребенок, и Бэзил почувствовал к нему приступ жалости. — Ты будешь в норме, Терри. Утром. Но сейчас тебе нужно поспать. — Да. — Терри улегся, и Бэзил подоткнул одеяло. Наджент закрыл глаза, и Бэзил выключил свет. — Не выключай свет, — пробормотал Терри, Бэзил подчинился. — Спасибо, мама. Бэзил сидел и ждал, пока дыхание Терри не станет ровным, пока он не захрапит. Бэзил потер глаза: с ними становилось все хуже и хуже. Пайк заплатит за это и этот ублюдок Ноэль тоже. Ударить Терри, когда тот повернулся спиной! Бэзил проследит, чтобы они были наказаны. Сначала Пайк, потом Ноэль. А потом отец Ноэля, эта старая мерзкая сволочь. Окатил его ведром собственного дерьма. Бэзил снова пошел в ванную и включил душ. На этот раз он отмоется окончательно. Пайк проснулся от оглушающих звуков Филиппа Гласса, льющихся из динамиков машины. — Господи, сделай потише, Ноэль, — сказал он и выглянул в окно. Они как раз проезжали мимо большой промышленной зоны вокруг порта Талбот с высящимися в центре стальными конструкциями. — Только посмотри на это, — сказал Ноэль. — Ты видел? Размещенные в некотором отдалении от автострады, посреди широкого ровного поля между холмами и морем, стальные конструкции были освещены тысячами белых лампочек, натянутых вдоль железных строений, словно рождественские гирлянды. Высокие тонкие трубы извергали огромные струи пламени прямо в небо, и в воздухе висели облака белого дыма. — Давай, — говорил Ноэль. — Давай, Гласс, дружище… Нам нужна правильная музыка, давай нам эти твои завихрения… Ну, давай, вмажь… Неожиданно музыка взорвалась бешеным, оглушающим арпеджио. Это была «Сеть». Тот самый трэк, что может завести на полную катушку. — Да! — закричал Ноэль. — Здорово. Давай, запускай свое «дидли», Филипп. Дидли, дидли, дидли, дидли… быстрее. Полный улет! Пайк посмотрел на спидометр. Они ехали больше ста миль в час. — Иисусе, Ноэль. Давай помедленнее, ладно? Нам еще не хватало, чтобы нас остановили. Особенно тебя в таком состоянии. Чего ты наглотался? — Да всего понемножку. Я решил, что-то из этой отравы должно снять боль. Стимуляторы, депрессанты, антидепрессанты… Я думаю, знаешь, что произошло? Они все нейтрализовали друг друга, и я опять в норме. Только это усиленное ощущение нормальности. Ты понимаешь, о чем я? Я в самой лучшей норме, которую только можно вообразить. Я так офигенно нормально себя чувствую, просто супернормально. Я более нормален, чем кто-либо на Земле. Невероятная, десятикратная нормальность. Да, все совершенно нормально. Вот как этот чехол на сиденье, он ведь бежевый, верно? Только это действительно самый-самый обычный бежевый. Ты понимаешь, просто бежевый. То-то и оно! Ха! Бежевый. Бежевый, мать его. Ничего не изменилось. Музыка звучит точно так же, как всегда, даже более обычно, чем всегда. Точно так же, как всегда, точнее подумать невозможно. Точно как всегда! Не отличается ни на йоту. Абсолютно как обычно. Сильнее прочувствовать невозможно. — Черт тебя побери, Ноэль, тебе придется остановиться. Ты не можешь вести машину в таком состоянии. У ближайшего кафе ты остановишься, ладно? Они сбили ограждение, предупреждающее о ремонтных работах, и машина запрыгала и затряслась по неровной поверхности дороги. Впереди замаячил новый участок автострады, еще не доделанный. Этот участок лежал на опорах, он возник неожиданно и так же неожиданно исчез. — Я не могу остановиться, Пайк. — Ноэль смотрел вперед широко раскрытыми, немигающими глазами, зубы крепко стиснуты. — Ты, черт возьми, остановишься или тебя остановлю я. — Мы просто будем ехать, пока не доедем до другого конца автострады, — сказал Ноэль и захихикал. — Снижай скорость. Автострада закончилась, превратившись в обыкновенную дорогу. По ее краям лежали небольшие уродливые кучи с остатками стройматериалов, потом они проехали мимо закусочной для автомобилистов «Бургер Мастер», мимо заправки «Эссо». — Я не быстро еду, — говорил Ноэль. — Это обычная скорость. Она только кажется быстрой. А ты представь, что летишь на реактивном самолете, тогда поймешь, что мы едва ползем. Или представь, что ты на спутнике… Эй, гляди, компания «Гвасанэтау»! Дико. Дежа-вю. Могу поклясться, что мы уже проезжали «Гвасанэтау». — Это на уэльском, — ответил Пайк. — Означает «компания». Ноэль механически, как робот, рассмеялся: — Ха-ха-ха-ха. — Может остановимся? — сказал Пайк, стараясь говорить спокойно. — Закажем кофе, воды, кока-колы, что-нибудь еще. Соберись. — Ни за что, Хосе. — Посмотри, черт тебя возьми, Ноэль, у нас почти нет бензина. Нам нужно заправиться. — Мне не нужен бензин. Я еду на ракетном топливе. Они проехали мимо дорожного знака. — Там развязка, — сказал Пайк. — Снижай скорость. Ноэль не обратил на него внимания. Они проехали мимо другого знака, и Ноэль стал читать его по буквам. — Чего… «Снижайте скорость». Вот паскудство. — Он нажал на педаль. — Ноэль. Слово «МЕДЛЕННО» было написано на дороге большими белыми буквами. — Ха, — закричал Ноэль. — Это ведь шутка, верно? МЕДЛЕННО? А я хочу ОЧЕНЬ БЫСТРО! — Ноэль! Навстречу ехала машина. Пайк закрыл глаза и дернул за ручной тормоз. «Мерседес» с визгом завертелся вокруг своей оси и выехал на середину дороги. Все вокруг превратилось в одно смазанное пятно, словно они кружились на аттракционе, кружились и кружились… Пайк был уверен, что сейчас они погибнут, что машина перевернется или в них кто-нибудь врежется. Но наконец они остановились, проехав полкруга, и каким-то чудом в нужном направлении. Филипп Гласс по-прежнему надрывал динамики. — Ни фига себе! — сказал Ноэль. — Давай повторим. — Съезжай с этой дороги, мать твою, — сказал Пайк. — Хорошо, хорошо, хорошо. Все под контролем. Ноэль завел двигатель и медленно тронулся. Немного проехав, они увидели подъезд к придорожному кафе и съехали с основной дороги. Здание кафе было отделано деревом и имело покатую крышу, чем напоминало какой-то швейцарский сарай. Ноэль припарковался и заглушил двигатель. Музыка смолкла. Неожиданно стало очень тихо. Некоторое время они сидели молча в машине, глядя в ночь. Опустошенные. Наконец Пайк заставил себя вылезти из машины. — Пошли, — сказал он и вошел в кафе. Пайку стало плохо от такого прилива адреналина. Он прошел мимо пикающих и мигающих автоматов в холле и зашел в ресторан. Здесь горел очень яркий свет и все казалось замершим, словно в момент фотовспышки. Пайк подошел к столу и свалился на стул, тупо уставясь на маленькую табличку «Не курить». Вошел Ноэль и сел рядом, положив руки на стол. Его пальцы отбивали дробь. — Что ты хочешь, Ноэль? — спросил Пайк, его голос сорвался и перешел на хрип. — Я хочу денег и сверхбыструю тачку, — ответил Ноэль. — Я хочу анального секса, орального секса, я хочу подарить Наоми Кэмпбелл жемчужное колье, я хочу колоться и пить, пока меня не вырвет. Я хочу место под солнцем, хочу собственный пляж и самолет на лыжах. Черт возьми, я хочу управлять маленькой страной, я хочу иметь возможность выкуривать по пятьдесят сигарет в день, по сотне за выходные, я хочу есть дерьмовую еду и грести деньги, не нарушая закон. Пайк, я хочу ездить на огромной скорости, как Филипп Гласс, как чертов фейерверк — огненное колесо. Я хочу заряженный член, чтобы поражать дам, я хочу заняться сексом с тремя, с четырьмя, хочу быть сверху, снизу, сзади, сбоку, валетом. Понимаешь, Пайк, когда я хожу в туалет, то сру с кровью, я кашляю с кровью по ночам, у меня выпадают волосы, у меня лишний вес и я болен. Я седой, мне тридцать пять, и у меня полно прыщей. Я — уродливый ублюдок, но я хочу быть мужчиной шестибаночной упаковки. К черту упаковку из четырех банок, к черту слабоалкогольное светлое пиво. Я хочу побольше октана, я хочу с этим умереть. Я не хочу превратиться в несущего бред старикашку, спивающегося и мечтающего о медсестрах, думающего: «А вдруг?» «Вдруг» никогда не случится. «Вдруг» — для неудачников. Видишь? Там снаружи — мир. Ночь. Звезды. Я хочу все это. Все это, Пайки. — Хорошо, Ноэль? А что ты хочешь сейчас? — Ах, да. Яичницу из двух яиц, порцию картошки, фасоли и чашку чая, пожалуйста. Глава двадцать шестая — В чем дело, Смолбоун? — Голос Терри звучал раздраженно. — Соберись. — Я не могу, Терри. Понимаешь, глаза. — А что с глазами? — Они очень сильно болят, Терри… — Бэзил все время моргал. У него было ощущение, что глаза полны песка. Утром, когда он проснулся, то увидел, что белки глаз стали темно-красными, а веки отекли и опухли. Глаза беспрестанно слезились и вызывали жгучую боль. — Думаю, мне нужно сходить к врачу, Терри. Наверное, у меня какое-то заражение. — Никаких врачей. Нам врачи не нужны. — Тогда надо заехать в аптеку. По крайней мере, я куплю капли для глаз. — У нас нет времени. — Но я не могу вести машину в таком состоянии, Терри. Я ничего не вижу… — Бэзил чувствовал, что сейчас разрыдается. Терри все еще пребывал в прострации и был слаб. Бэзил подумал, не покалечил ли его Пайк навсегда. Его краткосрочная память не работала на все сто процентов. Разговор о глазах Бэзила происходил уже в пятый раз. Единственное, что удерживалось в голове Терри, была мысль о том, что им нужно куда-то добраться, хотя он не всегда мог вспомнить, куда именно. Бэзилу казалось, что они будут ехать по дороге вечно. Сейчас он вел машину со скоростью около тридцати миль в час. — Терри, мне необходимо что-то сделать. Глазам все хуже с каждой секундой. Если я ничего не сделаю, то скоро полностью ослепну. — У нас нет на это времени. — Тогда, может, ты поведешь машину? — Нет. Водитель — ты. — Но я ни хрена не вижу! — Незачем употреблять плохие слова. — Пожалуйста, Терри… Посмотри, впереди магазинчик со всякой всячиной. Это не займет много времени. Магазинчик оказался немногим больше гаража, но ему было нужно туда попасть. — Я только на пять минут, — сказал Бэзил, отстегиваясь. — Я куплю «Оптрекс»[49 - «Оптрекс» («Optrex») — фирменное название капель для глаз.] или что-нибудь похожее. — Для чего? — Для моих глаз, Терри. Для моих глаз. — А что не так с твоими глазами? Бэзил вышел из машины и захлопнул дверь. Спотыкаясь, он вошел в магазин и стал искать там капли, буквально на ощупь. В конце концов ему пришлось обратиться за помощью к продавцу. Потом Бэзил вернулся в машину, сел на водительское место и промыл глаза из маленькой пластиковой чашечки. После краткой пытки наступило блаженство. Боль ослабла, и он снова стал видеть. Они тронулись, но вскоре боль стала возвращаться, пока не стала совсем невыносимой. Бэзилу пришлось остановиться и повторить процедуру на скорую руку. Так они и ехали: миля за милей, с болью и мукой. Автострада закончилась, и хотя дальнейшая дорога оказалась вполне приличной двухполоской, теперь Бэзил ехал со скоростью меньше двадцати миль. Терри не помогал, он продолжал задавать все те же вопросы, снова и снова: куда они едут? Почему они едут так медленно? Что у него с коленями? Бэзил был полностью измотан недосыпом и болью в глазах. Наконец он больше не мог этого выносить. — Терри! — сорвался он. — Пожалуйста, заткнись. Я не могу сосредоточиться. — Извини, Смолбоун. Кажется, я не могу чего-то понять. — Может быть, если ты будешь думать о чем-нибудь другом, расслабишься, тебе станет лучше. — Что ты имеешь в виду? — Расскажи мне какую-нибудь историю. Сосредоточься на рассказе. — Хорошо. Какую историю? — Расскажи что-нибудь о себе. Ну, я не знаю, расскажи, как ты потерял глаз. — Мой глаз? — Да. Ты никогда мне не рассказывал об этом. Как это случилось? — Дело было в Испании, — начал Терри. — Да? — Да. Ты там бывал? — Нет, — ответил Бэзил. — Не жалей об этом, там дерьмово. Все, как в Англии, только очень жарко. Такие же магазины, бары, люди. Все, как в Англии. Но жарко. Это смешно, ты потеешь целый день напролет, а если снимешь рубашку, то сгоришь. Так жарко, что даже спать невозможно. Так жарко, что в течение дня с трудом передвигаешь ноги. Я приехал туда на две недели вместе с мамой. — В самом деле? — Да, в Малагу. Самая настоящая дыра. Было несколько приличных, на мой взгляд, баров, но все равно жарко. Мама вообще не выходила из номера. Целыми днями просто сидела в номере и смотрела телевизор: мыльные оперы и все такое, на испанском. — Когда это было? — Мне тогда было восемнадцать. Я до этого работал на складе мороженой продукции, типа гигантского холодильника. Развозил на фургоне мясо и рыбные палочки. Туда приходилось одеваться, как на Северный полюс: перчатки, пальто на меху, сапоги. Это было ненормально, но забавно. Холодно и забавно. Я ушел в отпуск, заработав на него денег. Я решил, что мне следует вывезти куда-нибудь маму. В тот год умер отец. Она была подавлена, понимаешь? Правда, с ней была ее вера, мы тогда молились вместе. Но я решил, что хороший отдых не повредит. Только жарко было очень. Эта жара меня достала. Ты знаешь меня, обычно я довольно уравновешенный человек, меня трудно вывести из себя. У меня легкий характер, но из-за этой жары я стал несколько раздражительным. Я стал для холодка попивать пиво, но из-за сочетания пива и жары раздражительность только усилится. — Извини, что перебиваю, Терри, ты видишь этот знак? Я не могу прочесть, что на нем написано. Они подъехали к кругу, но Бэзил мог с трудом разлепить глаза. — Езжай прямо. — Прямо? Ты уверен? — Да, прямо. — Мне казалось, там написано, что Кардиган направо. — Если ты знаешь, что там написано, зачем меня спрашивать? — Помоги мне, Терри. Они стали ездить по кругу. Бэзил попытался рассмотреть указатель. — Прости, Бэзил. По правде говоря, я не посмотрел на указатель. — Как это, не посмотрел? — Я забыл, ясно? На миг забыл, куда мы едем. Я все забываю… Смолбоун? — Да? — Почему мы едем так медленно? — Я слепну, Терри. Глазные капли не помогают. — Какие глазные капли? — Слушай, прочти, что на указателе, когда мы будем проезжать. Там написано «Кардиган» или нет? — Да, да. Кардиган как раз в эту сторону. Тогда Бэзил свернул, и вскоре они уже ехали вверх по холмам мимо огромного уродливого серого замка к городу Кармартен. Бэзил остановился у тротуара и вновь промыл глаза. На какое-то время он стал видеть лучше и успел удостовериться, что они едут правильной дорогой. Но теперь Бэзил был серьезно напуган. Ему обязательно нужно к врачу. Ха. Смешно получается. Как он может найти врача, если ни хрена не видит? — Поехали, — сказал Терри. — Мы торопимся. — Ради бога!.. — Бэзил вышел из машины. На улице шел дождь. Бэзил поднял лицо к небу, чтобы прохладная вода омыла его горящие от боли веки. Он вытер их, и жгучая боль расколола его голову. Он попытался держать глаза открытыми, но веки дрожали и моргали. Сквозь слезы Бэзил видел смутный водянистый туман. Он закрыл глаза и услышал, как хлопнула пассажирская дверь. Потом послышались звуки шагов Терри. — Смолбоун, — сказал он. — Ты мне нужен. Ясно? Я не смогу обойтись без тебя. Ты не можешь меня оставить. — Прости, Терри, но только если мы доберемся до врача. — Хорошо. Ты знаешь, что я не верю врачам. Но если это единственный способ, ладно. Когда доберемся до Кардигана. — Спасибо, Терри… Но тебе все-таки придется сесть за руль. Терри ничего не сказал. Бэзил чувствовал рядом его дыхание. — Терри? — Я не умею водить машину, Смолбоун, — ответил он. И его голос звучал очень тихо. — О… Вот в чем дело. Вот почему Терри его заарканил. Вот почему он был ему так нужен — Терри не умел водить машину. Бэзилу стало его почти жаль. Он не мог сдержать горький смех. — Что ж, сейчас будешь учиться. — Нет, нет. Я не могу. Я не умею. — Это легко, Терри. — Нет. Вопрос закрыт. Я не сяду за руль. — Послушай, мы поедем медленно. Я научу тебя. Честно, это легко. У нас нет выбора. Терри долго ничего не отвечал, но наконец тихо сказал: — Хорошо. — Вот и хорошо. Я попытаюсь выехать из города. Ты будешь смотреть, что я делаю, а когда мы окажемся на спокойном участке дороги, ты сядешь за руль. Договорились? — Договорились. Терри помог Бэзилу забраться в машину, и Бэзил на ощупь пристегнулся. Даже самые простые действия кажутся сложными, если ничего не видишь. Он почувствовал, как качнулась машина, когда Терри сел на свое место. — Ты знаешь что-нибудь о вождении? — спросил Бэзил. — Нет… Да. Я смотрел, что ты делаешь. Я умею наблюдать за людьми. — Единственное, что вызывает некоторые трудности, это переключение передач. Все остальное довольно просто. — Так? — Тебе нужно нажать сцепление, когда переключаешь передачи… — Сцепление? Что такое сцепление? — Левая педаль. Ты нажимаешь сцепление, двигатель заводится, а потом переключаешь передачу. Вот так… — Так? — Хорошо, вот это — ручка для переключения передач. Вот первая передача, вторая, третья, четвертая… Начинаешь движение с первой, затем переключаешься на более высокую, как только разгоняешься. — А для чего две другие педали? Бэзил понял, что это не так легко, как кажется. — Просто смотри, — ответил он. Каким-то образом он ухитрился выехать из города без происшествий, потом остановил машину, чтобы поменяться с Терри местами. Через двадцать минут Терри научился трогаться так, чтобы машина не глохла, и они поехали зигзагами по дороге. Машина жутко газовала, а коробка переключения передач хрустела, но они все же ехали. Бэзил пытался побороть ужас. Оказалось, очень трудно учить кого-то водить машину, когда ничего не видишь. Когда не можешь понять, не сделал ли твой подопечный какой-то фатальной ошибки. Бэзил чувствовал себя совершенно беспомощным. — Езжай медленно, ладно? — Не беспокойся… Терри вел машину молча. Бэзил чувствовал его громадное напряжение и сосредоточенность. Он слышал его тяжелое дыхание, его кряхтение при каком-то действии. Бэзил потерялся в мире звуков: скрип дворников, свист дороги, гул печки… Автомобильный сигнал. — Что случилось? — Кто-то мне просигналил. Я немного отклонился, чтобы они смогли проехать мимо. — Не важно. Все обошлось. Ты замечательно едешь. Теперь скажи мне, ты знаешь, что делать на перекрестках и кругах? — Да, пожалуй, знаю. — Хорошо. У Бэзила сердце замерло, когда Терри резко нажал на тормоз. Смолбоуна швырнуло вперед. Машина заглохла. — Перекресток, — спокойно сказал Терри. — Ладно, ты все делаешь правильно. Заведи машину снова. Так… что написано на указателях? — Их нет. — Что? Здесь должны быть указатели. — На них нет того места, куда мы едем. — Может быть, это надпись на уэльском? — Может быть. — Хорошо. Я думаю, надо ехать прямо. Через пять минут они подъехали к следующему перекрестку, и снова Терри сказал, что здесь нет указателей, они снова поехали прямо. — Может, ты поговоришь со мной, Терри. Это поможет тебе немного отвлечься, и тогда будет легче вести машину. — Ладно… Договорились. — Ты рассказывал мне об Испании. — Об Испании? — Как ты потерял глаз. — Да… — Ты говорил, что стал там раздражительным. — Да. Там было действительно жарко, понимаешь, а я много пил. Я ходил в бары по ночам и пил пиво. У меня была пара стычек. Мужчины завязывали со мной драку, а я избивал их. Ничего серьезного. Пока однажды ночью я не зашел совсем в другой бар. Там были только испанцы, и только мужчины. Ни одной женщины. Мне это подходило, женщины не должны ходить по барам, из-за них происходят драки. Когда там только мужчины, все обычно тихо и спокойно. Речь не об этом. Двое испанцев заговорили со мной, они были очень неплохо одеты. Один был в костюме, такой небрежный стиль, плейбойский. Другой — в кожаной куртке, очень дорогой. Я еще удивлялся, как он может ходить в кожаной куртке в такую жару, но ему было нормально. Может быть, испанцы не замечают этой жары. В любом случае, мы выпили, прошло какое-то время, и, может, от всего этого я опьянел. Обычно я не пьянею, но в ту ночь напился. Потом пришли эти хулиганы, не английские, испанские. Они были точно такие же, как у нас в Англии, один в один, только немного худее. И они принялись всех доставать, так нагло себя вести. В целом было очень неприятно, им явно не хватало уважения к окружающим. А когда они взялись за моих новых друзей, я, должно быть, вышел из себя. Я навешал им по полной программе — их было только трое, они были испанцами, так что это оказалось легко. Я нокаутировал их, потом они быстренько убрались. Они все поняли. Потом все вокруг начали пить. Я — герой и все такое, пока легавые не прискакали. Испанские, вооруженные. Мои друзья посоветовали мне смыться, потому что ребята, которых я отделал, могут подать на меня в суд. Они вывели меня через заднюю дверь, эти два испанца, на улице у них стоял джип с открытым верхом. Они предложили отвезти меня на ночь к себе, пока полиция не забудет обо мне и прекратит поиски. Я не хотел с ними спорить. Их доводы были логичны. Чудесная ночь, и мне захотелось прокатиться в джипе с открытым верхом. Дорога заняла минут двадцать, и вот перед нами их дом, прямо особняк. Он стоял на холме, очень роскошный, суперсовременный. Я подумал про себя: милое местечко. Мы еще выпили, и следующее, что я помню… Стоп, опять перекресток. — Хорошо. Есть указатель на Кардиган? Шоссе А-407? — Не беспокойся… — Есть указатель? — Я сворачиваю налево. — Терри… — Не беспокойся. Но Бэзил очень беспокоился. Он начал сильно беспокоиться о равнодушии Терри к дорожным указателям. Он начал сомневаться, доедут ли они до Кардигана. Но они должны доехать, верно? Потому что им нужно найти Пайка и Ноэля. Так или иначе, они в Кардиган попадут. Глава двадцать седьмая — Иногда, — разглагольствовал Ноэль, — «Кровавая Мэри» — это единственное средство. — Тогда подожди, пока откроются бары, — принялся убеждать его Пайк. — Или давай зайдем в бар при мотеле. — Нет, нет, нет. Совсем немногие знают, как приготовить настоящую «Кровавую Мэри». А уэльсцы никогда не были известны сибаритством и творческим подходом к выпивке. — Может, просто успокоишься на банке «Спешиал Брю»,[50 - «Спешиал Брю» («Special Brew») — сорт пива.] и все? — Нет. Единственная вещь, которая вернет мне человеческий вид, это «Кровавая Мэри». — Тогда пошли, купим водку и томатный сок, а потом двинемся дальше. — Нам понадобится нечто большее, чем водка и томатный сок. Им и правда понадобилось гораздо больше. В список вошли: вустерский соус, соус «Табаско», херес — «лучше сливки, самую малость» — мускатный орех, черный перец, лимонный сок и семена сельдерея с солью. Последний пункт казался совсем нереальным, но каким-то чудом в местном супермаркете нашлось и это. — Лучше всего, конечно, со льдом, — добавил Ноэль, беря упаковку дешевых стаканов. — Но в такой холодный день это необязательно. — Господи, Ноэль. — Пайк отобрал у него стаканы и положил обратно на полку. — Оставь. У нас осталось всего пять фунтов. — Тогда какая разница? Что ты собираешься купить на пять фунтов? Пайк не знал, что на это ответить. Ноэль положил руку ему на плечо. — Я потерял брата, — сказал Ноэль. — Мои руки горят. Я не спал всю ночь и выпил, возможно, смертельный коктейль из наркотиков. Брось, Пайк, выполни последнее желание человека, приговоренного к смерти. — Валяй. — Пайк положил стаканы в корзину Ноэля и стал смотреть, как тот шаркающей походкой прошел к кассе и расплатился их последними деньгами. Они ходили по супермаркету в Кардигане, на западном побережье Уэльса. Пайк с Ноэлем приехали сюда холодным туманным утром, моросил дождь, а темное небо пронзали лучи серебристого света. Этот серебристый свет вскоре стал серым. Все вокруг было серым. Целый город состоял из серых каменных зданий. Здесь не было ничего красивого, нарядного — только дома, оштукатуренные гравием, все тем же серым гравием. Один уродливый коттедж сменял другой. Здесь царило ощущение одиночества и заброшенности, а город, казалось, был заодно с плохой погодой. И, хотя Кардиган был главным городом в этой части Уэльса, атмосфера здесь была весьма убогой. Может, дело было в том, что они устали, может, это жалкое утро навевало такое настроение, но Пайку и Ноэлю город не понравился. Была половина девятого утра, люди спешили на работу. Продавцы сутулились в своих зимних пальто, офисные работники прикрывались зонтами, по узким улочкам громыхали фургоны и грузовики. Этот город явно держался на летнем туризме, там и сям были разбросаны магазинчики с игрушками, с пляжными принадлежностями, газетные киоски с открытками и всякими безделушками — все было мертво и сейчас, в середине зимы вызывало депресняк. Ноэль занялся приготовлением коктейля на заднем сиденье машины, словно какой-то сумасшедший химик: щепотка мускатного ореха, щепотка семян сельдерея с солью, две измельченные черные перчинки, щедрая порция лимонного сока и хереса и в конце вустерский соус и «Табаско». — Должно гореть, — сказал Ноэль. — Как жидкий огонь. Многие добавляют сюда только по капельке острого «Табаско» и вустерского. Но это не про меня, нет. Наконец все было готово. Ноэль предложил Пайку попробовать, но тот отказался, пить было еще слишком рано. Ноэль сделал первый глоток. На его лице появилось выражение полнейшего блаженства. Он закрыл глаза, причмокнул губами и улыбнулся. — О, солнце взошло. Бог на небесах, и на мир снизошла благодать. Так Пайк и колесил по городу в поисках гостиницы с напивающимся Ноэлем за спиной. Большинство мест было закрыто до лета, и в итоге их направили за город в местечко на Эбериствис-роуд. Им повезло, на пансионе «Пенпарк» висела табличка: «Открыто». Они оставили машину на пустой парковке и стали разглядывать дом. К счастью, он не был оштукатурен гравием. Это было двухэтажное здание, выкрашенное в белый цвет, с примыкающей к нему длинной одноэтажной пристройкой. — Чем же мы заплатим? — спросил Пайк. — Что-нибудь подвернется. Не беспокойся. Ноэль подмигнул ему и вылез из машины. Он подошел к дому и нажал звонок у входной двери с матовым витражом. Вскоре дверь открыла маленькая седовласая женщина в роговых очках. Поверх джемпера у нее свисала жемчужная нитка. — Доброе утро, — сказала она с певучим уэльским акцентом. — Здравствуйте, — ответил Ноэль. — Я знаю, что сейчас очень рано, но, может, у вас найдутся свободные номера? Вы открыты? — Да. Мы открыты круглый год. Мало ли… — Замечательно. И у вас есть свободные номера? — Да-да… Вы хотите два отдельных? — Пожалуй, да. — Ноэль ей улыбнулся. Она развернулась на крохотном крыльце и пригласила их войти. — Как долго вы собираетесь оставаться, господа? — спросила она, пока они шли к небольшому боковому офису. — Мы не знаем точно, — ответил Ноэль. — Дня два, может, дольше. — Вы здесь по делу, верно? — Мы присматриваем недвижимость, — сказал Пайк. — Для агентства. — Понимаю… Сейчас я запишу ваши имена, господа. — Да, — ответил Ноэль. — Я — мистер Гласс, а это — мистер Пекинпах. — Пекинпах? — Да, — уточнил Ноэль. — На конце «х». — Он произнес по буквам. — Сэм Пекинпах. Пожилая дама аккуратно занесла их данные в журнал. — Очень хорошо, мистер Гласс, — наконец сказала она и подняла на него глаза. — Пожалуйста, называйте меня Филипп. — Хорошо, Филипп. Меня зовут миссис Джонс… Элси. Они пожали друг другу руки. — Очень приятно с вами познакомиться, миссис Джей. Миссис Джонс сняла с крючков два ключа и повела их вверх по лестнице. В интерьере преобладала цветочная тема. На обоях с цветочным рисунком висели в рамках фотографии цветов. Ковры тоже были с цветочным рисунком. Цветы стояли и в вазах, и даже на выключателях были картинки с цветами. Оба номера были маленькими и такими же цветастыми, по одной кровати в каждом, но Пайку они показались райскими кущами. Как только он остался один, Пайк задернул шторы, разделся и лег в постель. Кровать оказалась очень мягкой, старомодной — на пружинах, которые прогибались почти до пола. Но это ему не мешало. Было тепло, тихо, и вскоре Пайк уснул крепко и без снов. Он проснулся в два часа дня, чувствуя себя практически в норме. Ванная находилась дальше по коридору, там был электрический душ. Ополоснувшись, Пайк снова натянул на себя свою грязную одежду и пошел к Ноэлю. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. Пайк толкнул ее. Было закрыто. Он снова постучал, а потом пошел вниз. В пристройке находился ресторанчик. На стенах висело множество фотографий с цветами, а на столах лежали салфетки с цветочным рисунком. Только два стола из пятнадцати были накрыты. На стене висели часы и барометр. Задвижная стеклянная дверь вела в ухоженный сад с маленьким декоративным прудом. — Пайк! Пайк обернулся и увидел в дверях машущего рукой Ноэля. Его ошпаренная кисть была упакована в полиэтиленовый пакет. — Что это за хрень? — спросил Пайк. — Миссис Джей раньше была медсестрой. Тут появилась миссис Джонс и улыбнулась Пайку. — Добрый день, мистер Пекинпах, — сказала она. — Филипп рассказал мне, как он умудрился опрокинуть на руку чайник с кипятком. Ожоги не очень серьезные, а это заметно снимет боль. Ноэль показал Пайку свою руку. Внутри пакета, наполненного прозрачным гелем и стянутого на запястье, виднелась розовая кисть, с которой клочьями слезала кожа. — Я чувствую себя на сто процентов лучше, — сказал Ноэль. Выглядел он ужасно. Глаза были красные, с расширенными зрачками. Ноэль явно не спал. — Можно тебя на пару слов, Филипп? — попросил Пайк. — Конечно, Сэм. Пайк открыл стеклянную дверь, и они вышли в сад. Холодный влажный воздух был таким освежающим. За садом как следует ухаживали: повсюду красовались аккуратные клумбы, а землю удобрял толстый слой торфа. — Тебе нужно поспать, Ноэль. Я не хочу, чтобы ты спятил. — Чушь. Я и миссис Джей подружились быстро, как метла с совком. Если это выражение здесь уместно. — В этом я не сомневаюсь, мистер Гласс. — Да. Извини за все. Но это первое, что мне пришло в голову. — Ноэль кинул камешек в темный пруд. — Кроме того, ты неплохо выкрутился. Придумал, что мы присматриваем себе недвижимое имущество. Уэльсцам это нравится, верно? Английские пижоны приезжают сюда и покупают дома. Держу пари, что она член национальной партии Уэльса. Возможно, мы будем убиты во сне. — Да, все может быть. Но, пойми, мы не должны вызывать подозрений. Если что-то сорвется с Паттерсоном, я не хочу, чтобы нам досталось от местных ребят. — Да, да. — Так ты пойдешь отдохнуть? — Я не могу спать, Пайк. Посмотри на меня. Я ж на планете Икс. — Ты в Уэльсе. — Тогда периодически напоминай мне, а то я собьюсь с курса. Если я хотя бы на минуту перестаю концентрироваться, все вокруг начинает казаться мне диким и нелепым. — Просто смотри на вещи легче и проще. — Я всегда смотрю на вещи легко и просто, — ответил Ноэль и подмигнул. — Хорошо. Для начала нам нужно найти Паттерсона. Я думаю, можно начать с телефонного справочника… — Я уже это сделал. Там нет Паттерсона, нет Марти Стоддарт, я даже поискал Мюллера. Безуспешно. Если у него здесь есть дом и есть телефон, то на чужое имя. — Ладно, послушай. Я собираюсь поездить по городу, может, что-то и разузнаю. Ты можешь поехать со мной, если тебе больше нечего делать. Но я бы предпочел, чтобы ты пошел в постель. — Я поеду с тобой. — Тогда двинули. Они вернулись в столовую, и Пайк закрыл за ними дверь. Потом он забрал ключи от машины и свою куртку-дубленку из комнаты и они пошли на стоянку. — Хуже не станет, если мы сначала объездим бензоколонки, — сказал Пайк, забираясь в «мерседес». — Поспрашиваем, может, где-то видели черный джип «чероки» с затемненными стеклами. Не думаю, что по Кардигану разъезжает много таких машин. Потом попробуем в барах. — Хорошо голова работает, Бэтмен. — Ноэль. Ты должен пообещать, что ты будешь вести себя нормально. — Никаких проблем. — Просто не забывай, что Паттерсон убил твоего брата. Частично по этой причине мы здесь. — Я здесь только поэтому. Я стал забывать об этом, но теперь все четко помню. Чес мертв. Вот блин, я знаю, что он был придурком, но он — мой брат. Мы росли вместе, мы делились девчонками… Ну, у меня был «доступ» к работницам его офиса. Я имею в виду… Он был моим старшим братом, но я всегда оберегал его. Он был глуп, ты это знаешь. Он всегда попадал в идиотские передряги, а я занимался тем, что его вытаскивал. У него вечно были какие-то идеи, а я все улаживал помаленьку, когда что-то накрывалось. Но на этот раз меня рядом не оказалось, верно? Я чувствую себя виноватым, Пайк. Я чувствую, что это моя вина. Если бы я только оказался там… — Тогда ты был бы, вероятно, мертв, Ноэль, только и всего. Ты не боец. — Вот поэтому я всегда использую мозги. Господи Иисусе, я не Эйнштейн, но я всегда был самым умным в семье. Он никогда ничего без меня не мог сделать, а я бросил его в беде… — Ноэль начал плакать. — О, господи, Ноэль. Возьми себя в руки. — Извини… — Ноэль посмотрел на свою руку. — Думаю, я еще не совсем пришел в себя после прошлой ночи. Я не хочу получить апоплексический удар. Вот почему я не хочу ложиться в кровать. Если я перестану двигаться, если закрою глаза, то снова окажусь в отцовской ванне с Терри Наджентом, готовым сварить меня заживо. Я никогда в жизни не был так напуган, Пайк. Терри Наджент — самый настоящий психопат. — Теперь мы от него отделались. — Да… — Он ведь не найдет нас здесь, правда? — Нет… Нет… Только… — Что? — Лучше бы ты убил его, Дэннис. Я правда жалею, что ты не убил этого людоеда. Глава двадцать восьмая — Мы заблудились, Терри. Неужели ты не можешь этого понять? Мы где-то свернули не туда. Почему ты не смотрел на указатели? Почему ты не хочешь помочь? — Здесь нет указателей. — Они должны были быть. Господи, если только мы не заехали в такую дыру, где дороги слишком малы, чтобы ставить указатели. — Да, — резко ответил Терри. — Так оно и есть. — Нет. На всех дорогах есть указатели. — А здесь указателей не было. — Не знаю, — сказал Бэзил. — Может, в Уэльсе все по-другому. Может, в Уэльсе не принято ставить указатели. — Да. — Тогда нам нужно изучить карту. Выясни, где мы находимся, и тогда мы сможем все увидеть на карте. — Я не буду изучать карту. Я этим не занимаюсь. Это твоя работа. — Но я ослеп. Я не могу открыть глаза, мать их. — Не ругайся. — Терри, Терри! Хорошо. Терри, послушай, мы спросим дорогу. Если кого-нибудь увидишь, то остановись и спроси, куда нам ехать. — Ладно. Так мы и сделаем. Машина дернулась, и они поехали дальше. Бэзил представления не имел, как долго они так едут. Все это напоминало какой-то ужасный сон, когда никак не можешь проснуться: бесконечная поездка в темноту, в пустоту. Мир без указателей. Единственное, что не давало ему сойти с ума, это история Терри о том, как он потерял свой глаз. Но каждый раз, стоило им прерваться, Терри терял нить рассказа и возвращался к самому началу. Сейчас Бэзил начал думать о том, как бы эта бесконечная история тоже не свела его с ума. Если бы Терри только смог наконец закончить или хотя бы намекнуть, как он потерял глаз. Сейчас, в очередной раз сбившись, Терри снова рассказывал про то, как он понял, что те два испанца — гомосексуалисты. Как он понял, что это был бар для голубых и почему там возникли трудности. И Бэзил вновь приготовился слушать теорию Терри о гомосексуалистах. — Не то чтобы я их не любил или имел что-нибудь против. Просто я уже сто лет не бывал в обществе людей с другой ориентацией. Ты знаешь меня, Бэзил, я человек терпимый. Я принимаю людей такими, какие они есть. Я принял тебя несмотря ни на что, а ведь ты предавался разврату с маленькой девочкой. Не в этом суть. Я просто не хочу, чтобы они подходили ко мне, имели со мной какие-то дела. Я не хочу, чтобы они прикасались ко мне или к моей еде. На земле следует выделить для них какой-нибудь остров, куда бы мы их всех могли послать. Там бы они все могли быть счастливы, а нам бы не пришлось терпеть их присутствие. Если не так, то их следует стерилизовать. — Стерилизовать? — Так, чтобы они не могли спариваться. — Но они… Ладно, неважно. — О чем я говорил? — Что парень в костюме положил руку тебе на ногу. — Верно. Теперь я вспомнил. Мне все стало ясно, и я сказал, что меня это не интересует, но он не обратил на мои слова никакого внимания. Он снова попытался меня облапать, и я ему врезал. Фишка в том, что ему это, похоже, понравилось. С меня было достаточно, и я решил убраться оттуда как можно скорее. Но я был неизвестно где и не знал, как вернуться обратно в Малагу. Я даже подумал, что мне придется убить их. — А где был второй в это время? Тот, в кожаной куртке? — Я как раз подхожу к этому. — Извини. — Я опять ударил парня в костюме, и он размяк, словно маленькая девочка. Принялся извиняться, и я подумал, что теперь мы можем спокойно выпить. Он был очень интересным человеком, образованным, с любопытным взглядом на вещи. Но он начал ерзать, сновать туда-сюда, принося закуску и выпивку, а минут через двадцать сказал, что хочет мне кое-что показать. Тогда я пошел за ним в другую комнату, а там оказался его друг, прикованный к стене и совершенно голый. Я слышал о таких людях раньше. Их называют «эс» и «эм». Садисты и мазохисты. Эти люди любят, когда их бьют. С меня было достаточно, я ударил плейбоя по яйцам со всей силы. Он с хрипом осел. Я посмотрел на второго, прикованного как цепной пес, и увидел, что у него это эрекция. Я собрался ударить и его по яйцам, но тут остановился в онемении. Я кое-что увидел. Я почти потерял сознание. Я много чего повидал в свое время, но такого никогда не видел. У него был продет огромный металлический брусок через самый конец его, ну, понимаешь… — Его пениса? — спросил Бэзил. — Да, именно. Такая гантелища, и прямо через головку. Я никогда ничего подобного не видел. Ты знаешь, что я подумал? — Ты подумал, что у кого-то глаз на лоб полезет. — Э? — Ничего. Не обращай внимания. Это была шутка. — Ладно… О чем я говорил? — Что у парня, прикованного к стене, сквозь член был продет железный брусок. — Да? Послушай, я немного вернусь назад, потому что не могу рассказывать сразу дальше. — Терри… — Мы выпили, так… в баре… — Терри, пожалуйста… — Подожди минутку. Кто-то идет. Машина дернулась и остановилась. — Что я должен спросить, напомни? — Выясни, где мы находимся и как добраться до Кардигана. — Хорошо, договорились. Бэзил услышал, как Терри опустил стекло. Он попытался прислушаться к разговору, но ничего не смог расслышать. Наконец Терри закрыл окно и завел машину. — Ну? — Мы немного сбились с пути. Проехали немного не туда. — Просто продолжай иногда спрашивать дорогу… И здесь где-то должен быть дорожный указатель. Через пятнадцать минут они снова потерялись. Терри забыл, что ему рассказали о дороге, а больше они никого не встретили. Терри продолжал утверждать, что вокруг нет ни одного указателя, а когда они подъезжали к очередному перекрестку, то молча выбирал направление. Они ехали в напряженной тишине, пока он не объявил, что дорога закончилась. Терри попытался дать задний ход, но в конце концов ему удалось развернуть машину, дважды обо что-то ударившись. — Это безумие, — сказал Бэзил. — Мы не знаем, где находимся. — С нами все будет в порядке, — ответил Терри. — Я испытываю жуткую боль и схожу с ума, наверное, я скоро ослепну. В довершение всего мы потерялись в каком-то идиотском, ненормальном месте, где даже нет указателей. — Мне ехать налево или направо? Машина завибрировала и остановилась, мотор перестал работать. — Господи, Терри. Я не знаю. Я понятия не имею, где мы находимся. — Не богохульствуй. — О боже! Давай я попробую что-то рассмотреть. — Бэзил подергал за ручку и открыл дверь. Потом он выбрался из машины. Он стоял и вдыхал свежий воздух. Ему слышался крик чаек, и очень близко — шум морских волн, разбивающихся о скалы. Он улыбнулся. — Терри! Терри! — Что? — прокричал ему Терри из машины. — Это море, Терри? — Да. — Что ж. Кардиган расположен на побережье. Мы можем просто ехать вдоль моря. Мы на севере или на юге? — Я думаю, на севере. — Ты думаешь или знаешь? — Бэзилу приходилось перекрикивать ветер. — Кажется, тот мужчина сказал, что нам надо ехать на юг. — Тогда все в порядке. — Бэзил почувствовал прилив энергии. Так было гораздо лучше. Теперь все будет хорошо. Он подумал, что попытается еще раз открыть глаза… Да, он видел море, серое и неспокойное, под нависшим серым небом. Он обернулся. Здесь стояла машина… Вот дорога… Боль вернулась, даже еще сильнее, чем прежде. Все вокруг стало расплываться, исчезать. Прилагая неимоверные усилия, он открыл глаза еще раз. И здесь, прямо перед машиной, стоял дорожный указатель. Черт. — Терри? Терри выбрался из машины и подошел к нему. — Что? С тобой все в порядке? — Здесь есть указатель. Что на нем написано? — Здесь нет указателя. — Есть. Указатель. Я видел его. — Ты не можешь видеть. Ты сказал мне, что не можешь открыть глаз. — Я видел его… Что на нем написано? — Здесь ничего нет. Тебе, наверное, показалось. — Нет! — Бэзил пошел к машине с вытянутыми вперед руками. Когда он наткнулся на нее, то прошел вперед к обочине дороги, к указателю. — Здесь. Что это? А? Это дорожный указатель. Что на нем написано? — На нем ничего не написано. — Ну же, Терри. На нем должно быть что-то написано. — Нет, нет. Ничего нет. Это не указатель. Это просто… — Что? Что это? — Это указатель, ЕЮ для нас на нем ничего нет. — Тогда что на нем написано? — Ничего. — Что на нем написано? Господи, Терри, ты не можешь прочесть? Что на нем написано? — Бэзил остановился, ошарашенный. Неожиданно он все понял. — Ты не умеешь читать, Терри? — мягко спросил он. Терри ничего не ответил. — Вот почему я тебе нужен. Ты не умеешь читать. Вот почему… Терри по-прежнему ничего не говорил. — Это неважно, Терри. Мы встретим кого-нибудь еще и спросим дорогу. Ты должен, должен был сказать мне раньше. Это ерунда. Мы найдем дорогу. Я схожу к врачу. А потом я снова буду твоими глазами. — Ты ослеп, — хрипло сказал Терри. — Это только инфекция, из-за ведра с дерьмом. Мне необходимы антибиотики. — Это больше не имеет значения, — сказал Терри. — Я знаю. До чего смешно! Бэзилу пришлось потерять зрение, чтобы прозреть и понять. Странные поступки Терри, внезапные вспышки ярости, его отношение ко многому… Все было так очевидно. Бедолага не умел читать и писать. Бэзил почувствовал руку Терри у себя на плече и вздрогнул. — Послушай, Терри. Как ты сказал, это все не имеет значения. Многие люди не умеют читать. Я никому не скажу. Кстати, я могу научить тебя! Как только мои глаза станут получше, я смогу научить тебя читать. Я твой друг, Терри. Ты можешь мне доверять. — Я не глупец. — Нет. Конечно нет. Это никак не связано с чтением. Я никогда никому не скажу. Никогда. — Пошли обратно в машину. — Да. Мы спросим дорогу. Бэзил почувствовал, что Терри развернул его и ведет вдоль дороги. — Терри, мы ведь идем не к машине. Машина в той стороне… — Бэзил попытался снова открыть глаза, но ничего не вышло, боль была слишком сильной. — Не надо… Терри. Бэзил почувствовал, как ветер шевелит волосы. Воздух был соленый на вкус. — Это тайна, — сказал Терри. — Это должно остаться тайной. — Так оно и будет. Терри… — Всё, всё. — Пожалуйста… Терри толкнул Бэзила, и тот полетел. Когда воздух резко вылетел из легких, он вдруг подумал, что теперь так и не узнает конец истории Терри, никогда не узнает, как тот потерял глаз. Он скрипнул зубами. Теперь Бэзил был рад, что ничего не может видеть. Так падение было похоже на полет. Первый удар, когда тело задело край скалы, только закрутил его. Теперь он не знал, где верх, а где низ, не знал, падает он или нет. Может, он летит. Он засмеялся. Он был птицей. Он парил. Он взлетал, а не падал. Второй удар, когда он достиг земли, стал смертельным. Глава двадцать девятая — Они только спросили, видела ли я черный джип «чероки», — сказала Джули Пикфорд. — Во сколько это было? — Красавчик рассматривал себя в большое зеркало возле кровати. Он разглядывал свое длинное бледное обнаженное тело, худощавое и мускулистое. На правой руке красовалась татуировка с тигром, сделанная почти на самом плече, чтобы ее не было видно под футболкой. Его черные волосы спадали на лицо Джули. — Я не знаю, — ответила девушка. — Часов в пять-шесть. Было уже довольно темно. — На чем они приехали? — Зеленый «Мерседес-250». — Ты хорошо разбираешься в машинах. — Приходится, после работы в гараже. Все дни напролет я только и делаю, что смотрю на тачки. Красавчику нравилось смотреть на свое тело, когда он двигался, лежа на Джули, ягодицы то поднимались, то опускались. Он был похож на большую кошку, на пантеру. И так отличался от мягких, округлых форм Джули. По правде говоря, девушка была пухловата, еще с детским жирком, но зато веселая и заводная. — Так что ты им сказала? — Красавчик стал двигаться быстрее, тело Джули мелко задрожало, когда он вошел в нее. — Я сказала, что видела джип. Сказала, что дважды. Ой, осторожней. И только потом подумала, может, не стоило. Потому тебе и рассказала. — Джули буквально задыхалась, ее маленькие пальчики впились в его плечи. — Не так сильно. Красавчик улыбнулся: — Если увидишь их снова, позвони мне на мобильный. — Хорошо. Он был уже на подходе, вот-вот. Красавчик кряхтел между толчками. — Как они выглядели? — Немолодые. Один в очках и весь седой. Другой — лысый, уродливый. — Да. — Громко застонав, Красавчик кончил. Затем он отстранился и плюхнулся на смятые простыни рядом с Джулией. — Молодец, Джули. Правильно, что все мне рассказала. — Я же говорю, в тот момент я ничего такого не подумала, но… Красавчик поцеловал ее в грудь: — Мне пора уходить. — Ты не можешь остаться на ночь? — Джули села в кровати и посмотрела на него сверху вниз. — Моих родителей не будет до завтра. — Нет. Знаешь, куча дел. Красавчик соскочил с кровати и надел трусы. Он провел рукой по волосам, приводя их в порядок. — Я увижу тебя завтра? — спросила Джули, натягивая на себя простыню. — Может быть. — Красавчик… — Послушай, маленькая, — он ее резко перебил. — Помнишь, что я говорил тебе? Не пытайся вертеть мной. Не пытайся охомутать меня. Я не такой, я — одиночка. Я — свободный дух. Если будешь делать из меня муженька, я уйду. Исчезну в ночи. — Извини. — Ладно. В любом случае, я буду в гараже. — Он натянул кожаные штаны и застегнул большую серебряную пряжку на ремне. Он купил этот ремень в Далласе, натуральная кожа гремучей змеи. А пряжка из чистого серебра. Он обошелся ему в сотню долларов. Красавчику нравилась его тяжесть, нравился звук щелчка. — Нельзя оставлять наших гостей одних, верно? — Изогнувшись, он надел футболку и накинул кожаную куртку. — Может, все-таки останешься? — жалобно сказала Джули. — Я могу еще раз ртом, если хочешь. Красавчик рассмеялся: — Очень щедрое предложение, крошка, но я занятой человек. — Он нырнул рукой под простыню и схватил девушку. — Пусть она меня ждет, ладно? Джули захихикала, и он поцеловал ее. Девушка так пахла после секса! — Увидимся, сладенькая. — Красавчик подмигнул ей, надел солнцезащитные очки и вышел из комнаты. Если он поторопится, то застанет Миранду в баре до ухода. Ах, Миранда. Идеальная женщина. На пару лет старше Красавчика, крашеная блондинка. У нее все было чики-поки. Жила в небольшом коттедже за баром. Она была мягкой, теплой и нежной, причем в меру, без глупостей. Она делала по утрам завтрак, штопала его носки и не доставала его каждую секунду. Он снова улыбнулся. Какой же он был сволочью. Именно так он всем и говорил: — Да, я сволочь, и что? В былые времена его назвали бы наглецом, невежей, пройдохой, о таких «героях» написано много книг, но сейчас, в конце двадцатого века, он был просто сволочью. Он был сам себе хозяин, сам черт ему не брат, и одевался соответственно. Только в черное. Все было черное, от байкерских ботинок до родной кожаной куртки «Харлей Дэвидсон» и футболки с «Ганз'н'Роузес».[51 - «Ганэ'н'Роузес» («Guns'n'Roses») — популярная американская рок-группа 90-х гг.] Мужчина в черном, с длинными черными волосами и в черных летных очках — он всегда носил их, никогда не снимал. Будь то день или ночь, очки всегда были на нем. Исключение он делал только для любовных дел. Тогда он их снимал. Женщинам это нравилось. Красавчик вышел в морозную ночь. Ночью в очках было мало что видно, и ему пришлось их приподнять, чтобы найти свой «лэндровер». Он забрался в машину и посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Выглядел он отлично и чувствовал себя отлично. Еще два-три дня, и он свалит из этой дыры восвояси богатым человеком. Красавчик завел машину. Да уж. Богатеньким пижоном. Да, блин, прошла куча времени, с тех пор как он был «основным» в Ноттингемском университете. Чувак со связями, самый крупный дилер в общаге. Красавчик. Его называли Красавчиком с юности, и он действительно был красив: старый добрый байроновский тип. Приближаясь к тридцати годам, он очень боялся разжиреть, но спасибо наркотикам. Ему только нельзя было много пить, нет ничего противнее толстой задницы в кожаных штанах. Но он выглядел отлично. Сильным и опасным. Байкер из преисподней — хотя байкером он не был. Слишком много друзей разбилось на мотоциклах, и он не хотел рисковать. С него хватало крутого имиджа. Это само по себе оказывало желаемый эффект на окружающих. Страх и уважение. Ему нравилось не спеша, развязно заходить в бар и знать, что все люди смотрят на него и боятся. А еще лучше было, когда он вместе с Нодди с ревом разъезжал по уэльским окрестностям в «лэндровере» с припрятанными под сиденьями ружьями. Словно кадры из «Безумного Макса».[52 - «Безумный Макс» («Mad Мах») — американский боевик о жизни байкеров, 1979 г.] Красавчик и Нодди отвечали за эту часть операции. Потом они будут контролировать и продажу, но главное было — обеспечить, чтобы все шло, как надо. В этой глуши, конечно, их никто не домогался. Именно поэтому Доктор выбрал эту часть Англии. Они проводили время на ферме, совершенствуясь в бросании ножей. Бросание ножей и стрельба из самострела. Они уже совсем неплохо овладели самострелом. Их главной целью было — подбить чайку. Нодди подобрался к одной очень близко, задел крыло, но большего им не удалось. Они даже пару раз выбирались пострелять из дробовиков, но потом им запретили. Док отчитал их, сказал, что не хрена вести себя как глупым щенкам. У Дока была лицензия на оружие, но он не хотел привлекать лишнее внимание, рисковать, что кто-то может приехать и начать разнюхивать. Так что им оставался только самострел и ножи. Красавчик засунул в магнитолу кассету с «Нирваной».[53 - «Нирвана» («Nirvana») — американская культовая рок-группа середины 90-х гг.] Сначала было тихо, но потом тишина взорвалась громкой музыкой, и он стал подпевать: — Да, да, да, да, да… Мать их. Все шло как по маслу. Но если эти типы начнут рыскать вокруг, то могут все испортить. Впрочем, у него были соображения на их счет. Он добрался до бара «Виноградная Гроздь» около десяти. Только двое посетителей оглянулось, когда он вошел. К нему здесь привыкли. Нодди сидел у барной стойки, перед ним стояла непочатая пинта пива, а Миранда обслуживала другого клиента. Она наклонялась через стойку, демонстрируя свою большую грудь. — Все в порядке? — спросил Нодди с сильным западным акцентом, когда Красавчик скользнул на табурет рядом с ним. — Да. — Красавчик улыбнулся Солдату. Нодди улыбнулся в ответ, зная, у кого он был. Красавчик обратился к Миранде: — Пинту «Лэндлорда», дорогуша. Нодди любил армейское снаряжение, камуфляж, сетки, банданы, грубые ботинки, всякие ремешки. Нечто среднее между Рэмбо и южно-американским бойцом. Вот почему Красавчик называл его Солдатом или Солдатиком. У них у всех были клички, как у гангстеров. Что ж, обывателями их и впрямь не назовешь. — Здесь кое-кто был, — сказал Солдат. — Расскажи ему, Миранда. — Два чувака заходили, — ответила она. — Да, я знаю, — сказал Красавчик. — Один лысый, другой седой. — Верно. Откуда ты знаешь? — Они повсюду рыскают. Ты им что-нибудь сказала? — Нет. — Миранда протянула ему его кружку. — Но я взяла у них их адрес. — Она улыбнулась. — Замечательно. — Я не просто «куколка». Я сказала, что свяжусь с ними, если что-нибудь услышу. — Где они остановились? — Пансион «Пенпарк», что на Эбериствис-роуд. — Я знаю, где это. Скажи-ка, у этого лысого длинные волосы сзади и по бокам? — Да. Просто ужасная стрижка. — Он пузатый? С длинными худыми ногами? — Да, точно. Ты его знаешь, да? — Наверное. Это брат Чеса. Нас предупредили, что он может появиться и разыскивать его. Тот, что с ним, должно быть, Дэннис Пайк. Миранда отошла к другому концу бара обслужить клиента. — Их, наверное, следует припугнуть, — сказал Красавчик. — Правильно, — ответил Нодди. — Я не прочь немного поразмяться. С этой работкой сойдешь с ума от скуки. — Но нам следует быть очень осторожными, — заметил Красавчик. — Все будет готово через пару дней, и нам совсем не нужно, чтобы кто-нибудь все испортил. Нодди хмуро посмотрел на пиво. — Я знал, что будут проблемы, когда нарисовался этот чертов лондонец. — Я всегда считал его позером, — ответил Красавчик. — Корчил из себя крутого… и вдруг прикатил сюда с этим чертовым трупом. Нодди усмехнулся и покачал головой: — Черт его побери! Псих. Знаешь, нам нужно было избавиться от него еще тогда. Нам нельзя светиться. — Какого хрена! Через два дня нас здесь не будет. Загоним порошок, отметим Новый год, и я свалю. Куда подальше. — По-прежнему метишь в Таиланд? — спросил Нодди. — Да. Устроюсь в хижине на побережье с какой-нибудь малолетней шлюхой в качестве личной рабыни. А что ты будешь делать? — Я подумал наведаться в Штаты, поколесить по Майами или Малибу, а может, махну на Гавайи, займусь серфингом. Миранда снова подошла к ним. Она склонилась к ребятам, ее буфера почти вывалились из блузки. — Ты останешься на ночь, Красавчик? — Не знаю. Мы должны сначала кое с чем разобраться. Зависит от того, сколько это займет времени. Оставь ключ под ковриком. — Хорошо, но, если освободишься слишком поздно, не беспокой меня. Я немного устала. — Может, заскочу утром, быстренько перепихнемся перед работой, а? — Заслушаться можно, сволочь языкастая. — Другой я тебе и не нужен. Я — твоя порция остренького. Миранда посмотрела на него, легкая улыбка заиграла у нее на губах. — Ты просто большой ребенок, Красавчик, — сказала она и взъерошила ему волосы. Глава тридцатая — Все очень вкусно, миссис Джей. — Ноэль похлопал себя по животу. — Очень рада, что вам понравилось. — Миссис Джонс собрала их тарелки. — Очень приятно, когда есть для кого готовить. Может, вы захотите выпить по рюмочке в гостиной? У меня есть бренди. И виски, если хотите. — О, вот это я называю гостеприимством, — ответил Ноэль, вставая из-за стола. — Я разожгла там камин. Надеюсь, гостиная вам покажется уютной. — Великолепно. Ноэль и Пайк вышли из столовой и, пройдя через холл, вошли в гостиную. Они устроились в креслах с цветочным рисунком, стоявших по обе стороны от камина, и стали слушать мерное потрескивание поленьев и ровное тиканье красивых часов на каминной полке. Ноэль вытянул ноги: — Я смог бы привыкнуть к такой жизни. — Даже если нам улыбнется удача, то привыкнуть мы все равно не успеем, — заметил Пайк. — Как только разберемся с Паттерсоном, сразу рванем домой. — Если только мы его найдем. — Понаблюдаем за той бензоколонкой. Он может вернуться. — Шанс весьма слабый, — ответил Ноэль, ковыряясь в зубах. — Это единственный шанс, который у нас есть на данный момент, — сказал Пайк. Вошла миссис Джонс, неся поднос с бутылками и тремя хрустальными стаканами. — Что будете пить, джентльмены? — Я, пожалуй, виски, — ответил Ноэль. — Да, — согласился Пайк, — виски как раз кстати. — Что ж, я составлю вам компанию. Миссис Джонс щедро разлила виски по стаканам и протянула их гостям. — Скажу вам, здесь ужасно трудно найти с кем распить приличный напиток, — сказала она, усаживаясь в третье кресло. — Знаете, уэльсцы такие темные. — Но по говору вы сами отсюда, миссис Джей. — Так и есть. «Сделано в Кардигане». Каждый год я говорю себе, что уеду отсюда. Здесь все поголовно мрачные да угрюмые. Они не умеют наслаждаться жизнью. У вас есть знакомые в Ливерпуле? — Не припомню, по-моему, нет, — ответил Ноэль. — У меня сестра уехала в Ливерпуль. Зовет меня переехать к ней. — А почему вы не едете? — Что я буду делать в Ливерпуле? Я занимаюсь этим пансионом так давно, что не помню, когда начала. У меня есть постояльцы, которые приезжают каждое лето. Я бы не хотела их подводить. Я, конечно, могла бы его продать, но это будет уже не то. Мое сердце здесь, понимаете? — Вы одна ведете хозяйство? — Да, с тех пор, как умер мой Дики. Бог успокоил его душу. Две мои дочки помогают мне летом, когда пансион переполнен. Но зимой здесь ужасно одиноко. Не понимаю, почему я по-прежнему не закрываю его на зиму. Наверное, случайные постояльцы для меня — лекарство от одиночества. Это как-то заполняет пустоту, понимаете? Лучик света в непроглядной тьме. — Нам и вправду уютно, как дома, — сказал Ноэль. — За вас. Все трое задумчиво потянули свои напитки. Так они просидели, болтая, около часа, пока миссис Джонс не заснула в кресле и не принялась громко храпеть. — Знаешь, — начал Ноэль, заново наполняя стакан, — есть же добрые люди на свете. Иногда об этом забываешь, особенно когда ведешь такую жизнь, как у меня. Начинаешь думать, что все вокруг жадные и корыстные. Думаешь, что каждый представитель рода человеческого — продажный и испорченный. Но есть ведь другой мир, верно? Мы иногда можем увидеть проблеск этого мира. Например, когда прилетаешь в Хитроу и смотришь с высоты на эти маленькие забавные домики, словно из детского конструктора. Это мир, в котором люди добры и гостеприимны, они не хотят сделать тебе больно или умыкнуть твой бумажник. Они предлагают тебе чашку чая, предлагают свою машину в виде поддержки, если ты разорился. Но я не могу осесть в этом мире. Я пытался, но так или иначе мои ошибки преследуют меня всю жизнь. — Это не ошибки, — сказал Пайк. — Это Чес. — Да, возможно. — Нам не позволено попасть в этот мир, Ноэль. Мы изгои. Когда мы убили Уильямса и Грина, мы были изгнаны из него навсегда. — Ты опять заладил своё, да? Вечно возвращаешься к той же теме. Почему ты не можешь все это забыть, выбросить из головы? Ладно, ты совершил ужасный поступок, из-за которого чувствуешь себя последним гадом. Но люди делают вещи похуже. Я смотрю на это иначе: не обязательно мой ботинок прикончил его, он бы откинул копыта и без моего участия. — Все не так, Ноэль. Ты не понимаешь. — Не понимаю чего? — Когда я понял, что мы сделали, что я сделал. Когда я осознал, что убил два человеческих существа… — Я знаю, ты чувствовал себя ужасно. — Нет, в том-то и дело. Я чувствовал себя превосходно. В том-то и проблема. Мне понравилось это ощущение. Внутри меня разлилось приятное тепло. Мне было приятно, что я убил их. Я хотел, чтобы это был мой ботинок. — Господи Иисусе! — Вот от этого мне и стало хреново. Именно это вычеркнуло из моей жизни десять лет и превратило ночи в кошмар. Я боялся самого себя, того, на что я способен. Понимаешь? Я мог попытаться вновь совершить убийство. Потому что это не трудно. Если ты хоть раз кого-то убил, все остальное для тебя, что плюнуть. — Что за хрень, Пайк! — Я доказал сам себе, что я — мужчина. Я наконец стал тем, кем хотел стать всегда — реально крутым. Никакого притворства. Никакого вранья. Но все оказалось иначе. Это как скорчить рожу, а лицо таким и останется. Как загадать желание и осознать, что назад дороги нет. Я зациклился на этом. На мысли, что я — чудовище. — Но ты же нормальный парень, Пайк… Я имею в виду. Я не знаю, что имею в виду. — Ноэль сделал глоток виски и подтолкнул кончиком ноги полено в камине. — И что ты собираешься делать всю оставшуюся жизнь? Просто прятаться? — Не знаю. Я много передумал об этом за последние два дня, и я больше не знаю, что делать. Может, я обманываю самого себя. — Ты слишком много беспокоишься, слишком много думаешь обо всем. Это все от того, что живешь один. Знаешь, что тебе следует сделать, Пайк? Рискнуть. Господи, да что ты теряешь? Прежде чем Пайк успел подумать, что сказать в ответ, в дверь позвонили. Раздалось два музыкальных напева. Миссис Джонс не проснулась, и Ноэль выбрался из кресла. — Я посмотрю, кто это, — сказал он. — Жалко ее будить. Он бесшумно прошел по толстому ковру в прихожей к застекленной входной двери. Нащупав включатель, он включил свет и открыл дверь. В дверях стоял мужчина, одетый во все черное и в солнечных очках. — Привет, Ноэль, — сказал он. Ноэль попытался вспомнить, кто это. Он никак не ожидал увидеть здесь кого-то из знакомых. Наконец он вспомнил. — Красавчик? Какого черта ты здесь делаешь? — Именно это я собирался спросить у тебя, Ноэль. — Ищу кое-кого. — Это я знаю, — ответил Красавчик. Ноэль услышал за спиной какой-то звук и, обернувшись, увидел, что Пайк стоит в холле и смотрит на них. — Мистер Пайк, я полагаю, — сказал Красавчик. — Что происходит? — спросил Пайк. Красавчик кивнул через плечо, предлагая им выйти на улицу. Ноэль повернулся к Пайку и пожал плечами. Они вышли. На парковке рядом с их «мерседесом» стоял «лэндровер», и Ноэль узнал парня, прислонившегося к машине, руки в карманах. Это был Нодди, в длинном кожаном пальто. Бишоп кивнул парню, правда, без приветливой улыбки. — Теперь к делу, Ноэль, — сказал Красавчик, закуривая. — Это дело не про тебя. — Он выбросил спичку в цветочную клумбу. — Мы хотим, чтобы ты исчез, понятно? — Непонятно, — ответил Ноэль. — Причем тут вы? — Просто слушай, Ноэль. Не пытайся выдрючиваться. Просто слушай. — Кто эти люди? — спросил Пайк. Ноэль сказал ему. — Слушайте, — продолжал Красавчик, театрально выпуская дым. — Мы здесь проворачиваем одно щекотливое дельце. Солдатик и я — охрана, и мы не хотим, чтобы какие-то пришлые ребята путали нам карты, ясно? Нодди подошел к ним и встал рядом: ноги расставлены, руки по-прежнему в карманах. Он был шести футов ростом, крепкого сложения и выглядел так, словно примерялся для роли в дешевом вестерне. — Нам не нужны неприятности, — сказал Красавчик. — Эти дела вас не касаются. Просто уезжайте, ладно? — Слушайте, — вступил Пайк. — Здесь холодно. Может, перестанете строить из себя недоумков или как? — Нет смысла подливать масла в огонь, — ответил Красавчик и подмигнул Нодди. Нодди приоткрыл пальто, показывая, что вдоль ноги у него болтается ружье. — Я скажу вам, что вы должны сделать, — продолжал Красавчик, улыбаясь. — Это ваша машина? — Да, — ответил Ноэль. — Чудненько. Вы пойдете, соберете свои шмотки, расплатитесь или что там еще, сядете в машину и вернетесь обратно в Лондон. Здешние дела не про вас. Мы хотим, чтобы вы свалили. Мы хотим, чтобы вы забыли, что приезжали сюда. Иначе у вас будут неприятности. — Сейчас поздно, — сказал Ноэль. — Хорошо. Просто из великодушия. Отправляйтесь в кровать, выспитесь и уезжайте утром. Вот так. Это справедливо, верно? — Вы заодно с Паттерсоном? — спросил Пайк. — Не знаю никакого Паттерсона. А с этой минуты и вас не знаю. — Вы прикрываете Паттерсона? — Я же сказал, что не знаю никакого Паттерсона. Теперь идите спать, и чтобы я вас больше не видел. — Скажи Паттерсону, что он напрасно тратит свое время, — сказал Пайк. — Есть только один способ покончить с этим. Всегда был только один способ. Красавчик сделал шаг вперед, одной рукой зажал Пайку рот, а другой сжал его щеки. — Послушай ты, дряхлая развалина, я сказал тебе, — он покачал голову Пайка из стороны в сторону, — я не знаю никакого Паттерсона. Comprende, жопа? Красавчик отпустил Пайка и слегка похлопал его по щеке. — Comprende? Что такое comprende? — спросил Пайк. — Ты — жопа. — Я знаю, что такое жопа, но что такое comprende? — Заткнись, Клоун. Пайк вздохнул и, глядя в сторону, пробормотал: — Все строят из себя крутых. — Ни о чем не беспокойся, старичок, — сказал Красавчик и еще раз покровительственно похлопал Пайка по щеке. — Спокойной ночи, туристы, — сказал Нодди. Потом они, смеясь, забрались в машину и с шумом уехали в ночь. — Ну, что ты об этом думаешь? — спросил Ноэль, наблюдая, как свет фар постепенно исчезает во тьме. В ночном воздухе повис запах машинных выхлопов. — Я думаю, что наш друг Герман-Херман мог с тем же успехом наврать нам, Ноэль. — Такая возможность очень вероятна, Пайк. Очень даже вероятна. Что мы теперь будем делать? — Мы допьем, что у нас осталось, хорошенько отоспимся и посмотрим, что принесет завтрашний день. — Хорошая мысль. Глава тридцать первая Терри Наджент безуспешно искал кнопку включения печки, когда неожиданно с боковой дороги вылетела серебристая «ауди». Терри увидел ее слишком поздно, вывернул руль, пытаясь избежать столкновения, но врезался ей прямо в перед, и его «воксхолл», накренившись, съехал с дороги и уперся в каменную стену. Двигатель несколько секунд потарахтел, потом, жалобно взвыв, заглох. Из-под капота пошел дым. Терри выбрался из машины, чтобы оценить повреждения. Весь перед капота «воксхолла» был смят. Он посмотрел на «ауди»: та была лишь слегка поцарапана. Водитель открыл дверцу и вылез из машины. Какой-то бизнесмен в костюме. Он посмотрел на свою машину, потом на «воксхолл» и, наконец, на Терри. — Я ничего говорить не буду, — сказал он. — Ты разбил мою машину, — сказал Терри. — Ты ее расплющил. — Я ничего говорить не буду. — Посмотри на мою машину. — В любом случае, вы ехали слишком быстро, — сказал бизнесмен. — Я не мог вас видеть. — Я не ехал быстро. Я ехал медленно. Это твоя вина. — Я ничего говорить не буду. — Мужчина достал маленький кожаный ежедневник из кармана и вынул из него ручку. — Лучше продиктуйте мне свое имя и адрес по страховке. — Он смотрел на Терри, держа ручку на весу. Терри забрался в свою машину и попытался завести двигатель. Он немного покрутился, потом что-то лязгнуло так, что сотряслась вся машина. — Эй! — Бизнесмен наклонился к окну. — Вы поцарапали мою машину. Вы не можете просто так уехать. Мне нужен номер вашей страховки. — Это была твоя вина, — повторил Терри. — Я ничего говорить не буду. Ваше имя? — Ты разбил мою машину, — сказал Терри и вылез наружу. Они находились неизвестно где, окруженные только полями и деревьями. Терри не попадалось ни одного дома, по крайней мере, минут пять. Небо было серым и набухшим. Казалось, дождь мог обрушиться на них в любую минуту. — Имя? — повторил бизнесмен. В его голосе слышалось явное нетерпение. Терри обошел «воксхолл» и забрал свои вещи из багажника. — Что вы себе думаете? Что вы делаете? Терри подошел к серебристой машине и открыл водительскую дверь. — Я спросил, что вы делаете? — Я спешу, — сказал Терри и сел за руль. Приборная панель отличалась от той, что была в машине Бэзила, но не настолько, чтобы он не смог разобраться. — Послушайте! Что вы, черт побери, надумали делать? — Бизнесмен рванул на себя дверь. Терри вылез из машины и ударил мужчину головой, от чего гнойная опухоль на лбу лопнула. Бизнесмена ударом отбросило с дороги прямо в кювет. Терри почувствовал головокружение, у него зашумело в ушах. Он встряхнулся, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Через некоторое время все прояснилось и он снова был в норме. Он посмотрел на бизнесмена, который сидел в кювете и смотрел на Терри. Он был бледен, только желто-красное пятно красовалось у него над глазом. Мужчина выглядел потрясенным и испуганным. Терри вытер лоб, шмыгнул носом и натянул свою шапочку на лоб. Он тупо посмотрел на мужчину, потом на машины. В голове было абсолютно пусто. Черт возьми! Ему нужно сосредоточиться. Этот удар головой отбросил его назад. Неважно. Он со всем справится. Он куда-то ехал. Да. Думай. Куда-то в Уэльсе. Что бы Бэзил сделал в такой ситуации? Он бы посмотрел записи. Вот где ключ. Вот где все ответы. В записях. Там, на побережье, он забрал у Бэзила все. Спустился вниз с утеса и опустошил его карманы. Там было много разных бумажек, много записок. Терри представил Бэзила, выходящего из спальни Чеса в Лондоне: он держал в руке бумажки. Так они нашли адрес в Бате. Может быть, и новый адрес там где-нибудь написан. Прежде Бэзил в них не заглядывал. Да. Он правильно думает. Верно думает. Терри достал кипу бумажек из кармана. Мужчина все еще сидел в кювете и слегка дрожал. Он был похож на животное, сбитое машиной. Терри присел рядом с ним на возвышении и протянул ему бумажки. — Прочитай их мне. — Что? — Бизнесмен смотрел на него широко открытыми, блестящими глазами. — Прочитай мне, что здесь написано. Здесь, на бумажках. Прочитай мне. — Я не понимаю, — голос водителя звучал печально. — Послушай. Это очень просто, — сказал Терри. — Я хочу, чтобы ты прочитал мне все, что здесь написано. — Прочитать? — Да. Это что, необычная просьба? Я имею в виду, ты умеешь читать? — Нет… то есть да. — Хорошо. — Извините, извините. — Мужчина дважды моргнул и начал читать, его голос дрожал. — Яйца, молоко, кексы «Джаффа»… — Нет, — перебил его Терри. — Читай только адреса. Имена и адреса. — Хорошо. Извините. — Он перебрал листочки. — Энди, Колледж Роуд, 32… — Дальше. — Герман, Королевский Полумесяц, 6… — Да, — Терри улыбнулся. — Его я помню. Бизнесмен читал все подряд, перебирая бумажки, пока Терри вдруг не остановил его: — Прочитай-ка еще раз. — Ферма на холмах, Кардиган. — Это то, что мне нужно. — Здесь есть карта, — сказал мужчина, показывая Терри листок. — Карта? Расскажи мне, что на ней. Расскажи, как я могу туда добраться отсюда. Мужчина принялся изучать схему: — Так. Отсюда вам нужно ехать на север. — Он показал вниз на пустынную дорогу. — Туда. Пока не упретесь в шоссе А-487, это главная дорога, ее пропустить невозможно. Когда доедете до нее, то свернете налево, по направлению к Кардигану… Он дал Терри точные указания относительно дороги, и Терри заставил его повторить их несколько раз, пока у него в голове не осталась четкая картинка. Бэзил бы мог им гордиться. В целом Терри чувствовал себя этим утром уже лучше. Головная боль притупилась, хотя удар, нанесенный бизнесмену опять ее вернул. Колени все еще немели и побаливали, но он знал, что ему нужно их разминать, двигаться, но так, чтобы они не задевали друг друга. Ночь он провел на заднем сиденье «воксхолла». После того как он столкнул Бэзила с утеса, он ехал бесцельно часа два, стараясь убраться как можно дальше. Наконец, найдя тихую дорогу, он решил припарковаться там на ночь. Терри было немного жаль Бэзила. Ведь он довольно часто ему помогал, с тех пор как они вышли из «Уодсуорта», но так было нужно. Тайна есть тайна, а если хоть один человек о ней узнает, то это больше не тайна. Так что теперь ему придется обходиться без помощи этого совращателя малолетних. Как бы то ни было, этим утром он многого добился. Терри спрашивал у пары прохожих дорогу на Кардиган и, казалось, был уже недалеко. Но тут этот козел в него врезался. Что ж, в конце концов все обернулось к лучшему. Теперь он точно знал, куда ему надо ехать. Он встал, забрал у мужчины все бумажки и поблагодарил его. Потом подошел к «ауди» и открыл дверь. Нет. О чем он только думает? Этот бизнесмен все знает. Куда он едет и все остальное. Может, он даже догадался, что Терри не умеет читать. Терри вздохнул. Какая досада. Он обернулся и пошел обратно к бизнесмену. Мужчина смотрел на него и, наверное, все понял. Он вскочил с тихим блеяньем, перебрался через каменную стену и рванул в поле. Терри побежал за ним быстро, насколько позволяли разбитые ноги. Он перескочил через стену, но при падении вновь ушиб колени и с возгласом упал. Поле было очень грязным и скользким после дождя. Ноги Терри мучила сильная боль, но он поднялся и побежал вслед за мужчиной. Бизнесмен тоже застрял, он поскользнулся на глине. Терри видел, что у его шикарных кожаных ботинок была скользкая подошва. Здесь она его подвела. Мужчина весь перемазался в грязи. Терри подхватил длинную палку и побежал за ним. Бизнесмен снова упал и только начал вставать, когда Терри приложил его палкой. Тому так и не удалось подняться. Терри перевернул его на спину и надавил палкой на шею, придерживая руками за концы. Своим весом он вдавливал мужчину в землю. Бизнесмен сопротивлялся, хватался за палку, извивался как змея, его лицо стало багровым. Он смотрел в лицо Терри и пытался что-то сказать. Терри оглядел поле. Они находились на вершине холма. Казалось, поле простиралось бесконечно долго. В небе кружили и кричали птицы, невдалеке паслись овцы. Ему всегда нравилось бывать за городом. Терри вспомнил, как путешествовал еще ребенком с отцом и матерью. Они забирались в лес Эппинг[54 - Лес Эппинг (Epping Forest) — большой лесопарк на северо-востоке Лондона.] и устраивали пикники. Он вобрал полные легкие свежего воздуха. Ему действительно нужно почаще выезжать на природу. Теперь мужчина перестал сопротивляться. Терри убрал палку и прощупал пульс на шее. Все в порядке, с ним покончено. Он спрятал тело под стеной, отряхнулся и вновь забрался в «ауди». Терри завел двигатель. Звук был более приглушенным и тихим, чем у машины Бэзила. Он попытался тронуться. Машина дернулась и поехала вперед рывками, потом заглохла. Он снова завел двигатель и отпустил сцепление на сей раз более осторожно, но ему все равно казалось, будто внутри машины сидит какой-то зверь, готовый вырваться на волю. Поначалу это напугало Терри: если он хоть на минуту расслабится, то все пойдет наперекосяк. Но он быстро привыкал к новой машине, ему даже стала нравиться скрытая в ней мощь. Может, все и к лучшему. Когда они идентифицируют тело Бэзила, то, возможно, займутся поисками его машины. Замечательная мысль — бросить «воксхолл» здесь. Только потом, когда они найдут второе тело, они, конечно, станут искать и его «ауди». Подумаешь. Он бросит ее незадолго до того, как доберется до фермы. Немножко прогуляется в самом конце. Пока его никто не видел, он вне подозрений. У него был хороший план, только все несколько усложнилось. Без помощи Бэзила было намного труднее. Тем не менее Терри был уверен, что найдет то, что ищет. Правда была на его стороне. Он слегка надавил на акселератор и рискнул переключить передачу. Не может быть, да, он поехал! Терри заулыбался как ребенок и посмотрел на спидометр. Сорок миль в час. Для него это рекорд. Глава тридцать вторая Пайк умывался в маленькой раковине, что находилась в номере, когда услышал, что Ноэль зовет его и стучится в дверь. — Открыто. Ноэль вошел с выражением лица, которое, казалось, говорило: «Тебе это понравится». — Они здесь, — сказал он. — Кто? — Чип и Дейл. Пайк плеснул воды на лицо. — И что? — Они собираются выпереть нас из города с вооруженным эскортом. — Да? — Пайк вытер полотенцем лицо. — Они дали нам пять минут на сборы. — Неужели? — Да. Что мы будем делать? Пайк натянул свою рубашку. — Я собираюсь сделать то, что нужно было сделать уже давно. — Что? — Я собираюсь со всем покончить. — Ты имеешь в виду… — Первое, что я хочу от тебя, Ноэль, это порцию классной «Кровавой Мэри». — С удовольствием. — Ноэль потер руками и, хихикая, вышел из комнаты. Пайк сел на краешек кровати и надел носки. Сейчас он старался выкинуть из головы все лишнее, закрыться, загнать эмоции внутрь, укрепить внешнюю броню и собрать всю волю в единый мощный кулак. Сначала собранность, потом взрыв. Отыскав свои кеды, Пайк надел их и зашнуровал. Он сделал глубокий вдох и надолго, до предела, задержал дыхание. Потом медленно выдохнул. Казалось, в это время он сбросил годы. Туман в голове рассеялся. Пайк сделал еще пару глубоких вдохов, потом выровнял дыхание. Он чувствовал, как при этом наладился сердечный ритм. Он стал практически невесомым. Вся путаница, что царила в его голове, бесследно исчезла. Больше ничто не отвлекало, ничего не было важно. Ноэль вернулся с двумя стаканами, наполненными густой и темной «Кровавой Мэри». Он протянул один стакан Пайку, и они чокнулись. — До меня дошло, Ноэль, — сказал Пайк. — Когда у тебя нет ничего, то и терять нечего. — Он выпил, и «Кровавая Мэри» обожгла его нутро. — Ну? — жадно спросил Ноэль. — Что ты думаешь? — Потрясающе. — Пайк встал. — Я готов встретить новый день, Ноэль. — Ты сделаешь это, верно? Ты созрел. Полное «дидли». — Полное «дидли», Ноэль. — Он сделал еще глоток и закрыл глаза, наслаждаясь последними каплями. — Полное «дидли». — О, благой день! — сказал Ноэль. — С возращением, Пайк. — Возвращаться приятно. — Тогда пошли. Пайк открыл глаза: — Пошли. Они вышли из комнаты и стали спускаться вниз по лестнице. Красавчик стоял в холле, прислонившись к стене рядом с большим зеркалом. В руке он держал большой охотничий нож, нацеленный на ковер. Пайк ничего не сказал, просто продолжал идти, не останавливаясь. Он пересек холл огромными шагами и приблизился к Красавчику, прежде чем тот успел понять, что происходит. Пайк пошел в отрыв. Он схватил Красавчика рукой за шею, буквально пригвоздив к стене. Другой рукой он сильно ударил его по лицу. Красавчик закричал от боли. Пайк снова ударил его и выхватил у него нож. Он кинул нож в сторону, и Ноэль подобрал его. Продолжая держать Красавчика за шею, Пайк протащил его через столовую и бросил в стеклянную дверь, ведущую в сад. Мужчина упал назад, разбитое стекло обсыпало его кожаную куртку. Не останавливаясь, Пайк подхватил Красавчика и бросил его в декоративный прудик. Затем он присел на корточки и с полминуты держал голову Красавчика под водой. Вода была ледяная, но Пайк этого не замечал. Это напоминало сон или танец, когда тело делает все само по себе. Он вытащил Красавчика. Тот хватал воздух ртом и трясся, водоросли застряли в его волосах, а из солнечных очков выпала одна линза. Пайк отшвырнул его в сторону и оставил лежать, блюющего, на сырой траве. Пайк вошел в дом. Миссис Джойс стояла в столовой вместе с Ноэлем и смотрела на разбитое стекло. — Доброе утро, миссис Джей. — Доброе утро, мистер Пекинпах. — Мистер Пекинпах поймал грабителя, — сказал Ноэль. — О-о. Пайк вышел через парадную дверь, ни на секунду не останавливаясь. Нодди сидел на переднем сиденье «лэндровера» и курил сигарету. Его ноги торчали из-за двери, а сбоку висело ружье. Он увидел приближающегося Пайка, отбросил сигарету и попытался выхватить ружье. Пайк с силой толкнул дверь, ударив по стволу ружья и ноге Нодди. Это дало Пайку время, чтобы обойти машину и вытащить Солдатика наружу. Пайк толкнул его на клумбу, схватил ружье за ствол и принялся избивать им Нодди. Тот пытался прикрыться от града ударов, но бесполезно. — Не надо, не надо. Пожалуйста-а, — повторял он снова и снова, в то время как Панк его дубасил. А Пайк продолжал бить, пока ружье не сломалось пополам. Тут появился Красавчик. Он, хромая, шел из сада. Увидев Пайка, стоящего со сломанным ружьем над Солдатом, он бросился бежать. Пайк пошел за ним, а Красавчик тем временем выскочил на дорогу. Проезжавшая мимо машина резко вильнула, чтобы избежать столкновения, водитель просигналил и поехал дальше по дороге. Красавчик упал, и Пайк схватил его за волосы. Дэннис потащил его обратно на парковку, а тот все время визжал и пинался. Нодди стоял, опираясь на все четыре конечности, и стонал. Пайк ударил его ногой по лицу и бросил Красавчика рядом. Представление закончилось. Ноэль вышел из дома, держа в руках нож. — Вот те на! — только и смог он сказать. — Миссис Джонс в порядке? — Да. Я сказал ей, что не стоит беспокоить полицию. Сказал, что мы сами разберемся. — Хорошо. Тогда давай закончим. Они затолкали этих двух котят в «мерседес». Красавчика посадили за руль, а Пайк сел рядом с ним, приставив нож к животу. Ноэль устроился сзади вместе с Солдатом, который испытывал такую боль, что не мог ничего делать, просто свернулся калачиком и стонал. — Хорошо, — сказал Пайк. — Поехали. — Я не могу, — ответил Красавчик. — Думаю, ты мне что-то сломал. — Вот беда-то. — Бросьте, ребята. Пайк чуть сильнее вдавил нож, и тот замолк. — Вези меня к своему главному, — сказал Пайк, и Красавчик завел машину. Музыка Филиппа Гласса тихо полилась из динамиков, и Пайк не стал ее выключать. Они ехали к морю по узкой виляющей дороге. Здесь не росли деревья, и за поросшими травой крутыми холмами виднелась только голая, потрепанная ненастьем, незащищенная равнина. Пайк изучал указатели, сообщавшие о странных, неведомых местах: Мвнт, Гвберт, Фелинвинт… Дорога была такой узкой, что проехать по ней могла лишь одна машина. В одном месте им пришлось остановиться и сдать немного назад и в сторону, чтобы пропустить трактор. Все молчали. От дыхания и тепла четырех потных тел запотели стекла. Пайк включил обогрев стекол на полную мощность. Через несколько минут они въехали на гребень холма и увидели внизу море: необъятное, серое, туманное, сливающееся на горизонте с небом. Потом они повернули и прекрасный вид скрылся за склоном. Проехав еще немного, Красавчик свернул на изрытую колеями грязную дорогу, которая шла через широкое поле. Взошло солнце, его лучи пробивали темные облака, и отражение неба заиграло на капоте машины, медленно плывя. Ветер свистел и шумел, пронизывая машину, и кроме него ничто не нарушало тишину окружавшего пейзажа. Только внутри машины беспрерывно играла музыка. Впереди показалась старая ферма с заостренной шиферной крышей. Она была похожа на игрушечную модель. Мощеный двор, сараи, туалет и трактор. Как только они подъехали поближе, стало видно, что все здесь разваливается: дерево потрескалось и сгнило, краска облезла. Трактор во дворе заржавел и зарос сорняками. В крышах сараев виднелись дыры. Черный джип «чероки», с затемненными стеклами, стоял на той стороне поля рядом с маленьким грязным фургоном, который, как и все здесь, видал лучшие времена. Забрызганный грязью «рэнджровер» был припаркован рядом с домом. Красавчик поставил машину рядом с «рэнджровером», и они вышли. Пайк потащил Красавчика к двери и заставил его открыть ее. Они вошли на кухню. Там было темно и пахло капустой. В центре на неровном каменном полу стоял большой дубовый стол, на котором лежали коробки с консервами и овощами. На газовой плите что-то кипело в большой кастрюле, издавая неприятный запах. По стенам были развешаны тусклые медные сковородки, какая-то старинная деревенская утварь и заряженный самострел. — Где все? — спросил Пайк. — Не знаю. — Красавчик пожал плечами. Пайк сильнее ткнул его ножом. — Может быть, внизу, в лаборатории. — Показывай. Красавчик вывел их из кухни в узкий коридор. Под ступеньками обнаружилась гнилая деревянная дверь, он толкнул ее, и она проскребла по полу, скрипя дверными петлями. — Вниз, — сказал Красавчик. — Тогда пошли. — Пайк толкнул его, и тот, споткнувшись, перескочил через две ступеньки, прежде чем успел ухватиться за перила. Дальше они спускались медленно. Это не было похоже на лабораторию в понимании Пайка. Скорее некая смесь инженерной мастерской и помещения для школьных экспериментов. Кроме двух-трех механизмов, о предназначении которых Пайк даже не догадывался, здесь было множество пластиковых ведер и ёмкостей для промывки, соединенных километрами грязных резиновых труб. Здесь стояли чаши с кристаллами и различные бумажные мешки и канистры, наполненные химикатами и порошками. Нашлись даже потрепанные промышленные весы, как большие, так и маленькие, а также печка, работающая на сжиженном бутане и извергающая сухие, вонючие испарения. На пластиковом мусорном ящике спала, свернувшись клубком, кошка. У одной стены стоял большой холодильник, а рядом нечто вроде огромной скороварки. Все было очень ветхим и грязным. Ноэль и Нодди с грохотом спустились вниз. Ноэль прокашлялся и посмотрел вокруг. — Привет, — закричал Пайк. — Кто-нибудь дома? — Боюсь, что да, — раздался глубокий вежливый голос. Пайк обернулся и увидел мужчину, стоящего наверху лестницы. Он был очень высокий и очень худой, лет примерно сорока — пятидесяти. С растрепанными светлыми волосами и длинной чахлой бородкой, доходящей до груди, в белом халате, подвязанным веревкой, и зеленых резиновых сапогах. А еще он держал обрез. Который был нацелен в голову Пайка. — Черт побери, — сказал Ноэль. — Вот и Рэмбо с пушкой. Пайк держал Красавчика за шею. — Если ты выстрелишь, — сказал он высокому мужчине, — то можешь попасть в нас обоих. Высокий мужчина пожал плечами. Пайку было нечего сказать. Таких людей он не понимал. С Нодди и Красавчиком было просто и понятно — слабаки, которые корчат из себя крутых. Понятно, как нужно себя вести с подобными людьми, с людьми в кожаных куртках. Но этот тип? Пайк не знал, как тот может среагировать, на что он способен. Все дело было в резиновых сапогах. Если бы на нем были армейские ботинки или «мартинсы», тогда его можно было бы понять, но резиновые сапоги… Пайк опустил нож и отпустил Красавчика. — Здравствуй, Ноэль, — сказал высокий мужчина с нарочитым оксфордским акцентом и стал медленно спускаться по лестнице. — Веселый Доктор, — сказал Ноэль. — Познакомься, это Дэннис Пайк. Пайк кивнул Доктору, тот кивнул ему в ответ. Потом он смерил двух побитых охранников неодобрительным взглядом. — Боже мой, какая неприятность. — Его голос звучал, как у сердобольных ведущих «Би-би-си» в былые годы черно-белого телевидения. Красавчик выглядел смущенным, он уставился в пол. — Мы пытались припугнуть их, но… — Заткнись, Красавчик. — Пижон посмотрел на Пайка с Ноэлем. — Вам лучше подняться наверх. Здесь вы мне ни к чему. Он передернул ружье, и они все пошли вверх по лестнице. Выйдя на кухню, они увидели за столом Чеса. Тот явно нервничал. — Какой сюрприз, — сказал Пайк. Глава тридцать третья Чес поднял руки вверх, как бы признавая поражение: — Что я могу сказать? — Для начала можешь извиниться, — ответил Ноэль. — Ты знаешь, через что мне пришлось пройти из-за тебя? — Так было нужно. — Почему? — Такова жизнь. — Сколько раз я уже это слышал, Чес, — сказал Ноэль устало. — Эй, вы все, заткнитесь, — прикрикнул Док. — Единственный вопрос на повестке дня — это что нам делать с этими дружками. — Убить их надо, — угрюмо вмешался Красавчик. Он все еще был в мокрой одежде и слегка дрожал на холодной кухне. — Спасибо, Красавчик, — ответил Док. — Очень ценное предложение. Я же предлагаю закрыть их пока в кладовой. Об остальном подумаем позже. Красавчик подошел к Пайку. Еще раньше он снял свои разбитые черные очки, а без них его глазки казались маленькими и нерешительными. — Я убью тебя, говно, — сказал он, тыкая Пайку в лицо своим желтым от никотина пальцем. Пайк поднял вверх руку и ударил основанием ладони прямо Красавчику по подбородку. Челюсти последнего клацнули, и он отлетел, ударившись по дороге о край стола. Так он и остался лежать на полу, оглушенный или мертвый. Пайка это не волновало. — Достаточно, — сказал Док. — Нодди, открой дверь в кладовую. Держась за бок, Нодди, хромая, подошел к двери голубого цвета и открыл ее большим ржавым ключом. Затем он дернул за веревку и внутри зажглась длинная яркая лампа, осветив вытянутую комнату без окон с рядами пустых полок. Док жестом направил Пайка и Ноэля к двери, и те неторопливо двинулись туда. — И ты, Чес. — А? Что? — В голосе Чеса чувствовалось напряжение и обиженность одновременно. — С меня достаточно этого трепа, — ответил Доктор. — Иди туда, мне нужно подумать. — Но я на твоей стороне, Док. — Это не игра в ковбоев и индейцев. Иди за ними. Так они втроем вошли в кладовку, и Нодди закрыл за ними дверь. Пыль висела в воздухе и тут же набилась в легкие. Пайк расстегнул куртку и засунул руки в карманы. — Вот очередная передряга, в которую ты меня втянул, — сказал Ноэль Чесу. — Господи, — горько отозвался Чес. — Если вы, умники, испортите мне это дельце… — Заткнись, Чес, — отрезал Пайк и сел на коробку с сухой фасолью. В комнате было очень холодно, она, похоже, предназначалась для той же цели, что и холодный погреб, — для хранения продуктов. С потолка свисала пара железных крюков, а полки были большими и крепкими. — Что он здесь делает? — спросил Ноэль. — Кислоту? — Эм-дэ-эм-а, — ответил Чес, оживляясь. — Экстази. Метилендоксиэнметамфетамин, если быть точным. Хватит, чтобы поставить Лондон на уши на целый месяц. Они здесь все лето устраивались. Готовились к Рождеству и Новому году. Мне и нужно-то было — приехать с солидными бабками и выкупить свою долю. Двадцать пять тысяч баксов дадут мне прибыль в двести пятьдесят тысяч — четверть миллиона. Все мои проблемы были бы враз решены. Чес посмотрел на Пайка: — Но у меня не было таких денег, верно? — Почему ты мне не рассказал, Чес? — спросил Ноэль. — Ты бы позволил мне обчистить Пайка? — Ну… — Кроме того, — продолжал Чес, — все должно было пройти шито-крыто. Они настаивали на этом. Строжайшая секретность. Я должен был приехать сегодня вечером с деньгами, а уехать с полным кузовом экстази. Он подул на руки и повернулся к Пайку. — Ты ведь все понимаешь, да? Я бы смог вернуть тебе деньги после Нового года. Сейчас все пошло бы нарасхват, я продал бы большую часть за пять минут. Мне очень жаль. Но ты должен мне позволить так и сделать. Я не могу сейчас пойти на попятную. — А все эта лажа с Германом? Типа ты умер, и все такое? — спросил Ноэль. — Мне нужно было выиграть время, — ответил Чес. — Я должен был сбить вас со следа. Он снова посмотрел на Пайка. — Четверть миллиона, Дэннис. Подумай об этом. — Чес, ты единственный человек в мире, который способен разориться на продаже наркотиков, — ответил Пайк. — Господи, я знал, как ты среагируешь. Как только я увидел твою хреновенькую квартирку. Я подумал: Пайк стал добропорядочным. — Да, стал добропорядочным и не захочет иметь с этим ничего общего. — В любом случае, ты ничего не сможешь сделать, чтобы остановить меня. — Чес, — очень спокойно сказал Пайк, — ты просто отдашь мне деньги, вот и все. Я не хочу делать тебе больно. А эти клоуны могут делать все, что им угодно. — Нет, Пайк, — зло ответил Чес. — Я не позволю тебе. Боже, я зашел слишком далеко. Я так близок к желаемому. За дверью послышались крики, звуки ломаемой мебели, сильные глухие удары. — Посмотри, чего ты добился, — сказал Чес, показывая на закрытую дверь. — У меня все было на мази, шло гладко… Пайк его больше не слушал. Теперь он чувствовал себя очень уставшим. Ясность улетучилась из головы, а от «Кровавой Мэри» прихватило желудок. Он избил двоих мелких охранников. Бедных идиотов, которые насмотрелись американских фильмов. Что теперь? Что это доказывало? Что он все еще может кого-то избить? Это не решало его проблем. Он вновь оказался там, где был. Он не может измениться. По-настоящему — никогда. Пайк посмотрел на Ноэля. Он был счастлив, что брат нашелся, но злился, что живой Чес втянул их во всю эту переделку. В мирке Ноэля все было просто. Ты должен кем-то быть, сказал Ноэль. Но на самом деле он имел в виду: «Ты должен быть со мной». И все должно быть, как всегда. Ноэлю нужно было, чтобы Пайк оставался Пайком, был таким, каким его себе представлял Ноэль. В итоге получается, что ты никогда не можешь жить так, как тебе хочется. Ты придумываешь себе «легенду», надеваешь на себя маску и так живешь. Сара сказала ему, что он может вернуться, когда со всем разберется. И прошлой ночью, лежа в теплой постели в пансионе миссис Джонс и глядя на цветы на занавесках, он думал о возвращении. Но он не может вернуться к ней в таком состоянии — истощенный, растерянный. Он уже забыл свое новое правило: никогда не строить планов в четыре утра. Может, ему стоит сделать это правило единственным, это все упростит. Не строить никаких планов. Ничего не делать. Вот дерьмо. А Канада? Что с Канадой? Пайк задрожал и его зубы клацнули друг о друга. Задница почти занемела. Он поднялся и стал отбивать ногами чечетку. Чес с Ноэлем продолжали пререкаться, словно два маленьких мальчика. Он вспомнил о Кирсти и подумал: какая жизнь ее ждет. Ну, по крайней мере, она была умнее своего отца. Дети. Они могут знать так много и так мало одновременно. Когда-то в юности его единственным желанием было стать крутым. Таким он и стал. Уважаемым и вызывающим страх мужчиной. Который усвоил, что побеждает в драке не тот, у которого лучше удар, у кого черный пояс или больше опыта. Нет, побеждает тот, кто готов пойти дальше. Тот, кто не боится прослыть самой подлой, самой мерзкой и бездушной скотиной. Вот как выиграл Паттерсон. Паттерсону было наплевать на ливерпульцев, и, пока Пайк распускал нюни в кровати, Паттерсон попутно стащил его деньги, его женщину и его жизнь. Ноэль прав, это Пайк должен был жить там, в «Бельведере». Может, если бы он не выбрал такую жизнь, если бы пошел дорогой, что сулили ему родители: экзамены для поступления, колледж, респектабельная работа, жена, детишки… Может быть, тогда бы он стал тем, кем хотел стать и Паттерсон. Законопослушным столпом общества. Так все и пошло. Крутой парень захотел стать респектабельным джентльменом, а милый мальчик хотел стать крутым парнем. И в конце никто не оказался счастлив. Он вновь вспомнил последние десять лет. Десять лет безысходного нескончаемого горя. Что ж, Пайк, пришло время просыпаться. Пришло время перестать жалеть себя и вернуться к настоящей жизни. И тут в его голове мелькнула неожиданная мысль. Где Паттерсон? Если его джип стоит снаружи, а Чес здесь, где тогда старина Джок? И почему Чес приехал сюда раньше, если собирался появиться только этой ночью? — Ты убил его, верно? — спросил он, и оба резко обернулись к нему, словно уже успели забыть о его присутствии. — Паттерсона. Чес смотрел себе в ноги. — Так получилось, — ответил он. — Чес, ты не мог! — воскликнул Ноэль. — Он приехал к Герману, — начал Чес, — после того, как вы все ему рассказали. Большое вам спасибо. — Он потер шею и продолжал смотреть в пол. — Это сделала Марти. Мы дрались, спорили, и она столкнула его с лестницы. — Так, значит, она с тобой? — спросил Ноэль. — Когда я в первый раз приехал к Паттерсону, чтобы выпросить у него денег, дома его не оказалось. А Марти была уже пьяна в три часа дня, уже пьяна. Она начала заигрывать со мной. Мне она всегда нравилась, и… — Что она вообще могла в тебе найти? — спросил Пайк. — Ей было скучно. Ей надоел Паттерсон, надоело быть женой «джентльмена». Марти скучала по былым денькам, понимаешь? По тем безумным временам. Черт, ты знаешь, что она из себя представляет, Пайк. А я остался все тем же Чесом. Я искатель приключений, вот что она во мне нашла. Пайк сухо усмехнулся. — Плюс ко всему у Паттерсона была женщина, — продолжал Чес. — Он изменял ей с какой-то пафосной бизнесменшей, а Марти все узнала. — Черт знает что, — заметил Пайк. — В любом случае, его конец был не за горами. Он разорялся. Эта шикарная квартира в «Бельведере», в порту Челси, была ему не по карману. Вся его собственность заложена, все его богатство было блефом. Он стал нищим, но продолжал петь песни о миллионах. Он обманывал банки, занимал деньги в одном, чтобы погасить задолженность в другом. В любой день все могло пойти прахом. Он всегда много врал и слишком рисковал. Марти все это знала. Знала, что он банкрот. Она хотела от него уйти. — Так ты убил его? — спросил Пайк. — Это был несчастный случай. — Что ты сделал с телом? — спросил Ноэль. — Где оно? — На компостной куче. Здесь у ребят есть такая огромная штука, типа дробилки, в одном из сараев. В нее можно запихнуть все, что угодно, она прожевывает и выплевывает. — Мать твою, — сказал Ноэль. — Какая мерзость. — Да. Это сделал Док. Никто из нас смотреть не мог. Получилось два полных мешка. Вывалили их на компост. — Мерзость, — снова повторил Ноэль. — Это было единственное место, где я мог сбросить тело. Нам пришлось приехать сюда с Марти, у нас не было другого выхода. — А где Марти сейчас? — спросил Пайк. — Спит в фургоне. Она не любит рано вставать. — Никогда не любила, — заметил Пайк. — Представь, — сказал Чес, — Паттерсон вставал рано, поднимался где-то в шесть утра… В кухне раздались новые крики, потом послышался женский голос, низкий и настойчивый. — Ты создал столько проблем, Чес, — сказал Ноэль. — Послушай, мне действительно нужны эти деньги. Я не знаю, что сказать. Есть человек, которому я должен… — Терри Наджент, — перебил его Пайк. — Мы знаем. — Вы знаете Терри Наджента? — Он пытался меня живьем сварить, — сказал Ноэль. — Мы метались как зайцы, пытаясь от него сбежать. — Тогда вы понимаете мое положение. — Хочешь услышать о моем положении, Чес? — спросил Пайк. — Десять лет я вкалывал как проклятый. Я не развлекался, я практически не жил, и мне удалось наскрести двадцать пять тысяч фунтов. Теперь я знаю, что это немного, не достаточно для того, чтобы компенсировать десять лет жизни, но это все, что я смог. А потом у меня появился шанс одолжить эти деньги полному идиоту, который собирается наварить на них тысячу процентов прибыли. Но я знаю, что этот самый идиот будет обокраден или убит. Что я должен делать? Взять деньги или отдать их тебе? — Ты — полный кретин, Пайк, — ответил Чес. — Не вини меня в том, что я, блин, испортил тебе жизнь. Я предлагаю тебе хорошее дело. Идиот, я же удвою твои деньги. Я утрою их. Просто дай мне шанс, который так неожиданно выпал. Я смогу сесть за руль шикарного авто, въехать в город, и люди скажут: — Посмотрите, это Чес… Это едет Чес. Что за парень! Раздался щелчок и скрип открываемой двери. Там стояла Марти, причем сильно не в духе. — Добро пожаловать в наш клуб, — сказал Пайк. — Добро пожаловать на вечеринку. — Привет, Дэннис, — спокойно сказала она и отошла в сторону. За ней стоял Терри Наджент и держал ружье. — Мать твою, — сказал Ноэль. Глава тридцать четвертая — Выходите, — сказал Терри Наджент, и они все вместе вышли из кладовки. Чес взял Марти за руку: — У тебя все в порядке, любимая? Она стряхнула руку. — Ну, Большой Игрок, это ты называешь «хорошо проводить время»? Почему все, к чему я прикасаюсь, превращается в дерьмо? — Хороший вопрос, — сказал Пайк и оглядел помещение. Красавчик лежал там же, куда упал. Док и Нодди сидели спина к спине, привязанные к ножке стола оградной проволокой. Их рты были заклеены скотчем. На лице Дока с одной стороны красовался глубокий порез, и его голова безвольно свисала на грудь. Нодди выглядел так, словно с него хватит, и он сдается. Терри кивнул Марти: — Теперь привяжи этих двоих. — Кого именно? — Бишопов. Пайка оставь. — Терри, — сказал Чес. — У меня твои деньги. Дай мне день или два, и я смогу их удвоить. — Я разберусь с тобой через минуту, Чес. Сначала мне нужно уладить кое-что с ним. — Он указал на Пайка ружьем. — Делай с ним, что хочешь, — добавил Чес. — Но доверяй мне. Я могу сделать тебя богатым человеком. — Я не хочу быть богатым, — ответил Терри. — Я только хочу забрать свое. — Мы оба этого хотим, — заметил Пайк. — Быстрее, привяжи их! — прикрикнул Терри на Марти. — Хорошо, хорошо. Чес и Ноэль послушно сели у второй ножки стола, и Марти начала привязывать их проволокой с большой катушки. Терри следил то за ней, то за Пайком. — По-прежнему испытываешь слабость к возбуждающим ситуациям, Марти? — спросил Пайк, оглядываясь вокруг в поисках какого-нибудь оружия. — Если бы ты так не опозорился десять лет назад, Пайк, — ответила она, кряхтя от напряжения. — Ничего бы этого не случилось. — Но ты приложила все усилия, чтобы случилось кое-что другое, верно? Для тебя же главная радость что-нибудь испоганить? — Двигайся живее, — сказал Терри. — Ладно, — раздраженно ответила Марти. — Я же тебе все-таки не рабыня, а? — Терри, — сказал Пайк. — Почему ты не оставишь все как есть? Успокойся. Наслаждайся жизнью. Ты мечешься как бык, которому в задницу вставили горячую кочергу. Разве это лучший способ вести дела? — Я веду дела по-своему. Как надо. — Сделано. — Марти выпрямилась. — Доволен? Терри убедился, что Чес и Ноэль не смогут сдвинуться с места. — Хорошо, — ответил он, и Марти аккуратно отрезала проволоку кусачками. Потом она обернулась к Пайку. — Знаешь, что, — сказала она, — вся моя жизнь была отвратительной. Я не могу вспомнить ни одного приятного момента. Ни с тобой, ни с кем-нибудь другим. Даже в хорошие времена было плохо. — Ты, женщина, — сказал Терри, показывая на кладовку. — Иди туда. — Иди туда сам, — ответила Марти. — Я сделала, что ты мне сказал. Теперь они твои. — Нет. Я хочу, чтобы ты пошла туда. — Мечтай. Я собираюсь ехать домой. Ты можешь остаться здесь и изображать из себя мачо с другими маленькими мальчиками. Это не имеет ко мне никакого отношения. — Она сделала шаг к двери. — Не надо, — сказал Терри. — На него ори. — Она открыла дверь. — Марти, — вмешался Пайк, — не надо. — Я могу делать все, что хочу, Пайк, — закричала Марти. — Я всегда была связана с каким-нибудь козлом в штанах, и куда меня это привело? С этой минуты я сама по себе. Я делаю, что хочу. — Она ударила себя по груди кулаком. — Что я хочу — я, Марти Стоддарт. Посмотри вокруг. Марти обвела комнату рукой. — Куда ты скатился? — Она покачала головой, отвернулась с отвращением на лице и вышла во Двор. Терри выстрелил ей в спину. Марти упала в грязь и попыталась рукой дотянуться до спины, словно желая избавиться от зуда. Ее белый свитер окрасила кровь. После нескольких судорожных движений ее рука безвольно упала. — Зачем ты это сделал? — спросил Пайк. — Господи, зачем. — Я не люблю женщин, — ответил Терри. — Они непонятливые. Он поднял ружье. Два ствола — два патрона. — Теперь твоя очередь, — сказал он Пайку и, замахнувшись ружьем, сильно ударил его по голове, прежде чем тот успел защититься. — Это за мои колени, — сказал Терри. От удара Пайк свалился на пол. Он стал подниматься, голова нещадно трещала. Тут Терри ударил его снова. — Это за голову. Пайк отшатнулся к кухонной стене, «Хорошо, — подумал он, — продолжай в том же духе. Просто бей меня, сморчок вонючий». Удар. Капля крови слетела с головы Пайка и упала на пол. — Это за память, которая у меня пропала. — Давай, давай, ударь еще, чтобы я перешел грань, разбуди во мне зверя. Удар. — Это за Бэзила. Пайк отлетел на стену, срывая по пути утварь с крючков. Хорошо. Вот оно, пришло. Полный улет. Полное «дидли». Удар. — Это за то, что мне пришлось вести машину. Пайк свалился на пол и растянулся среди упавших вещей. Терри стоял над ним. Он нацелил ружье в лицо Пайку: — А это за меня. Пайк смотрел на него, на его коренастое, приземистое тело, его голову, напоминающую булыжник и переходящую в тело без шеи, на его мертвый глаз — от него так и струилось безумие. Пайк таким не был. Он не был чокнутым всю свою жизнь. — Ты ведь крутой мужик, Терри, верно? — спросил Пайк. — Круче, чем ты, Пайк. — Почему ж ты не хочешь это доказать? Выстрелив в меня, ты ничего не докажешь. Даже девчонка могла бы выстрелить в меня. Почему бы не сразиться по-честному? — Как ты в последний раз со мной? — В том-то и дело. Это было нечестно. У меня было оружие. Сейчас тоже нечестно. Никакого оружия. Только мы вдвоем, а? Ты и я, голыми руками. Проверим, кто из нас на самом деле круче? Терри какое-то время размышлял. — Ну? — Что ж, давай, — ответил Терри и отбросил ружье в сторону. — Давай, вставай. Пайк вытянул руку в сторону и посмотрел на Терри. — Ты крутой мужик, Терри Наджент, — сказал он. — Но ты глуп. Пайк схватил упавший самострел и выстрелил болтом прямо Терри в искусственный глаз. Терри стоял неподвижно, его руки и ноги были разведены в стороны, словно у мертвой лягушки. Он сделал два шага назад на цыпочках, потом упал на пол, а торчал болт прямехонько из глаза. — Это за Марти, — сказал Пайк. — Хороший выстрел, — заметил Ноэль. — Удачный выстрел, — ответил Пайк. — Отвяжи нас. Пайк взял кусачки и освободил братьев. — Спасибо, Пайк, — сказал Ноэль, глядя на Терри. — Жуткий был типчик. — Ребята, я так рад, что все закончилось. — Чес тяжело плюхнулся за стол. — Что за денек. Пайк посмотрел на Марти, лежащую во дворе. Начался дождь, и пятно на ее спине из красного стало розовым. Он вышел и нежно поднял ее на руки. Она была тяжелой. Пайк поцеловал ее в лоб и внес в дом, чтобы не мокла под дождем. Он положил ее на стол прямо перед Чесом. Марти выглядела так, словно спала. — Теперь она никогда не встанет рано утром, — сказал Пайк. — Что за дерьмовый день, — повторил Чес. — Теперь я уезжаю, — сказал Пайк. — Разгребай этот мусор вместе со своими хиппи. Пайк посмотрел на Доктора, привязанного спиной к Нодди. — Похоже, вам, ребята, снова пригодится компостная дробилка. — Он повернулся к Чесу. — Теперь, Чес, скажи, где мои деньги? — Нет, Пайк, только не это. — Послушай, Чес, все кончено. Ты какое-то время помечтал. Ты был занят, заполнил пустые минуты в своей жизни, увидел лучик света в темноте, а четыре человека умерли. Тебе этого мало? Ты еще не насытился? Сколько еще бед ты думаешь натворить, пока не устанешь? — Я хочу, чтобы все пошло правильно… — Где деньги? — Пайк стал наступать на Чеса. — Ладно, ладно… Они в джипе, сзади. Там есть маленькое отверстие под полом в багажнике. — Спасибо, Чес. — Ты ублюдок, Пайк. И всегда был таким. Ты мне никогда не нравился. — Меня это не волнует, давай ключи. Чес пошарил в кармане и вытащил ключи. — Я поеду, — сказал Ноэль. Он забрал у Чеса ключи и вышел под дождь. — Мне жаль, — сказал Пайк. — Но придурок — это диагноз навсегда. Пока, Чес. Я еду домой. Пайк вынул ключи от «мерседеса» из кармана и вышел из дома. Он поднял воротник, чтобы защититься от дождя с ветром, но ему все равно было мокро и холодно. Пайк пошел к машине, шлепая по лужам во дворе. Он не сделал и десяти шагов, как услышал за спиной окрик. — Пайк! Он обернулся и увидел Чеса с ружьем. Его сердце замерло. — Я не могу тебя отпустить, Пайк. Я не могу позволить тебе уйти. — Чес плакал как ребенок, у которого украли велосипед. — Это мой единственный шанс. Мой путь к богатству. Я не позволю тебе все похерить. — Черт побери, Чес. Неужели ты не можешь просто смириться? — закричал он в ответ. — Так сложилось. — Нет. Я не собираюсь всегда остаться Чесом Бишопом. Я хочу стать королем дня. — Так не получится, Чес. — Да пошел ты! — Чес поднял ружье. Они услышали, как завелась машина, и оглянулись: Ноэль ехал на них через поле на «чероки». Как только машина стала набирать скорость, ее начало трясти и подбрасывать на ухабах. Грязь, вода и земля шлейфом тянулись за ней. Поначалу, так как Чес и Пайк стояли близко друг к другу, было трудно сказать, на кого едет Ноэль. Потом машина вильнула влево и понеслась на Пайка. Пайк остался стоять на месте. Джип попал в глубокую колею и, повернувшись кругом, поехал на Чеса. — Ноэль! — закричал Чес, и машина снова повернула на Пайка. Сорок, пятьдесят, скорость все росла. Пайк не мог отвести глаз от несущейся на него черной глыбы. А, пофигу. Может, так расположились звезды. В последний момент джип пошел юзом, попав в огромную лужу, и шибанул бортом Чеса, расплющив его о стену дома. Раздался звук выстрела. Ноэль выпрыгнул из машины, поскользнулся, вскочил на ноги и вскарабкался на капот, по дороге зацепившись курткой и порвав карман. — Чес! Чес был придавлен к стене джипом, дождь лил на его светло-серые волосы. Он слегка приподнял голову и посмотрел на Ноэля. Нижняя часть его лица была ободрана и кровоточила. — Ноэль… — сказал он, его глаза были красными от слез. — Ноэль, это я, Чес. — Я знаю, Чес. Извини. Извини. Просто… — Я знаю. Я портил тебе жизнь, так, Ноэль? С самого начала. — Нет, нет… — Я выстрелил в себя, Ноэль. — Брось, все будет в порядке. — Ноэль слез с капота и сел на водительское место. Он завел машину и отъехал от стены. Чес упал на землю и так и остался лежать в грязи. Когда Ноэль вернулся к нему, он был уже мертв. Ноэль заплакал. Пайк подошел к нему и положил руку на плечо. — Спасибо, Ноэль. — Пошел ты, Пайк, — ответил Ноэль, с горечью. — Я ехал на тебя. Глава тридцать пятая — Я — мирный человек, Пайк, — сказал Док, покачивая в руках кружку с чаем. — Духовный. Это было священное место. А потом приехал ты и все отравил. — А как насчет отравы, что ты делаешь в подвале? — Это не отрава. Нет ни одного зафиксированного случая, чтобы ЛСД причинил прямой вред. Алкоголь — вот отрава, и табак, сахар, жир, машинные выхлопы, заводы… — Я не намерен выслушивать лекцию хиппи, — сказал Пайк. — Даже образованного. — Я собирался «включить» Лондон, — продолжал Док. — Как знаменитости, которые включают рождественские огни на Реджент-стрит. Я хотел осчастливить нашу страну. — По-прежнему можешь. Я не притронулся к твоей наркоте. — Ты испортил все дело. Ты обломил тусовку. — И что? Ты теперь не собираешься ничего продавать? Теперь, когда я обломил твою чертову карму? Док ничего не ответил, только стал пить чай. За этим большим столом они сидели вчетвером: Пайк, Док, Красавчик и Нодди. Нодди до сих пор выглядел пришибленным, а Красавчик будто встал из могилы. Никто из них не изъявил желания вступить в разговор. — Ты делаешь то, что люди хотят получить, — говорил Пайк. — Ты на этом делаешь деньги. А если в деле замешаны деньги, то тебе придется мириться со всем дерьмом, которое они притягивают. — Меня деньги не интересуют, — Док ответил с высокомерием, каким отличается любой истинно преданный делу ученый. — Чушь, — сказал Пайк. — Я продаю не ради прибыли, а только чтобы было достаточно денег для следующей операции. Эти двое… — Он кивнул на Красавчика и Солдата. — Они со своей долей могут делать все, что угодно. Меня это не касается. — Упаси нас Бог от хиппи с благими намерениями, — сказал Пайк. — Может, свалишь наконец? — спросил Красавчик, хронически шепелявя. — Что случилось с твоим голосом? — усмехнулся Пайк. — Я откусил кончик языка. Пайк засмеялся. Док некоторое время смотрел на него, потом тоже захохотал. Красавчик встал из-за стола. — Никогда не стой ко мне спиной, козел, — сказал он. — Я не промахнусь. — Хорошо, — ответил Пайк, тоже вставая. — Пожалуйста. Он повернулся к Красавчику спиной и наклонился вперед: — Поцелуй меня в задницу. Ну же, поцелуй меня в задницу, козел. Пайк услышал, как хлопнула дверь, и, когда повернулся, Красавчика уже не было. — А как насчет тебя, Солдатик? — спросил Пайк Нодди. Нодди поднял глаза от своей кружки и опять уставился вниз. — Господи, что за молодежь пошла, — воскликнул Пайк. — Никакой гордости. Дверь с шумом распахнулась, и вошел Ноэль. — Все дела сделаны, — сказал он. — Я готов. Он был насквозь мокрым и покрыт грязью. Пайк встал из-за стола. — Тогда давай за дело. — Нам следует пропустить его через дробилку, как остальных, — сказал Док. — Нет, — ответил Ноэль. — Может, он был придурком, но все-таки моим братом. — Вам придется подчистить за нами, — добавил Пайк. — Я уверен, вам не захочется, чтобы кто-то стал шнырять вокруг и задавать ненужные вопросы. — Не беспокойся, — ответил Док. — У нас ушло много времени и денег, чтобы все это организовать. Много всего пришлось сделать. Просто придется напрячься еще. Но все уладится. Никто не узнает, что здесь произошло. — Бывайте, — сказал Пайк, и Док отсалютовал ему рукой. Пайк вышел в поле вместе с Ноэлем. Там стоял «чероки», окруженный картонными коробками и стопками газет. Ноэль подхватил канистру с бензином и вылил ее содержимое на заднее сиденье. Потом отошел в сторону, чиркнул спичкой и бросил ее в открытую дверь. Ничего не произошло. Он бросил вторую. С третьей попытки бензин загорелся, потом раздался взрыв, и машина заполыхала. Ноэль с потным и красным лицом отбежал туда, где стоял Пайк. Пайк предложил ему сигарету, Ноэль взял ее, и они стали смотреть на пламя. Одно за другим стали лопаться стекла. Последним лопнуло лобовое. Пайк мельком увидел Чеса, сидящего за рулем, словно он, черт побери, вел машину. В конце концов он получил, что хотел: оказался за рулем крутой тачки и здорово «зажег». Потом пламя и дым поглотили Чеса, и он исчез навсегда. Оба не знали никаких молитв и просто молча стояли, глядели на пылающую машину и курили, а ветер лохматил их волосы, и с носа срывались капли дождя. Через несколько минут огонь, должно быть, добрался до топливного бака, раздался громкий взрыв, и части джипа разбросало по полю. — Вот и все, — сказал Ноэль и пошел обратно к «мерседесу». — Подожди минутку, — попросил Пайк и достал какие-то бумажки из кармана. — Что там у тебя? — спросил Ноэль. — Бумаги Уильямса и Грина. Я жил с ними слишком долго. Он бросил небольшую стопку в огонь, наблюдая, как они тут же съежились и превратились в пепел. — Теперь нас осталось только двое, — сказал Ноэль. — Да. — Черт. Классно мы решили встретить Рождество! — Пошли. Едем домой. Они прихватили с собой в город Нодди и высадили его у пансиона, чтобы он мог забрать «лэндровер». Миссис Джонс была внутри с мастером, который вставлял в дверь новое стекло. Они заплатили за номера, и Пайк отдал миссис Джонс деньги за причиненный ущерб. Она поначалу не хотела их брать — ведь они поймали грабителей. Они ее защитили. Но Пайк продолжал настаивать, и она приняла деньги. Она вышла к машине, чтобы попрощаться. — До свидания, мистер Гласс. Ведите машину осторожно. Если будете в наших местах, заезжайте. До свидания, до свидания, мистер Пекинпах. С Рождеством вас. — И с наступающим Новым годом, — прокричал Ноэль через окно. В машине они почти не говорили. Музыку тоже не ставили. Дорога показалась долгой и скучной. Все время шел дождь. При дневном свете стальные конструкции в порту Тальбот выглядели неприглядно, как самые обычные промышленные постройки. Пайк испытал сильное чувство разрядки. Он вернул свои деньги, все было так же, как до появления братьев Бишоп. А с другой стороны, все-таки не совсем, верно? По мере того как они приближались к Англии, машин становилось все больше. А когда они достигли моста через Северн, то уже еле продвигались. Они ползли через реку, окутанные низкими облаками, которые скрывали верхушки башен. — Черт побери их всех, — сказал Ноэль. — Рождество, я так думаю. — Да. Что ты теперь будешь делать? — Не знаю. Довези меня до дома твоего отца. Я сяду в свою машину и поеду в Суиндон, положу деньги туда, где им следует быть. — А потом? — А потом я поеду домой. — А потом? — Кто знает? — Когда ты рванешь в Канаду? — Может, никогда. Какого черта мне делать в Канаде? — Я думал… — Я был не прав, Ноэль. В мире есть кое-что похуже меня. Мое место здесь. Ну а ты? Что ты будешь делать с машиной Чеса? — Оставлю в гараже отца. Он никогда не вспомнит, как она там оказалась. Господи, Пайк, как я смогу смотреть ему в глаза? Пайк не мог ничего придумать в ответ, поэтому промолчал. И больше никто не заговорил, а через четверть часа они доехали до Суиндона. Ноэль припарковался, и они какое-то время молча сидели в машине. Пайк закурил сигарету. Боже, эти четыре дня тянулись бесконечно. — Пайк! — наконец произнес Ноэль. — Что? — Ты так и не спросил, каким образом Терри Наджент нас разыскал. — Я думал, это ты, наверное, ему сказал. — Да. Извини. — Чепуха, — сказал Пайк. — Я бы поступил точно так же. — Мне следовало тебе рассказать. — Брось, Ноэль. Это неважно. Он уже мертв. Он на компостной куче. — Зря ты не подрался с ним, — сказал Ноэль. — Ты должен был выйти против него. Я бы хотел на это посмотреть. — Ты шутишь? Он — настоящий зверь, — сказал Пайк. — Он бы разорвал меня на части. Пайк вышел из машины. Он увидел свой желтенький «эскорт» на том самом месте, где он его оставил. Ноэль тоже вылез. Он посмотрел на дом отца, вздохнул и покачал головой. — Бедный старый папа. Чес всегда был его любимцем. Пожалуй, я встречу Рождество с ним. Что я еще могу. Может, приберусь тут. — Ноэль. — Что? — Что все-таки произошло — на поле, с Чесом? Что там произошло? Ноэль сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Пока я ехал по полю, — стал рассказывать он, — я не знал, что буду делать. Что я должен: остановить Чеса или помочь ему? На кого ехать: на тебя или на Чеса? До последней секунды я не знал. В конце я подумал: Чес все-таки мой брат. И неважно, какой. Кровь не водица. В случае с Чесом, довольно гнилая кровь. Но я должен был помочь ему. Тогда я поехал на тебя… а потом меня занесло. Машину крутануло. Я потерял над ней контроль и уже не знал, куда еду. Я закрыл глаза. Черт побери, подумал я, пусть Господь решит. Я слишком глуп, чтобы принимать такое решение… И, когда я открыл глаза, то увидел Чеса. — Не знал, что ты веришь в Бога, Ноэль. — А я не верю. Ты думаешь, Бог позволил бы мне задавить собственного брата? — Спасибо за все. — Все нормально, Пайки, — сказал Ноэль. — Я не виню тебя… Я только… — Да, — перебил его Пайк. — Пока, Ноэль. — Может, мы будем иногда встречаться, выпивать на Рождество или просто так, а? — спросил Ноэль, выдавливая улыбку. — Может быть. — Пайк взглянул на дом Сары. Сейчас он не мог с ней увидеться. Может быть, однажды он появится на ее крыльце с широкой радостной улыбкой и скажет: — Можно войти? На улице очень холодно. В конце концов, у него будет какая-то цель. Тут он понял, что Ноэль что-то говорит. — Что? — Побудь немного с нами, — попросил Ноэль. — Не хочу. — Пайк пошел к своей машине. — Побудь немного с нами, — повторил Ноэль, догоняя Пайка. — Пойдем, вместе заберем Кирсти. Она будет рада снова тебя увидеть. Попьем чаю. Закажем еду на дом… — Пока. — Пайк не собирался оборачиваться. — Ну же, Пайки. Хотя бы поздравь нас с Рождеством. — Ноэль догнал Пайка и пошел с ним рядом. — Ведь на самом деле ты словил кайф, да? — Мне нужно положить деньги на счет, Ноэль. Я не хочу опоздать. Банки откроются только после Рождества. — Но ты позвонишь, да? Мы ведь друзья? Пайк остановился около своей машины и посмотрел на Ноэля, похожего сейчас на ребенка. Его куртка была порвана, а на круглом яйцеобразном лице застыла несмелая улыбка. — Пока, Ноэль. — Пайк открыл машину. — Брось, Пайки! Ты пересмотрел кучу фильмов. Ты знаешь сюжет. Два чувака, которых свела судьба, сначала ненавидят друг друга, все время спорят, потом проходят вместе через разные трудности, узнают что-то для себя, вырастают как люди и в конце становятся друзьями на всю жизнь. Лучшими друзьями. Ты же видел… — Верно, Ноэль. Нас свели обстоятельства, да. И, что тоже верно, мы ненавидели друг друга. Я признаю, что считал тебя отморозком, но мы вместе прошли через разные трудности, правильно? Были приятные минуты. — Да. Более того. Ты ушел в полный отрыв. Я сделал крутой поворот на ручнике. Терри Наджент получил то, что заслужил… — И я думаю, мы оба узнали для себя что-то новое, — продолжил Пайк. — Я переменил свои планы. Я изменил свою жизнь благодаря тебе и твоему погибшему брату. — Все верно. — Но мы не в кино, Ноэль. Это большая разница. — Пайк сел в машину. — В чем? — Разница в том… — Пайк улыбнулся Ноэлю. — Я по-прежнему считаю тебя отморозком. Он захлопнул дверь и завел машину. — Что? — С Рождеством, Ноэль. — Пайк поехал прочь. Ноэль стал кричать ему вслед: — Пайки! Пайки! Дэннис! Но Пайк не остановился. notes Примечания 1 «Южное гостеприимство» («Southern Comfort») — боевик, США, 1981 год. 2 «Маммос Видео» (Mammoth Video) — видеопрокатная сеть в Великобритании. 3 «Наф-Наф» — марка модной молодежной одежды. 4 Никам (Nikam) — цифровая система передачи стереозвука. 5 Тоттнем — исторический район Лондона, преим. рабочий. 6 «Несмотря ни на что» («Against All Odds») — приключенческий боевик, США, 1984. 7 Роберт Митчум, Джефф Бриджес — известные американские киноактеры. 8 Рейчел Уорд (Rachel Ward) — английская киноактриса («Широкое Саргассово море», «На последнем берегу»). 9 «Скай» (сокр. От Sky Digital) — спутниковое телевидение с широким выбором англоязычных программ. 10 Уайтчепел (Whitechapel) — бедный район Лондона. 11 Джок (Jock) — так называли в Англии шотландских солдат (ср. англ. Джек). 12 «Короли замка» («Kings of the Castle») — песня группы «Happy Campers». 13 Спид (speed) — наркотик из группы стимуляторов. 14 «Вондсворт» (Wandsworth) — тюрьма в Лондоне. 15 «Бульдог Драммонд» («Bulldog Drummond») — мелодрама, США, 1929 г. 16 Смолбоун (Smallbone) — англ. small — «маленький», bone — «кость», «скелет». 17 «Хайпойнт» (Highpoint) — тюрьма в Саффолке. 18 «Хороший, плохой, злой» («Good, the Bad and the Ugly») — классический американский вестерн 1967 г. 19 «Рожденная свободной» («Born Free») — фильм 1966 г., получивший Оскара за музыку. 20 Филипп Гласс (Philip Glass) — культовый английский композитор 80–90-х гг. 21 «Вор, его жена и ее любовник» («The Cook, The Thief, His Wife»), «Звездные войны» («Star Wars»), «Париж — Техас» («Paris — Texas»), «Апокалипсис сегодня» («Apocalypse Now»), «Таксист» («Taxi Driver») — знаменитые художественные фильмы 80-х, 90-х гг. 22 Вэл Дуникан — английский популярный певец 50-х гг. 23 Челси — район Лондона. 24 Майкл Кейн (Michael Caine) — знаменитый английский киноактер («Перо Маркиза де Сада», «20 000 лье под водой».) 25 Синпи Накийама (Shinpei Nakyama), Билл Гейтс (Bill Gates), Стив Возняк (Steve Wozniak) — основатели крупнейших компьютерный корпораций — соответственно «Сега» (Sega), «Майкрософт» (Microsoft) и «Эппл Компьютерс» (Apple Computers). 26 «Соник Хеджхог» (Sonic the Hedgehog) — компьютерная игра. 27 Братья Эверли (Everly Brothers), братья Райчес (Righteous Brothers), «Сэм энд Дэйв» («Sam and Dave») — американские поп-дуэты конца 50-х гг. 28 Суиндон — городок, недалеко от Лондона. 29 Ромфорд, Саутенд, Уотфорд — небольшие города недалеко от Лондона. 30 «Гейм Бой» («Game Boy») — маленькое портативное игровое устройство. 31 «Семейка Адамс» («Adams' Family») — американский фильм-пародия на фильмы ужасов. 32 Ширли Темпл (Shirley Temple) — американская девочка-киноактриса. 33 Газза (Gazza) — прозвище Пола Джона Гаскойна, знаменитого английского футболиста. 34 Бат (Bath) — знаменитый курорт в графстве Эйвон. 35 «Оливер Твист» («Oliver Twist»), «Дракула» («Dracula»), «Вверху, внизу» («Upstairs, Downstairs») — кинофильмы и телесериал — экранизации романов, действие которых происходит в XVIII–XIX вв. 36 «Стар трэк» («Star Track») — американский сериал о путешествиях во времени. 37 Папай (Popeye) — лупоглазый мультипликационный герой. 38 «Дикая банда» («The Wild Bunch») — американский вестерн 1969 г. 39 «Звуки музыки» («Sound of Music») — музыкальная лирическая комедия, США, 1965. 40 Comprende? (исп.) — Понимаешь? 41 «2001 год: космическая Одиссея» («2001: the Space Odyssey») — знаменитый фантастический фильм С. Кубрика, США. 1968. 42 Вэнди — героиня из сказки «Питер Пэн». 43 «Смертельное оружие» («Lethal Weapon») — американским боевик, 1987 г. 44 Чонсер — искаж. Чосер (Chaucer) — великий английский поэт XIV в. 45 Эл Грин — знаменитый американский вокалист, поющий в стиле соул. 46 Северн (Severn Bridge) — подвесной мост через реку Северн, соединяет Англию с Уэльсом. 47 Ферджи (Fergie) — солистка хип-хоп группы «Black Eyed Peas». 48 Шинейд О'Коннор — ирландская певица. 49 «Оптрекс» («Optrex») — фирменное название капель для глаз. 50 «Спешиал Брю» («Special Brew») — сорт пива. 51 «Ганэ'н'Роузес» («Guns'n'Roses») — популярная американская рок-группа 90-х гг. 52 «Безумный Макс» («Mad Мах») — американский боевик о жизни байкеров, 1979 г. 53 «Нирвана» («Nirvana») — американская культовая рок-группа середины 90-х гг. 54 Лес Эппинг (Epping Forest) — большой лесопарк на северо-востоке Лондона.